Стены были облицованы деревянной панелью, разделенной на рельефные прямоугольники. В зал заседаний вели три двери. Двухмаршевую, ведущую на второй этаж лестницу с резными перилами покрывала широкая голубая дорожка.
За окнами расстилалась водная гладь.
– Как называется эта река? – громко спросил Трумэн.
Ответ прозвучал не сразу.
– Юнгфернзее, сэр. Это озеро.
– Юнгфер… Что сие значит?
– Озеро невинных дев. Приблизительно так, сэр.
– Очень подходящее название, – с саркастической усмешкой произнес Трумэн. Обращаясь к Бирнсу, он вполголоса добавил: – Сталин умеет выбирать места.
Потом взгляд Трумэна снова задержался на столе и креслах. Его охватило непреодолимое желание сесть в одно из них. Но все кресла были одинаковы, и он не знал, какое именно предназначалось ему.
– Откуда и как будут входить делегации? – спросил Трумэн. – Все вместе?
– Нет, сэр, – ответил кто-то из американцев, толпившихся за спиной президента. – Каждая делегация будет иметь свой вход в замок и свою рабочую комнату. Американская – вот эту…
Трумэн направился к одной из трех плотно прикрытых дверей, но кто-то резко сказал несколько слов по-русски.
Трумэн в недоумении остановился.
Леги на мгновение склонился к переводчику.
– Вы ошиблись, сэр, – почтительно произнес адмирал. – Это дверь в комнату Сталина.
Трумэн сделал поспешный шаг в сторону.
Впоследствии он никогда не признавался в этом даже себе, но сейчас внезапно почувствовал безотчетный испуг.
Трумэн был уверен, что Сталина еще нет в Бабельсберге, но мысль, что он мог бы оказаться наедине с этим человеком, испугала его.
– Сюда, мистер президент, – сказал американский офицер, открывая дверь в противоположной стене. – Сюда, пожалуйста.
Преувеличенно бодрым шагом Трумэн вошел в открытую перед ним дверь.
Эта комната тоже была облицована деревянной панелью. У одной из стен стоял книжный шкаф. С потолка свисала люстра серебряного цвета. Весь пол был покрыт голубым ковром. На нем лежал другой, меньшего размера, с персидским рисунком. На этом ковре стояли небольшой круглый стол и четыре стула, обитые темно-розовой материей. В другой стене была дверь, которая, очевидно, вела к одному из подъездов дворца.
Постояв на пороге комнаты, Трумэн подошел к книжному шкафу. Судя по переплетам, книги были старинные, к тому же немецкие или французские, а этих языков Трумэн не знал.
«Заметил ли кто-нибудь, как я только что оробел?» – с запоздалым стыдом спросил себя Трумэн. Приподняв полы пиджака, засунув руки в карманы и распрямив плечи, он сделал несколько шагов взад-вперед по комнате и вернулся в зал. Теперь ему захотелось посмотреть апартаменты Сталина и убедиться, что они не лучше американских.
Комната Черчилля Трумэна не интересовала, она не могла быть лучше той, которую предоставили ему, а могла быть и хуже. Но взглянуть на апартаменты Сталина все-таки стоило бы! Обратиться с подобной просьбой к сопровождавшим его советским военным Трумэн все же не решился.
– Что ж, я думаю, пора возвращаться! – громко сказал он, обращаясь к Бирнсу и Леги. Посмотрев на часы, добавил: – Уже десятый час и…
Трумэн хотел сказать: «… и, может быть, уже есть новости оттуда!» – но оборвал себя на полуслове.
Он медленно пошел к машине. За спинами солдат оцепления теперь толпились люди с кино– и фотоаппаратами.
– Откуда появились корреспонденты? – с напускным недовольством, но все-таки замедляя шаг, спросил Трумэн Он не обращался ни к кому в отдельности, и ответа не последовало. Только стрекотали кинокамеры и щелкали затворы фотоаппаратов.
Трумэн сел в машину вместе с Бирнсом и Леги. Завтра или послезавтра его портреты появятся во всех американских газетах. «Кем я буду к тому времени? – спросил он себя. – Рядовым американским президентом или… властелином мира?..»

Когда Трумэн возвращался в Бабельсберг, Черчилль еще спал.
Проезжая мимо особняка, по словам Леги предназначенного для Сталина, Трумэн снова приказал шоферу замедлить ход. Никаких перемен он, однако, не заметил. Окна были по-прежнему закрыты. Все так же неподвижно стоял советский солдат-автоматчик.
«Когда же он приедет? – с раздражением подумал Трумэн. – И сколько может длиться полет от Москвы до Берлина?»
Ему хотелось громко спросить: «Где же, наконец, Сталин?»
Но он понимал, что на этот вопрос никто из его спутников ответить не сможет…

Глава восьмая
В ОЖИДАНИИ…

В Бабельсберге Воронову отвели комнату на третьем этаже дома, предоставленного советским кино– и фотокорреспондентам.
Вернувшись в Бабельсберг из Потсдама, Воронов попытался узнать, когда же все-таки прибывает Сталин.
Но нигде он не мог получить определенных сведений – ни в протокольной части советской делегации, ни в киносъемочной группе.
Он хотел разыскать Карпова, но генерала на месте не было: он уехал в Карлсхорст.
Среди советских журналистов оказался фотокорреспондент журнала «Луч» Николай Дувак, с которым Воронову уже доводилось встречаться.
Как и все, Дувак был теперь в гражданской одежде.
На груди у него болтались два фотоаппарата.
Воронов и Дувак дружески поздоровались.
– Загораем? – спросил Дувак. – Сегодня хозяин не приедет, – добавил он, понизив голос, – Это точно.
– Откуда ты знаешь?
– Я много чего знаю, – хитро подмигнув, ответил Дувак.
Судя по всему, никаких событий сегодня не предвиделось.
Поднявшись в свою комнату, Воронов уселся за стол и раскрыл книгу «Потсдам и его окрестности», взятую у Греты. В этой книге его интересовал именно Потсдам, а точнее, расположенный на его восточной окраине дворец Цецылиенхоф, где должна была состояться Конференция.
В книге говорилось, что дворец был создан во время первой мировой войны немецким зодчим Шульце-Наумбургом. Здание, построенное «в стиле английских загородных замков», было закончено в 1916 году и стоило восемь миллионов золотых марок. В 1917 году замок, состоящий из десятков комнат и залов, стал резиденцией германского кронпринца и был назван в честь жены наследника трона Цецилии – Цецилиенхоф.
«Непостижимо!» – подумал Воронов. Конечно, первую мировую войну невозможно было – и по масштабам разрушений и по количеству жертв – сравнить с только что закончившейся. Но Воронов не мог себе представить, что в то время когда жернова войны перемалывали немецких солдат рабочие-строители возводили дворец «в стиле английских загородных замков». Еще более парадоксальным казалось, что менее чем за год до крушения монархии в этом дворце обосновался германский кронпринц.
Потратив на чтение книги весь вечер, Воронов лег спать а утром прежде всего спустился вниз в надежде узнать нет ли чего-нибудь нового о приезде Сталина. Но ни на втором, ни на первом этаже никого не оказалось. Все ушли завтракать. Воронов тоже пошел в столовую.
Он медленно шел мимо особняков, огороженных каменными заборами или узорными металлическими решетками. Теперь возле этих особняков появилось особенно много солдат-пограничников. По тротуарам шагали патрули.
Эти меры предосторожности были приняты, конечно, потому что где-то поблизости жили Трумэн и Черчилль.
«Где же их поселили?» – подумал Воронов.
Спрашивать об этом было не только глупо, но и небезопасно.
«А может быть, – продолжал размышлять Воронов, – эти меры приняты из-за того, что в Бабельсберг все-таки прибыл Сталин?»
Пропустить это было бы непростительно!
Но тут же Воронов успокоил себя: его коллеги кино– и фотожурналисты, конечно, узнали бы о прибытии Сталина заблаговременно. У себя на третьем этаже Воронов не мог бы не услышать движение внизу. Но оттуда не доносилось никакого шума. Очевидно, все эти строгости – первый же встретившийся патруль потребовал у Воронова пропуск – были предприняты в связи с приездом Трумэна и Черчилля.
Миновав узкий переулок, Воронов вышел на параллельную улицу. Часовые-автоматчики попадались и здесь через каждые пятьдесят – сто метров.
Предъявив свой «Пропуск на объект», Воронов вошел в столовую помещавшуюся на первом этаже одного из особняков. В просторном зале стояли столики, накрытые белоснежными крахмальными скатертями. Сев за столик, Воронов по привычке заглянул в меню и сразу почувствовал себя как дома. На выбор предлагались те же блюда, что в хорошем московском ресторане: щи, борщ, мясная и рыбная солянки, котлеты по-киевски…
Подошедшая к столику официантка оказалась москвичкой. Она сказала Воронову, что почти весь персонал столовой до приезда сюда работал в гостинице «Москва»…
Руководитель группы кинематографистов известный советский режиссер Герасимов сидел у окна. Все места за его столиком были заняты. Воронов подошел к Герасимову, с которым его познакомили вчера, поздоровался и, наклонившись к нему, тихо спросил:
– Ничего нового?
– Абсолютно ничего, – ответил Герасимов. По его интонации нетрудно было понять, что и он находится в нервном состоянии. – Ждать надо, голубчик, – добавил он. – Набраться терпения и ждать…
– Пожалуй, я вызову машину, – как бы про себя сказал Воронов.
– Зачем?
– Хочу съездить в Цецилиенхоф. Боюсь, потом не будет времени.
– Намерение похвальное, – с усмешкой сказал Герасимов, – но для этого вовсе не нужно гнать машину из Карлсхорста. До Цецилиенхофа отсюда километра два…

…Когда Сталин предложил, чтобы «Большая тройка» встретилась в Берлине, он руководствовался конечно же не просто географическими соображениями. Берлин символизировал победу Красной Армии. Над рейхстагом развевалось Красное Знамя Победы. И хотя было условлено разделить город на четыре зоны оккупации, взяли его в жестоком бою именно советские войска. Лишь благодаря советскому оружию в столицу бывшего немецкого рейха вступили другие союзные державы.
Все это, разумеется, учитывал Сталин, предлагая, чтобы «Большая тройка» встретилась именно в Берлине.
Найти же в городе подходящее место Сталин поручил Жукову. Однако в самом Берлине такого места попросту не оказалось: слишком велики были разрушения. Потсдам же, а точнее Бабельсберг и расположенный неподалеку Цецилиенхоф, являясь, по существу, берлинским пригородом, удовлетворяли всем необходимым требованиям.
Впрочем, к приезду высоких гостей предстояло сделать немало. Нужно было привести в порядок все помещения дворца и обставить их – ведь все, что оказалось возможным снять и демонтировать, оборотистый кронпринц захватил с собой в западную часть Германии.
Тем не менее для того, чтобы прибрать и обставить все помещения дворца, времени не хватало. Решили капитально отремонтировать тридцать шесть комнат и конференцзал. В нем: было достаточно места, чтобы установить большой круглый стол, кресла для глав государств и стулья для членов делегаций, советников и переводчиков. В Германии такого большого стола найти не могли, он был доставлен из Москвы…
Ничего этого Воронов еще не знал.
Когда он начал свою экскурсию, в районе Цецилиенхофа царило полное спокойствие.
Казалось, что, кроме советских пограничников, здесь никого не было.
Попавшегося ему навстречу советского офицера Воронов спросил, далеко ли до дворца.
Офицер потребовал документы. Проверив их, он сказал, что до «Цецилии» еще примерно с километр.
Двинувшись в указанном направлении, Воронов услышал у себя за спиной шум автомобильных моторов. Прямо по дороге мчались «джипы», переполненные американскими солдатами.
Наконец Воронов увидел здание с остроугольной крышей – Судя по описанию, прочитанному в книжке, это и был Цецилиенхоф – и сразу наткнулся на оцепление, состоявшее из американских военных. В стороне стояли «джипы», на которых они, очевидно, только что приехали.
Отыскав американского офицера, Воронов показал ему свой пропуск с тремя флажками.
– Нет, сэр, – вежливо, но твердо сказал офицер. – Пройти в Цецилиенхоф сейчас невозможно.
– Но почему?
Офицер пожал плечами.
– Как же мне осмотреть Цецилиенхоф хотя бы снаружи? – умоляющим голосом спросил Воронов. – Все-таки мы же союзники!
Эти слова внезапно подействовали на американца.
– Первый раз вижу русского, говорящего по-английски, – с улыбкой сказал он.
– Я был на Эльбе! – невольно вырвалось у Воронова. – Я тоже, – улыбнулся офицер. – Торгау?
– Именно!
– Вот что, парень, – понизив голос, сказал офицер, – через мое оцепление я тебя пропущу. Но к замку ты все равно не пройдешь. С минуты на минуту сюда приедет наш босс.
Обращаясь к стоявшим за его спиной солдатам, он крикнул:
– Пропустите этого русского парня!..
Однако пробиться дальше Воронову действительно не удалось. Находясь в некотором отдалении от Цецилиенхофа, он видел, как к трехарочному подъезду дворца подошла уже знакомая ему тяжелая бронированная машина.
Из нее вышли Трумэн, Бирнс и Леги. Тут же в парк разом нагрянула толпа английских и американских журналистов. В ней волей-неволей оказался и Воронов.
Трумэн и сопровождавшие его лица скрылись во дворце. Пробыв там недолго, они вернулись, сели в машину, которая сразу набрала скорость. Американские военные быстро погрузились в свои «джипы» и последовали за машиной президента. Один за другим уезжали и журналисты.
Когда автомашина президента и сопровождавшие его «джипы» выехали из ворот, Воронов почувствовал на своем плече чью-то руку.
– Хэлло, Майкл! – услышал он знакомый голос. – Я не знал, что и ты тут!
Воронов обернулся и увидел Брайта. Он выглядел так же, как и вчера, только на груди у него висел новенький «Спид-грэфик».
– Достал? – с улыбкой спросил Воронов, кивая на аппарат.
Несмотря ни на что, этот человек вызывал в нем симпатию.
– Купил! Двести пятьдесят баков! Долларов (амер. жарг.)

Приятели меня порядком обчистили. Жалко, но что поделаешь. А ты почему без камеры?
– Я здесь случайно. Осматривал замок, а в это время…
– Черт знает что за порядки! – выругался Брант, – Мы узнали, что президент едет сюда, минут за двадцать до его выезда из Бабельсберга. Пришлось нажать на газ…
Воронов усмехнулся, представив себе эту езду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48