Лариса Соболева
Оберег от порочной любви

1

Он едва не закричал от ужаса. Второй раз не ошибаются, она встретилась на том же месте. Или опять примерещилась? Тогда должна исчезнуть, следом пройдет и боль внутри, боль, ею причиненная, возникшая из воздуха и воображения. Второй раз Брасов не дышал и не сводил с нее глаз, поворачивая голову, затем корпус назад. Ему не мешали редкие капли, оставленные на заднем стекле моросящим дождем, а она не исчезала...
Она стояла, как и в прошлый раз, у края тротуара, узкие носки туфель касались бордюра, выкрашенного белой краской, за спиной высился газетный киоск. На ней был тот же легкий выцветший светло-красный плащ с закатанными по локоть рукавами, короткая черная юбка, кажется, трикотажная, красная кофточка с застежкой спереди. В руке она держала ручку от зонтика, а над головой раскинулся прозрачный купол с каплями, выглядевшими как ртутные шарики. Однажды в детстве Брасов разбил термометр, по столешнице разбежались капли и, когда он карандашом подводил их друг к другу, они соединялись в шарики, не оставляя следов. Тогда они напоминали капли дождя на стекле, в то же время были чужеродными, самостоятельными сгустками, он не знал, как опасно для здоровья играть ими... Причем здесь разбитый термометр? Дурацкая ассоциация.
Всего миг, а Брасов запомнил такие мелочи, как черные квадратные крапинки на красном полотне немодной кофточки. Дешевенький браслетик из разноцветных бусинок разной величины на запястье руки с зонтиком, выбившаяся прядь светлых волос упала на лицо... Что-то еще... Улыбка! Она улыбалась, совсем чуть-чуть, в сущности, движение губ даже нельзя назвать улыбкой, скорее, всегдашнее ее выражение – светлое и радостное. Стоп, кому она радовалась? Ему? И лет ей столько, сколько было тогда. Но ведь это невозможно!
Всего миг... Хрупкую фигурку закрыла маршрутка, следующая за «Мерседесом» Брасова, а за маршруткой – целая вереница автомобилей. Только после того, как она пропала, Брасов развернулся корпусом к лобовому стеклу и задышал часто-часто, громко и с перебоями, будто находился в газовой камере.
– Вам плохо, Юрий Артемович? – забеспокоился шофер.
Брасов вздрогнул, с изумлением взглянув на парня, и вспомнил, что, вообще-то, едет на работу. Как странно, девчонка у дороги настолько выключила его из реальной жизни: водитель Игорь задал вопрос, а Брасов не расслышал.
– Что? – выдавил он, заставляя губы шевелиться.
– Вам плохо? Остановиться? Здесь нельзя, но могу свернуть.
– Останови... Нет, не плохо... Пить хочется.
– Так есть же. – Игорь открыл бардачок.
Жаль, нет ничего покрепче. Брасов, торопясь, вскрыл минералку, вода с шипением пролилась на брюки.
– А, черт! – стряхивая капли, ругнулся он.
Отпил несколько глотков, легче не стало. Вот если б сосудорасширяющего хлебнуть... Но спиртное в кабинете, пройдет целая вечность, пока он доберется до заветного шкафа.
Брасов с нетерпением ждал, когда Игорь припаркуется. Машина еще толком не остановилась, а он выскочил и бегом ринулся в кабинет, несмотря на статус руководителя и довольно плотную комплекцию. Он и в юности не отличался стройностью, когда же перевалило за тридцатник, вес прибавлялся пропорционально убывающим волосам – чем обширней лысина, тем больше стрелка весов отклонялась в нежелательную сторону. Борьба с весом длилась минимум один день в месяц, главный соблазн, еда, перекрывал все известные страсти, потому к тридцати семи Брасов напоминал огромный бурдюк, наполненный выдохшимся вином.
Он промчался мимо секретарши, в кабинете опрокинул рюмку коньяка в рот и замер, ожидая немедленной помощи. Чтоб она быстрей пришла, выпил вторую. Тело приобрело легкость за считаные минуты, Брасов почувствовал кайф, какой редко получал. Голова приобрела относительную ясность. Девчонка, стоявшая у дороги, перестала быть фантомом, нашлось объяснение: просто похожа. И взволновала похожестью, только ею. Той было семнадцать, этой примерно столько же, а прошло, простите, девятнадцать лет. Брасов рассмеялся: похожая девочка вызвала в нем ужас.
Спустя несколько секунд он уставился на поверхность стола, увидев на черной полировке – ее же.
Почему он решил, что крапинки на кофточке квадратные? Это невозможно было заметить, когда он проезжал мимо нее. Ах да, ОНА носила подобную красную кофточку с квадратными крапинками, ассоциации сработали, не более. Брасов просто знал: крапинки квадратные и черные, на самом деле их не было, на этой кофточке не было. Девчонка пережидала, когда проедут машины, чтоб перейти дорогу...
Но она смотрела на Брасова! Она поворачивалась за его машиной, переступая в туфельках с узенькими носками, ни разу не взглянув в другую сторону. Значит, ее не интересовала проезжая часть, а только авто, в котором ехал он. То есть она поджидала Брасова, чтобы смотреть вот так? Этого не может быть, совпадение. Однако можно принять за совпадение один раз, но второй...
– Юрий Артемович, вы приболели?
Он забыл, где находится, поэтому содрогнулся, услышав заискивающий лепет секретарши. Не заметил, как та вошла.
– С чего ты взяла? – включился он в действительность.
– Вы весь мокрый. У вас температура?
Судя по ее вываливающимся из орбит глазам, обычно преданным и обожающим до тошноты, выглядит он как смертельно больной.
– Нет у меня температуры, – огрызнулся Брасов. Провел пальцами по лбу и удостоверился: мокрые. – Я бежал. Вспотел. Чего панику поднимать?
– Слава богу, – счастливо выдохнула она. – Звонили из администрации, просили вас приехать на совещание, оно начнется в одиннадцать.
– Бабки вымогать будут, не поеду. Позвони и скажи, я уехал.
– Куда уехали? Они обязательно спросят...
Терпеть он не может стрижки, у Лины она особенно противная: одна черная щетина на голове. И одежду носит из гардероба монахини, ненавидит Брасов черный цвет, а также ее черные колготки, которые, говорят, сексуально смотрятся на стройных ногах. И ее стройные ноги, напоминавшие ему о собственном лишнем весе, ненавидел. Единственное, что его устраивало в этой сорокалетней худосочной мымре – исполнительность, терпение и, как топор у палача, всегда под рукой. Он несколько раз взмахнул кистью, выгоняя ее:
– Придумай сама. Ну, давай, давай... иди.
Как только за ней бесшумно закрылась дверь, третья рюмка коньяка опрокинулась в рот, и потекла, потекла живительная сила, возрождая скорбный дух. Брасов крякнул, приложив ко рту кулак, облегченно вздохнул и вдруг недовольно поморщился: в дверном проеме снова появилась черная щетина и длинный нос.
– Извините, Юрий Артемович, я с напоминанием.
– Давай.
– Сегодня вы приглашены на банкет по случаю дня рождения...
– Помню.
– Извините. – Ее лицо трансформировалось в подобострастные складки, вот прикажи он – ложись на пол и ползи, она ляжет и поползет по-пластунски. За эту падучую преданность Брасову хотелось убить Лину, а без преданности никак нельзя держать близко возле себя человека.
Брасов развалился в кресле, уставился в потолок. Конечно, девчонка всего-навсего похожа до жути, именно до жути, потому что всколыхнула в нем далеко не приятные воспоминания. Он забыл, а она всколыхнула. Ничего, пройдет, то было в юности, бес попутал.
Тори – уменьшительное от Виктории, так звучит приятней, имя ею придумано еще в школе. Ну а если вдуматься: дают ребенку нормальное имя, потом обращаются в ласкательно-уменьшительной форме и получается Вика, Виктоша, Тоша. На слух непрезентабельно, как кличка собаки, а где же имя? Тори не переделаешь на сюсюкающий лад, не скажешь же Торичка? Абсурд. Тори звучит объемно, с шармом, кстати, была она девочкой шиковой от слова «шик», тогда не говорили «супер». Во-первых, из хорошей семьи, в смысле – состоятельной, во-вторых, первая красавица в школе, в-третьих, училась на отлично, правда, стараниями педагогов, в те времена тоже кидали на лапу, лапы брали и тянули на «золото» за симпатичные ушки. Потом триумфальное поступление в институт, учеба, в результате диплом успешно погребен под руинами семейной жизни. Впрочем, Тори считала, что жена с высшим образованием – это непременный атрибут успеха мужа, лишь бы он соответствовал жертвоприношению. Роберт соответствует частично, да где же взять идеального мужчину? Принцы с королями, как показывает жизнь, давно вымерли, а то, что наплодилось, умеет только холить свое тело, да удовлетворять потребности. Редкие экземпляры способны добывать деньги. Роберт добывает, в остальном он как все.
Тори проверила загруженность стола. Официанты справились отлично. Чтоб не забыть, она заранее выдала им на чай по купюре и вышла покурить, заодно встретить гостей. Не успела сделать пару затяжек, как остановился знакомый автомобиль, из него с трудом вылез Брасов с букетом.
– Тори, ты королева! – Его первые слова после вручения букета.
Это не дешевый комплимент, Тори действительно достойна восхищения. Смуглая кожа сейчас в моде, а у Тори она отливает золотистыми оттенками – средиземноморский загар. Большой рот, выразительные глаза, волосы густые и волнистые от природы, фигура на пять с плюсом – одним словом, прекрасна.
– Только вшивый король не прибыл, – усмехнулась она беззлобно. – Думаю, принимает поздравления от любовницы. Подарить ей нечего, так себя ему дарит.
– Тори, Тори... – укоризненно покачал головой Брасов. – Ну, что ты такое несешь? Роб преданный...
– Как кот, который гуляет сам по себе. Ладно, не будем о нем. Пойдем, Юрка, выпьем, пока гости не набежали. Признаюсь, я одного тебя могу терпеть, но недолго, до твоего нытья по поводу и без.
– По-твоему, я нытик? – обиделся он. – А раз нытик, значит, зануда. Я зануда?
– Еще какой, но я люблю тебя, – улыбнулась Тори и вдруг, осмотрев его с ног до головы, отчитала друга: – Юрка, ты стал еще толще! Это никуда не годится, жаль, ты не мой муж, я бы тебя загнала в тренажерный зал и не выпускала б оттуда, пока не потерял бы пару десятков кэгэ.
– Не преувеличивай, – запыхтел Брасов, садясь за стол. – Поправился всего на два килограмма, с понедельника сяду на диету.
– Знаю, знаю твои диеты. Потом нажрешься пирожков с деликатесами, вольешь в себя литр спиртного и еще растолстеешь.
– Вот... Вот не надо, а? – забрюзжал он. – Как друг, ты обязана меня поддержать... Шампанское будешь?
– К черту, лей коньяк. – Она подняла рюмку, игриво улыбнувшись. – Ну, за моего неблаговерного, чтоб ему везло в деньгах, чтоб хватало на любовниц без ущерба для семьи. Юрка... – Тори подалась к нему, заговорила шепотом и с азартом сплетницы, которую сплетня абсолютно не касается, но до чертиков занимает: – Ты видел новую клячу Роба? Ммм, у моего мужа хреновый вкус. Представь себе, она на голову его выше, плоская со всех сторон, вся состоит из острых углов. По-моему, у нее анорексия. Я рыдала, когда увидела. От жалости к Робу. Мне кажется, у них садо-мазо в ходу. Сам посуди, к ней притронуться страшно, вдруг рассыплется на мелкие косточки. Как же Роб не боится? Значит, ей нравится, когда ее терзают, а то, что Роб тайный садист, мне хорошо известно.
Слушал ее Брасов, держа рюмку, и фонарел от цинизма. Вздохнул с сожалением, затем выпил коньяк, заел лимоном и резюмировал:
– Язва ты, Тори. Красивая, причем коварная. Вышла б за меня замуж, когда предлагал, не страдала б сейчас.
– Да я уж сто раз пожалела, Юрка, но каждому воздается по заслугам. Видимо, Роб мой крестик, кстати, не тяжелый. К тому же я давным-давно перестала страдать. Видишь ли, страдания портят внешность, то есть личико, на нем появляются мерзкие морщины и отпечатываются неурядицы, мне это ни к чему. Твоя-то придет?
– А то! – наливая по второй, фыркнул Брасов. – Чтоб она пропустила пьянку и возможность языком почесать – как же народ узнает, что она самая умная?
Тори расхохоталась. Им обоим не повезло со вторыми половинами, а главное, оба это понимали, но относились к невезению с юморком.
– Все мы потаторы, – сказала она, беря рюмочку. – В просторечье пьяницы, не находишь?
– Я себя пьяницей не считаю.
– Ты еще и обжора. – Тори ласково погладила его по пухлой руке. – Ладно, не дуйся и успокойся, до конченых алкоголиков нам далеко, так что можем разойтись вволю. – Чокнулись и с удовольствием выпили. – Ой, Юрка! Знаешь, кто у нас будет сегодня?
– Губернатор, – хмыкнул он, ибо преподнесла Тори неизвестного гостя как нечто недосягаемое, которое спустится с необозримых высот и осветит всех своим сиянием.
– Не угадал! – прищелкнула языком она. – Вчера прилетел Глеб Леденев, изъявил желание встретиться с однокашниками, Роб его пригласил.
– Да ну! Что понадобилось мегасветилу в захолустье? – без иронии удивился Брасов.
– Кажется, мать приболела, он хочет отвезти ее за бугор на лечение. Сколько мы не виделись? После университета заезжал пару раз, потом пропал, мы довольствовались только слухами: Глеб в науке, Глеб за границей, Глеб номинирован на какую-то премию...
Между прочим, Тори неровно дышала к Леденеву, но, как ни странно, он ее не замечал. Бывает и такое: на бесспорную красоту не кидаются, а для красоты это обидно и унизительно. Очевидно, в честь Глеба она нарядилась в пух и прах, блещет бриллиантами, чтоб он узрел, от кого отказался. Да и скрытое волнение наверняка связано с ним, но Брасов промолчал на сей счет, лишь пробубнил под нос:
– Последний раз я встретился с Глебом случайно на улице... лет десять назад. Он прилетел на короткое время по делам, то ли наследство получать, то ли... не помню. Что-то связано с деньгами, времени у него не нашлось на старых друзей. С тех пор я ни разу его не видел.
– Хм, значит, я – много больше десяти лет. Ужас! Отсчет уже идет на десятилетия... Извини, Юрик, гости прибыли. Как бы мне пережить всю эту мутотень?
– Ты у нас все выдержишь, – ободрил ее Брасов, похлопав подружку по бедру.
Фривольность между ними позволялась, потому что души у них родственные, к тому же связывает немало – те же десятилетия, к примеру.
1 2 3 4 5