https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/nakladnye/
Лариса Соболева
Жертвы требуют красоты
Глава 1
В запущенной части лесопарка фары рассекли темноту, нырнули, и свет их выхватил из темноты тропинку, терявшуюся среди деревьев и кустов.
– Сюда! Сюда! – закричал паренек, кинувшись к автомобилю и призывно замахав руками.
В автомобиле услышали или увидели его – затормозили. Пока юноша бежал к машине, оттуда вышел молодой мужчина лет тридцати, за ним субтильная девушка, потом еще три человека. Бежавший к ним юноша вдруг остановился, словно одумался, опасливо и запоздало спросил:
– Вы кто?
– Прокуратура, – сказал молодой мужчина.
Он мог бы ничего не говорить, на нем было написано крупным шрифтом: гражданин начальник. В понимании юноши только начальники имеют столь невыразительную внешность и одеваются в стандартные костюмы, чтоб их не перепутали с другими людьми. Однако вид остальной прибывшей компании не внушал ему доверия, и паренек потребовал:
– Документы покажите.
– Думаешь, твой труп, кроме нас, еще кому-то нужен? – с ухмылкой спросил «гражданин начальник», протягивая ему удостоверение в свете фар. – Меня зовут Платон Сергеевич Холод.
Хорошенькая девушка, приехавшая с ним, застенчиво протянула удостоверение, но юноша уже поверил им, махнул рукой:
– Идите за мной, на машине не проедете.
Зона лесопарка не такая уж и большая, но дебри здесь встречаются дремучие, именно по таким дебрям, да еще в темноте, освещаемой единственным фонариком, шла группа за пареньком лет семнадцати. Он волновался, оттого торопился, спотыкаясь почти на каждом шагу, и скороговоркой сообщал, изредка оборачиваясь назад:
– Мы на него случайно набрели, а вокруг никого. Не выходной день, поэтому пусто кругом. Нашли его, когда еще светло было...
– Что ж ты сразу не позвонил? – спросил кто-то из прибывших.
– Я звонил, – заверил юноша. – Трубку не брали. А когда дозвонился, мне не поверили, думали, мы хулиганим... Пришлось еще раз звонить... тоже в справочную, чтоб дали номер прокуратуры...
– От такого стола нас оторвал, – вздохнул еще один.
– А нам что, караулить этот труп до утра, пока вы наедитесь? – возмутился юноша.
– Долго еще? – поинтересовалась девушка и вздрогнула от крика, который раздался неподалеку:
– Мы здесь!
Кричал еще один юноша, к нему жалась девчушка в светлой футболке и джинсах. Группа подошла, окружила труп.
– Посвети, Валдис, – попросил Платон Холод молодого и высокого, накачанного, как футбольный мяч, парня, который держал фонарик.
Луч взметнулся и замер на плечах и шее убитого, голова его была запрокинута назад. Убитым оказался здоровенный мужик, про таких в народе говорят: лось – значит, очень крупный. Он полулежал между двух деревьев, будто застрял в слишком узком для него проеме. В сущности, и застрял. Очевидно, когда он был жив, то стоял как раз возле этих деревьев, после убийства он не упал, а осел и попал между стволов, которые держали его в полулежачем положении.
Валдис сделал пару шагов к нему, поднял выше фонарик, чтобы рассмотреть лицо трупа, устремленное носом вверх, с широко распахнутыми глазами, будто там – в вышине – покойник оставил свою неосуществленную мечту, к ней и обратил последний взор. Опершись о ствол рукой, Платон Холод тоже заглянул в лицо трупа, но в отличие от Валдиса не увидел в нем романтика, способного мечтать о возвышенном. Убитый показался ему человеком ограниченным, хотя сейчас он, разумеется, не сказал ни слова и уже никогда не скажет.
– Где такие препоганые рожи делают? – произнес Холод.
– Не в пробирке выращивают, – ответил Валдис, повернув козырек кепки назад. – А отшлифовывают на зоне.
– На зоне? – поднял на него глаза Платон. – Это бандит?
– Не просто бандит, а последняя сволочь.
– А что, бывают первые, вторые и третьи сволочи? – пошутил высокомерно Платон.
– У первых и вторых сволочей совесть чуть-чуть теплится, – объяснил Валдис, не обратив внимания на его тон. – А у последних сволочей в душе пусто, как в заброшенной цистерне. Это Канарейка, или Кенар. Подонок и мразь. В зону ходил с младенческих лет. Теперь больше не будет туда ходить. По нашим скромным подсчетам, он киллер.
– А по нескромным? – поинтересовался Платон.
Он ведь был человек новый в прокуратуре, как и обомлевшая у куста напротив трупа Ника. После института отправили мальчика Платошу в район работать рядовым следаком, а там скука деревенская, опять же папа с мамой затосковали по сыночку. Великовозрастного отпрыска стараниями родителей перебросили в город.
– По нескромным подсчетам, он руководит синдикатом убийц уже несколько лет, – ответил Валдис. – Все крупные убийства совершались под его командованием.
– Что-то больно нежно его зовут – Канарейка.
– Производное от Канарина. – Валдис медленно провел лучом фонарика по плечам и рукам убитого. – Ух ты, какая гайка! Граммов на десять потянет. Убить – убили, а гайку оставили? Не по-хозяйски.
Правая рука убитого, согнутая в локте, находилась на уровне плеча, зажатая между телом и стволом дерева. На безымянном пальце Канарейки сверкал золотой перстень с камнями, действительно напоминавший гайку, ибо был слишком большим и толстым.
– Эти обрубки должны уголь ворочать, а не золотые гайки носить, – ворчал Валдис, ведя лучом по фигуре Канарина. – Или лес валить. Желательно где-нибудь в тайге и подальше от жилых центров, чтоб народу не мешать... У-у-у...
Протяжное «у» означало, что даже Валдис слегка растерялся, увидев также обилие крови на Канарине. А кровищи действительно было море. Вся нижняя часть тела залита так, что самой раны не видно – одни сгустки. Валдис и Платон наклонились к животу убитого, пытаясь определить, чем же из него выпустили кровь.
– Очередью прошили, – наконец сказал Валдис.
– Из автомата? – уточнил Платон Холод.
– Похоже, – неуверенно пожал плечами Валдис и шепнул: – Эксперт и криминалист тебе точно скажут, чем его шили, а ты командуй.
– И как мы тут будем?.. – в ответ зашептал неопытный Холод. – Света нет...
– А вот так и будем: с фонариком и до утра. Я позвоню, чтоб привезли еще пару фонарей. Начинай, говорю.
– Прошу вас... – Холод повернулся к остальным.
Обратился он к эксперту, а Ника в ужасе попятилась. Сегодня она – такой же новичок в прокуратуре, как и Холод, – накрыла поляну, отмечая свое вступление в должность следователя после учебы в университете и после практики. С этой «поляны», а точнее из-за стола, они и рванули на убийство, Ника увязалась за мужчинами, требуя себе дела. До этого она значилась на побегушках, к серьезным делам ее близко не подпускали. Ника пятилась, но, как только ее спина коснулась ствола дерева, она вдруг решительно приблизилась к трупу, будто дерево и подтолкнуло ее. Вторым подошел к трупу, напевая известный шлягер, эксперт – человек средних лет. Он натянул латексные перчатки, поиграл в воздухе длинными пальцами, словно перед ответственной операцией, и сказал:
– Свет!
Валдис посветил ему жалким лучиком, но и этого было достаточно, чтобы Ника увидела темную лужу под убитым, джинсы, залитые кровью от пояса до пят, кровавые сгустки на животе. Нет, не просто сгустки, живот убитого был раскурочен начисто. А когда от ветерка в нос ударил запах... У девушки в глазах потемнело, тело приобрело подозрительную легкость, она лишь с удивлением обнаружила, что летит куда-то в космос и слышит голос мальчика, который привел их к трупу:
– О-ёй! Держите ее!..
Наконец-то! С большим опозданием до него дошло, что она не будет против, если он ее поцелует. Скромность, конечно, украшает человека, но в данном случае становится лишним отростком, как шестой палец.
Клара остановила машину возле его дома и не сказала, как сказала бы любому другому мужчине: «Выметайся, мне некогда». Она повернула к нему лицо и ждала... сама не зная чего, но ждала напряженно и, можно сказать, призывно. Они провели много времени в ночном клубе, поэтому на чашку кофе он вряд ли ее пригласит. Впрочем, чашка кофе явилась бы намеком на перелом в их отношениях, и Клара пошла бы за ним, нет, побежала бы. Но он скромный человек – это такая редкость в наше время, хотя ему уже тридцать восемь. Ей тоже не семнадцать, можно было бы проявить активность. Конечно, ему.
И вдруг, когда Клара сочла паузу чересчур длинной, когда она разочаровалась и собралась попрощаться, Мартын положил свою руку на спинку ее сиденья. Он долго и преданно смотрел ей в глаза, отчего она млела не понарошку и, кажется, впервые в жизни. Только потом он лишь слегка, почти незаметно коснулся своими губами ее губ – вот и весь поцелуй, которого так долго ждала Клара. Ну почему он такой дурак? Неужели не заметил, как сильно нравится ей, что она уже готова к близким отношениям, мало того – жаждет их? Да все он знает, чувствует, видит. Тем не менее Мартын открыл дверцу и сказал, улыбнувшись:
– До завтра.
И вышел. Клара без сил откинулась на спинку сиденья, со стоном прикрыла веки. Что это за человек, из-за которого она потеряла контроль над эмоциями и разумом? Откуда он взялся со своими древними принципами, когда в постель не ложатся сразу же после знакомства? А они уже месяц знакомы, месяц! Но о постели ни гугу. Один поцелуй и был только что. С другим мужчиной Клара повела бы себя проще, но с Мартыном не может.
Она наклонила голову к рулю и взглянула на окна Мартына, там загорелся свет. Вздохнув с тоской, Клара помчалась домой, рассуждая, что, в сущности, подобные отношения поднимают из глубин души нечто трепетно-загадочное, возвышенное, делающее человека чище. Может, это нечто и зовется любовью? А ведь, похоже, Клара попалась.
У своего дома она увидела знакомый автомобиль, не стала въезжать в гараж, а остановилась посередине двора. Разговоров сегодня не хочется. И ничего не хочется. Сейчас подойдет Красавчик, Клара пошлет его, а потом поднимется к себе, упадет на кровать и будет мечтать о Мартыне – мужчине ее снов, как это ни банально звучит.
– Привет, – склонился к окошку Красавчик.
Всех вечных юношей, которые успешно старятся, но остаются мальчиками, она зовет Красавчиками, только номера дает им разные. Этот хоть поумней других, потому более интересен ей, да и связывает их обоих давнишняя... как бы это сказать... ну, пусть будет дружба.
– Что надо? – спросила она, не посмотрев на него.
– Во-первых, дело есть...
– М-м-м, – недовольно поморщилась Клара. – Какие дела на ночь глядя?
– Посоветоваться приехал. Во-вторых, Кенар пропал.
– Что? – От былой расслабленности и следа не осталось. Клара вся собралась, бросив ночному визитеру: – Подожди, машину поставлю в гараж.
В лифте они поднялись на шестой этаж, Клара открыла дверь, вошли. У нее была прекрасная квартира, о которой она мечтала много лет. Очень важно иметь крышу над головой, но важно еще и то, что под этой крышей все предметы соответствуют знаку качества. Только совсем недавно Клара осуществила эти мечты. А тут еще и волшебно-трепетное чувство явилось нежданно-негаданно, ударило в самое сердце, которое по идее должно было давно остыть, однако еще горит. Но при всех достигнутых ею успехах в жизни внутри Клары поселился некий червячок, да так и прижился. Зовут этого червячка «страх». Примитивный, животный и необъяснимый. Смешно, чего Кларе бояться? А она боится. Боится неизвестно чего. Вот как случается иногда.
Двухуровневая квартира являлась тем излюбленным местом, о котором говорят: мой дом – моя крепость. Здесь и только здесь Клара расслаблялась по-настоящему. Но не сегодня. Сегодня она прошла к бару, по дороге кинув сумку на кресло, налила в хрустальные стаканчики бренди, подала один Красавчику, которого на самом деле зовут обыденным именем Витя.
– Так что с Кенаром? – спросила Клара с легким беспокойством.
– Откуда я знаю? – взяв у нее стакан, пожал тот плечами. – Мы условились встретиться в восемь в баре еще вчера, должны были обговорить завтрашний день, а он не пришел. Я и сегодня прождал его полтора часа.
– На мобилу звонил?
– Естественно. Он ни разу не ответил.
– А что у вас завтра?
– Пикничок на природе, – усмехнулся Витя. – Но теперь отменен.
Клара прошлась по комнате, а здесь есть где пройтись – не то что в убогих трущобах, где она когда-то жила с родителями. Тридцатидвухлетнюю Клару можно было бы назвать красивой, если б не хищные и злые глаза, их она всегда прячет за приспущенными ресницами. Малоприятны и презрительно поджатые губы, часто именно они выдают негативные эмоции, живя на лице автономно от ее очередной маски. А масок у Клары несколько, много-то и не надо, чтобы ввести людей в заблуждение и показаться обаятельной, привлекательной, неглупой. Для Мартына у нее одна маска, для подружек другая и так далее, только с Виктором Клара была такая, как она есть.
Витя... а он действительно стандартный красавчик, предмет мечтаний миллионов женщин, которым нравятся герои сериалов про красивую жизнь, нравятся белые длинные кудри ниже плеч, голубые глаза, правильные черты лица, высокий рост и атлетическая фигура. А что внутри у него, есть ли там душа – ни одна дура не задумывается, потому что оболочка принимается за содержание.
Красавчик Витя упал в кресло, вытянул скрещенные ноги вперед и лениво произнес:
– Мне неприятно, что меня держат за мальчика. И кто? Кенар! Ассенизатор хренов! Я жду этого скота, как дешевая телка, а он не является.
– Ты и есть вечный мальчик, – поддела его Клара. Сегодня он ее раздражал, потому что не Витю сейчас она хотела видеть здесь. – Красавчик Витя...
– Не называй меня Красавчиком, – так же лениво запротестовал он. – Банальная кличка, тупая, бесит меня.
– Но приросла к тебе, – уколола его Клара. – Это твоя профессия, разве нет? Однако ты действительно скоро вылетишь из обоймы. Тебе сколько?
– Тридцать семь.
– Вот-вот. Тридцать семь, а ты все еще Красавчик, соблазнитель чужих жен. На лице вон уже морщины появились.
1 2 3 4 5 6 7
Жертвы требуют красоты
Глава 1
В запущенной части лесопарка фары рассекли темноту, нырнули, и свет их выхватил из темноты тропинку, терявшуюся среди деревьев и кустов.
– Сюда! Сюда! – закричал паренек, кинувшись к автомобилю и призывно замахав руками.
В автомобиле услышали или увидели его – затормозили. Пока юноша бежал к машине, оттуда вышел молодой мужчина лет тридцати, за ним субтильная девушка, потом еще три человека. Бежавший к ним юноша вдруг остановился, словно одумался, опасливо и запоздало спросил:
– Вы кто?
– Прокуратура, – сказал молодой мужчина.
Он мог бы ничего не говорить, на нем было написано крупным шрифтом: гражданин начальник. В понимании юноши только начальники имеют столь невыразительную внешность и одеваются в стандартные костюмы, чтоб их не перепутали с другими людьми. Однако вид остальной прибывшей компании не внушал ему доверия, и паренек потребовал:
– Документы покажите.
– Думаешь, твой труп, кроме нас, еще кому-то нужен? – с ухмылкой спросил «гражданин начальник», протягивая ему удостоверение в свете фар. – Меня зовут Платон Сергеевич Холод.
Хорошенькая девушка, приехавшая с ним, застенчиво протянула удостоверение, но юноша уже поверил им, махнул рукой:
– Идите за мной, на машине не проедете.
Зона лесопарка не такая уж и большая, но дебри здесь встречаются дремучие, именно по таким дебрям, да еще в темноте, освещаемой единственным фонариком, шла группа за пареньком лет семнадцати. Он волновался, оттого торопился, спотыкаясь почти на каждом шагу, и скороговоркой сообщал, изредка оборачиваясь назад:
– Мы на него случайно набрели, а вокруг никого. Не выходной день, поэтому пусто кругом. Нашли его, когда еще светло было...
– Что ж ты сразу не позвонил? – спросил кто-то из прибывших.
– Я звонил, – заверил юноша. – Трубку не брали. А когда дозвонился, мне не поверили, думали, мы хулиганим... Пришлось еще раз звонить... тоже в справочную, чтоб дали номер прокуратуры...
– От такого стола нас оторвал, – вздохнул еще один.
– А нам что, караулить этот труп до утра, пока вы наедитесь? – возмутился юноша.
– Долго еще? – поинтересовалась девушка и вздрогнула от крика, который раздался неподалеку:
– Мы здесь!
Кричал еще один юноша, к нему жалась девчушка в светлой футболке и джинсах. Группа подошла, окружила труп.
– Посвети, Валдис, – попросил Платон Холод молодого и высокого, накачанного, как футбольный мяч, парня, который держал фонарик.
Луч взметнулся и замер на плечах и шее убитого, голова его была запрокинута назад. Убитым оказался здоровенный мужик, про таких в народе говорят: лось – значит, очень крупный. Он полулежал между двух деревьев, будто застрял в слишком узком для него проеме. В сущности, и застрял. Очевидно, когда он был жив, то стоял как раз возле этих деревьев, после убийства он не упал, а осел и попал между стволов, которые держали его в полулежачем положении.
Валдис сделал пару шагов к нему, поднял выше фонарик, чтобы рассмотреть лицо трупа, устремленное носом вверх, с широко распахнутыми глазами, будто там – в вышине – покойник оставил свою неосуществленную мечту, к ней и обратил последний взор. Опершись о ствол рукой, Платон Холод тоже заглянул в лицо трупа, но в отличие от Валдиса не увидел в нем романтика, способного мечтать о возвышенном. Убитый показался ему человеком ограниченным, хотя сейчас он, разумеется, не сказал ни слова и уже никогда не скажет.
– Где такие препоганые рожи делают? – произнес Холод.
– Не в пробирке выращивают, – ответил Валдис, повернув козырек кепки назад. – А отшлифовывают на зоне.
– На зоне? – поднял на него глаза Платон. – Это бандит?
– Не просто бандит, а последняя сволочь.
– А что, бывают первые, вторые и третьи сволочи? – пошутил высокомерно Платон.
– У первых и вторых сволочей совесть чуть-чуть теплится, – объяснил Валдис, не обратив внимания на его тон. – А у последних сволочей в душе пусто, как в заброшенной цистерне. Это Канарейка, или Кенар. Подонок и мразь. В зону ходил с младенческих лет. Теперь больше не будет туда ходить. По нашим скромным подсчетам, он киллер.
– А по нескромным? – поинтересовался Платон.
Он ведь был человек новый в прокуратуре, как и обомлевшая у куста напротив трупа Ника. После института отправили мальчика Платошу в район работать рядовым следаком, а там скука деревенская, опять же папа с мамой затосковали по сыночку. Великовозрастного отпрыска стараниями родителей перебросили в город.
– По нескромным подсчетам, он руководит синдикатом убийц уже несколько лет, – ответил Валдис. – Все крупные убийства совершались под его командованием.
– Что-то больно нежно его зовут – Канарейка.
– Производное от Канарина. – Валдис медленно провел лучом фонарика по плечам и рукам убитого. – Ух ты, какая гайка! Граммов на десять потянет. Убить – убили, а гайку оставили? Не по-хозяйски.
Правая рука убитого, согнутая в локте, находилась на уровне плеча, зажатая между телом и стволом дерева. На безымянном пальце Канарейки сверкал золотой перстень с камнями, действительно напоминавший гайку, ибо был слишком большим и толстым.
– Эти обрубки должны уголь ворочать, а не золотые гайки носить, – ворчал Валдис, ведя лучом по фигуре Канарина. – Или лес валить. Желательно где-нибудь в тайге и подальше от жилых центров, чтоб народу не мешать... У-у-у...
Протяжное «у» означало, что даже Валдис слегка растерялся, увидев также обилие крови на Канарине. А кровищи действительно было море. Вся нижняя часть тела залита так, что самой раны не видно – одни сгустки. Валдис и Платон наклонились к животу убитого, пытаясь определить, чем же из него выпустили кровь.
– Очередью прошили, – наконец сказал Валдис.
– Из автомата? – уточнил Платон Холод.
– Похоже, – неуверенно пожал плечами Валдис и шепнул: – Эксперт и криминалист тебе точно скажут, чем его шили, а ты командуй.
– И как мы тут будем?.. – в ответ зашептал неопытный Холод. – Света нет...
– А вот так и будем: с фонариком и до утра. Я позвоню, чтоб привезли еще пару фонарей. Начинай, говорю.
– Прошу вас... – Холод повернулся к остальным.
Обратился он к эксперту, а Ника в ужасе попятилась. Сегодня она – такой же новичок в прокуратуре, как и Холод, – накрыла поляну, отмечая свое вступление в должность следователя после учебы в университете и после практики. С этой «поляны», а точнее из-за стола, они и рванули на убийство, Ника увязалась за мужчинами, требуя себе дела. До этого она значилась на побегушках, к серьезным делам ее близко не подпускали. Ника пятилась, но, как только ее спина коснулась ствола дерева, она вдруг решительно приблизилась к трупу, будто дерево и подтолкнуло ее. Вторым подошел к трупу, напевая известный шлягер, эксперт – человек средних лет. Он натянул латексные перчатки, поиграл в воздухе длинными пальцами, словно перед ответственной операцией, и сказал:
– Свет!
Валдис посветил ему жалким лучиком, но и этого было достаточно, чтобы Ника увидела темную лужу под убитым, джинсы, залитые кровью от пояса до пят, кровавые сгустки на животе. Нет, не просто сгустки, живот убитого был раскурочен начисто. А когда от ветерка в нос ударил запах... У девушки в глазах потемнело, тело приобрело подозрительную легкость, она лишь с удивлением обнаружила, что летит куда-то в космос и слышит голос мальчика, который привел их к трупу:
– О-ёй! Держите ее!..
Наконец-то! С большим опозданием до него дошло, что она не будет против, если он ее поцелует. Скромность, конечно, украшает человека, но в данном случае становится лишним отростком, как шестой палец.
Клара остановила машину возле его дома и не сказала, как сказала бы любому другому мужчине: «Выметайся, мне некогда». Она повернула к нему лицо и ждала... сама не зная чего, но ждала напряженно и, можно сказать, призывно. Они провели много времени в ночном клубе, поэтому на чашку кофе он вряд ли ее пригласит. Впрочем, чашка кофе явилась бы намеком на перелом в их отношениях, и Клара пошла бы за ним, нет, побежала бы. Но он скромный человек – это такая редкость в наше время, хотя ему уже тридцать восемь. Ей тоже не семнадцать, можно было бы проявить активность. Конечно, ему.
И вдруг, когда Клара сочла паузу чересчур длинной, когда она разочаровалась и собралась попрощаться, Мартын положил свою руку на спинку ее сиденья. Он долго и преданно смотрел ей в глаза, отчего она млела не понарошку и, кажется, впервые в жизни. Только потом он лишь слегка, почти незаметно коснулся своими губами ее губ – вот и весь поцелуй, которого так долго ждала Клара. Ну почему он такой дурак? Неужели не заметил, как сильно нравится ей, что она уже готова к близким отношениям, мало того – жаждет их? Да все он знает, чувствует, видит. Тем не менее Мартын открыл дверцу и сказал, улыбнувшись:
– До завтра.
И вышел. Клара без сил откинулась на спинку сиденья, со стоном прикрыла веки. Что это за человек, из-за которого она потеряла контроль над эмоциями и разумом? Откуда он взялся со своими древними принципами, когда в постель не ложатся сразу же после знакомства? А они уже месяц знакомы, месяц! Но о постели ни гугу. Один поцелуй и был только что. С другим мужчиной Клара повела бы себя проще, но с Мартыном не может.
Она наклонила голову к рулю и взглянула на окна Мартына, там загорелся свет. Вздохнув с тоской, Клара помчалась домой, рассуждая, что, в сущности, подобные отношения поднимают из глубин души нечто трепетно-загадочное, возвышенное, делающее человека чище. Может, это нечто и зовется любовью? А ведь, похоже, Клара попалась.
У своего дома она увидела знакомый автомобиль, не стала въезжать в гараж, а остановилась посередине двора. Разговоров сегодня не хочется. И ничего не хочется. Сейчас подойдет Красавчик, Клара пошлет его, а потом поднимется к себе, упадет на кровать и будет мечтать о Мартыне – мужчине ее снов, как это ни банально звучит.
– Привет, – склонился к окошку Красавчик.
Всех вечных юношей, которые успешно старятся, но остаются мальчиками, она зовет Красавчиками, только номера дает им разные. Этот хоть поумней других, потому более интересен ей, да и связывает их обоих давнишняя... как бы это сказать... ну, пусть будет дружба.
– Что надо? – спросила она, не посмотрев на него.
– Во-первых, дело есть...
– М-м-м, – недовольно поморщилась Клара. – Какие дела на ночь глядя?
– Посоветоваться приехал. Во-вторых, Кенар пропал.
– Что? – От былой расслабленности и следа не осталось. Клара вся собралась, бросив ночному визитеру: – Подожди, машину поставлю в гараж.
В лифте они поднялись на шестой этаж, Клара открыла дверь, вошли. У нее была прекрасная квартира, о которой она мечтала много лет. Очень важно иметь крышу над головой, но важно еще и то, что под этой крышей все предметы соответствуют знаку качества. Только совсем недавно Клара осуществила эти мечты. А тут еще и волшебно-трепетное чувство явилось нежданно-негаданно, ударило в самое сердце, которое по идее должно было давно остыть, однако еще горит. Но при всех достигнутых ею успехах в жизни внутри Клары поселился некий червячок, да так и прижился. Зовут этого червячка «страх». Примитивный, животный и необъяснимый. Смешно, чего Кларе бояться? А она боится. Боится неизвестно чего. Вот как случается иногда.
Двухуровневая квартира являлась тем излюбленным местом, о котором говорят: мой дом – моя крепость. Здесь и только здесь Клара расслаблялась по-настоящему. Но не сегодня. Сегодня она прошла к бару, по дороге кинув сумку на кресло, налила в хрустальные стаканчики бренди, подала один Красавчику, которого на самом деле зовут обыденным именем Витя.
– Так что с Кенаром? – спросила Клара с легким беспокойством.
– Откуда я знаю? – взяв у нее стакан, пожал тот плечами. – Мы условились встретиться в восемь в баре еще вчера, должны были обговорить завтрашний день, а он не пришел. Я и сегодня прождал его полтора часа.
– На мобилу звонил?
– Естественно. Он ни разу не ответил.
– А что у вас завтра?
– Пикничок на природе, – усмехнулся Витя. – Но теперь отменен.
Клара прошлась по комнате, а здесь есть где пройтись – не то что в убогих трущобах, где она когда-то жила с родителями. Тридцатидвухлетнюю Клару можно было бы назвать красивой, если б не хищные и злые глаза, их она всегда прячет за приспущенными ресницами. Малоприятны и презрительно поджатые губы, часто именно они выдают негативные эмоции, живя на лице автономно от ее очередной маски. А масок у Клары несколько, много-то и не надо, чтобы ввести людей в заблуждение и показаться обаятельной, привлекательной, неглупой. Для Мартына у нее одна маска, для подружек другая и так далее, только с Виктором Клара была такая, как она есть.
Витя... а он действительно стандартный красавчик, предмет мечтаний миллионов женщин, которым нравятся герои сериалов про красивую жизнь, нравятся белые длинные кудри ниже плеч, голубые глаза, правильные черты лица, высокий рост и атлетическая фигура. А что внутри у него, есть ли там душа – ни одна дура не задумывается, потому что оболочка принимается за содержание.
Красавчик Витя упал в кресло, вытянул скрещенные ноги вперед и лениво произнес:
– Мне неприятно, что меня держат за мальчика. И кто? Кенар! Ассенизатор хренов! Я жду этого скота, как дешевая телка, а он не является.
– Ты и есть вечный мальчик, – поддела его Клара. Сегодня он ее раздражал, потому что не Витю сейчас она хотела видеть здесь. – Красавчик Витя...
– Не называй меня Красавчиком, – так же лениво запротестовал он. – Банальная кличка, тупая, бесит меня.
– Но приросла к тебе, – уколола его Клара. – Это твоя профессия, разве нет? Однако ты действительно скоро вылетишь из обоймы. Тебе сколько?
– Тридцать семь.
– Вот-вот. Тридцать семь, а ты все еще Красавчик, соблазнитель чужих жен. На лице вон уже морщины появились.
1 2 3 4 5 6 7