не трогать! Идем!
– Покажи платья полковничихи! – упиралась Дарья. – Васька!
Но сестра уже тащила ее к выходу, пообещав показать платья в следующий раз. На крыльце у подъезда они столкнулись с высоким мужчиной в военной форме. Васька вмиг стала не Васькой, а другой – остолбенела, зарделась (красные щеки стало видать даже в сумерках), вся собралась, глаза опустила. «С чего бы это?» – подумала Дарья. Мужчина отступил, пропуская девушек, но Васька незнакомым голосом пропела:
– Вы к Огаревым? А их нет. В гости уехали.
– Жаль… – протянул он и пошел прочь. На середине двора остановился, вернулся. – Василиса, не поможете ли найти женщину, чтоб убирала у меня, готовила?
– Отчего ж! – возрадовалась та, а Дарья несказанно удивилась: чего это Васька радуется, словно он ей отрез на платье подарил? – Конечно, помогу. Нынче не всякому доверишься, люди так и норовят стащить чего… А вы… один живете?
– Один. У меня две комнаты, мебели почти нет, работы будет немного.
– А… – осталась довольна его ответом Васька. – Да вот, моя сестра подойдет.
– Не слишком ли мала? – взглянул он на Дарью, которая, к своему неудовольствию, почувствовала, что ее щеки тоже рдеют.
– Да что вы, Фрол Пахомыч! – рассмеялась Васька и выглядела при том дурой. – Она уж большая, все умеет. И готовит, и стирает, и убирает. А что не знает, так спросит.
– Правда, умеешь? – спросил он Дарью.
– Ага, – хмуро ответила та.
– Я согласен. Завтра приводи сестру…
Самойлов назвал адрес – выяснилось, что живет он рядышком, – и ушел. Васька смотрела ему в след и таяла, как сосулька на печке. Не знала Дарья, что за планы вызрели в головке сестры. К поденному труду Дашутка не тяготела, все больше книжки читала, ее и дома-то из-под палки заставляли работать, а тут Васька за нее решила! Дарья рассердилась на старшую сестру, как не сердилась ни разу, в бешенстве влетела домой. И ни уговоры, ни просьбы, ни угрозы Васьки – а она даже угрожала! – не действовали, Дарья все твердила: «Не буду у него работать». Пока не пришли отец с матерью. Папаня в данном вопросе проявил жесткость, кулаком по столу бахнул:
– Я те не буду! Ишь, паршивка! Вымахала с телегу, сиськи торчком торчат, а на уме одни игрульки да книжки! Книжками сыты не будем. Пора уж и подмочь нам с матерью, не бесплатно ж работать будешь. Не беспокойся, Василиса, пойдет, никуда не денется.
На следующий день злая Дарья поплелась за сестрой к Самойлову. Шла она и про себя желчью истекала: «А нарядилась-то Васька, будто ее на именины позвали. И белилась, и щеки мазала помадой, и брови подводила. Дура потому что. Станет он на нее глядеть, как же! Ну, погоди, Васька, я тебе припомню!»
Встретил их Фрол Самойлов доброжелательно, показал, что где лежит, дал задаток и второй ключ от квартиры. Васька сцапала все денежки, чем разозлила младшую сестру до последней капельки. Даже на мороженое не дала! Дарья всего один раз ела мороженое, и то лишь лизнула три раза – подружка давала попробовать. Не сестра, а гадина! Пока она пыхтела от злости, Васька лебезила перед Самойловым:
– Не беспокойтесь, Фрол Пахомыч, все путем сделает, я прослежу.
После ухода Фрола Дарье пришлось выполнять Васькины команды. И до чего ж противной сестрица оказалась! Не знала, что она такая… То не так, это не так, переделай, перемой… Драила Дарья полы, вытирала пыль, стирала. Правда, суп Васька не доверила ей варить, сама сготовила. Ясно, подсыпала колдовских зелий Самойлову, чтоб он поласковей на нее глядел. Дарья выполняла неинтересную работу и придумывала сестре лютую казнь. Например: в помаду дегтя подмешать, или на новую блузку маслом капнуть, или… выстричь ей клок волос! Вот будет уродина Васька!
План Дарья осуществила через несколько деньков, когда Васька опять пришла ночевать к родителям и объедки со стола полковника принесла. Маманя с папаней довольны были, а Дарья не притронулась к еде, ночи ждала. Васька заснула быстро, еще удивилась, что сестрица поболтать с ней не хочет. А Дарья, вынув ножницы из-под подушки, нащупала косу Василисы и отрезала прядь, оставив ее в косе. Утром ножницы тихонько вернула на место и ждала припадка ярости.
Василиса встала, умылась, еще ничего не подозревая, расплела косу, чтоб расчесаться… да как завизжит! Маманя от печки вмиг примчалась:
– Доня, чего стряслось?
– Волосы… – бормотала та, вынимая прядку за прядкой. – Что это?
– Лысеешь ты, Васька! – торжественно произнесла Дарья. – Фрол Пахомыч на тебя лысую даже не поглядит!
Василиса подняла на нее глаза и… догадалась, кто лысение ей устроил:
– Это ты?! Маманя, она мне отомстила… Ах, ты…
Дарья слетела с кровати и бегала вокруг мамаши, Васька бегала за ней, норовила ударить. Когда и маманя догадалась, что произошло, принялась охаживать младшую дочь полотенцем. Дарья забилась в угол, хохоча от удовольствия и закрывая голову руками. Внезапно Васька выхватила полотенце из рук разъяренной матери и, вместо того чтоб врезать сестре, сказала:
– Будет, маманя! Я все равно собиралась поменять прическу.
Василиса оделась, больше не сказав сестре ни слова упрека, ушла, а вечером… У папани ложка выпала – ведь явилась она, когда ужинали. Васька остригла волосы по плечи и сделала завивку. И до того красивая стала, что Дарья полночи уснуть не могла. Зря она старалась обезобразить сестру. Конечно, ухажер Васьки постарался – парикмахер Штепа. Ему Дарья разбила окно камнем, на том и успокоилась.
Дни текли однообразно, на любимое занятие – чтение оставалось мало времени, но Дарья теперь чаще читала ночами. В книгах столько было интересного, что зачитывалась, случалось, до зари. Утром шла к Самойлову, делала домашнюю работу и возвращалась домой. Зато дома ни за что не бралась, отвечая на все попреки:
– Я работаю? Работаю. Деньги вы отбираете? Отбираете. Неча меня попрекать.
Брала книгу и садилась читать возле лампы. Часто бывало такое: Василиса прибегала на квартиру Самойлова и… предлагала Дарье отдохнуть. Она, мол, согласна помочь, времечко выдалось потому что свободное, а ключ потом домой занесет. В такие дни Дарья вновь любила сестру, корила себя за проступки перед нею и отправлялась к своим книжкам, пока однажды…
Василиса все меньше прибегала помочь сестре. Дарья приспособилась к работе: быстро вымоет полы, постирает, а готовит с книгой в руках. Еда варится, а она упивается приключениями и путешествиями. Книжки у Фрола брала из шкафа, особенно любила с хорошим концом. Как-то сделала она всю работу, пришла домой, помылась в корыте, поужинала и обнаружила, что книгу-то позабыла в квартире! Изнывая от интереса – что ж там дальше написано, – Дарья побежала к Самойлову. На робкий ее стук Фрол не ответил, она подождала, а потом открыла своим ключом, полагая, что хозяин еще не вернулся домой. Едва попав в прихожую, сразу узнала голос сестры, услышала странное копошение. Дарья на цыпочках подкралась к двери – в ней зачем-то окошечки были сделаны со стеклами – и без труда заглянула в комнату. То, что она увидела, потрясло ее не меньше, чем приключения в книгах. Нет, больше!
Ее сестра лежала голая на диване, обхватив ногами Фрола, тоже голого, который лежал на ней. Оба часто вздрагивали, можно было подумать, что они хотят освободиться друг от друга, но что-то мешает им это сделать, а Васька не то смеялась, не то всхлипывала, и лицо ее было перекошено от боли. Дарья открыла рот, чтоб закричать, позвать на помощь… но вдруг губы Фрола и Васьки слились, на какой-то миг два тела замерли, а потом с новой, неистовой силой забились в судорогах. Дарья догадалась, что страдания и судороги вызваны обоюдным желанием, им нравится вот так бесстыдно лежать и биться в припадках. А еще она поняла значение слов Васьки «не устояла б», «я теперь знаю, что бабе от мужика надобно».
К своим четырнадцати годам Дарья знала немного о мужчинах и женщинах, ее влекла тайна между полами, но что конкретно происходит – она понятия не имела. Ответы искала в книжках, да только там об этом не писалось. Вернее, писалось так, что понять было невозможно. Дело заканчивалось поцелуями, от этого, думала Дарья, видно, и получаются дети. Не раз слышала о насилии, мол, мужик девку изнасиловал, а что ж такое произошло на самом деле, в чем суть, не догадывалась.
Глядя сейчас из прихожей на сестру и Фрола Самойлова, она поняла, что это делают по согласию и нестерпимому желанию. Их желание передалось и Дарье, отчего у нее закачалось все перед глазами, в теле появилась сладкая истома, и ей захотелось быть там, на месте сестры. Она страшно испугалась себя, попятилась, потом выскользнула из квартиры, даже забыв запереть на ключ дверь.
Не добежав до дома, Дарья присела у дерева на корточки, натянув на колени юбку, отерла потный лоб и зажмурилась. Перед глазами плавали два голых, плотно прилипших друг к другу и судорожно вздрагивающих тела. И лица: сестры – искаженное мукой, а Фрола – жадное. Картинка расплывалась, потом снова появлялась, в какой-то миг Дарья увидела в ней не сестру, а себя… стало противно до тошноты. Она тряхнула головой и поежилась, потом сосредоточилась на Василисе.
Что же получается? Васька специально бегала к Самойлову! А Дарье говорила, будто пришла помочь ей прибраться. Она задумала лечь под него, поэтому подсунула ему Дарью в домработницы, чтоб самой бывать у Фрола. Потому старалась умаслить младшую сестру и даже не отлупила ее за отрезанные волосы! Вот, значит, какая она хитрющая – добилась своего, прячась за спиной сестры. Хитрая и лгунья, а лгунья потому, что делала все тайком.
– Ну, Васька, – встала Дарья и отряхнула платье, – даром тебе это не пройдет.
Больше она не пускала сестру к себе на кровать, когда та ночевала у родителей, мол, тесно вдвоем, а на самом деле брезговала. Едва та появлялась, Дарья видела одно: два тела, пот, вздрагивания… И сразу картинка менялась – Дарья становилась Василисой, по ее собственному телу пробегала дрожь, ее кидало в жар, а внутри непонятно и тоскливо ныло. Как бы она хотела избавиться от наваждения, причиной которого стала Василиса. Во всем этом чувствовалась необъяснимая гадость, посему, стоило Ваське прикоснуться к сестре, Дарья отскакивала от нее, как от прокаженной.
– Чудная ты какая-то стала, – улыбалась та.
Правда, теперь Васька ночевала у родителей редко, а похорошела… дальше уж некуда. Папаня и то заметил:
– С чего это тебя эдак расперло? Соки аж брызнут скоро.
– Да что вы такое говорите, папаша, – смутилась Васька, очищая за ужином картофелину. – Я ж на хорошем месте работаю, платят неплохо.
Ложь! Васька всех опутала ложью. За это Дарья ненавидела ее, хотела делать только назло сестре. Беря из миски вареную картошку, она вдруг спросила:
– Мамань, папань, кто такие потаскухи?
Все и замерли, а Дарья во все глаза изучала сестру. Она уже имела представление о потаскухах, ибо после увиденного на квартире Самойлова сильно интересовалась данным вопросом у соседских пацанов и девчонок, из которых кое-кто оказался подкованным.
– Вот ща как тресну ложкой по лбу! – пригрозил отец.
– Ты че такое спрашиваешь, бесстыдница? – всполошилась мать.
– А что? – прикинулась Дарья дурочкой. – Некоторых женщин люди называют… потаскухами, – и покосилась в сторону сестры. – Шибко знать охота: кто это такие?
– Это женщины легкого поведения, – выпалила мать.
– А ты, Васька, у нас легкого поведения или тяжелого? – не унималась Дарья.
– Спортилась наша Дашка, – укоризненно покачала головой Василиса.
Каково, а? А Васька, выходит, святая!
– Мать виновата, распустила Дарью, – вздохнул отец.
Подобные вопросики она придумывала каждый день – это была маленькая месть сестре за то, что подло с ней поступила. А потом…

6

– Потом сюжет круто изменился, – после паузы продолжила рассказ Дарья Ильинична. – Я не представляла, куда заведет меня моя ненависть, а сестру ее страсть. Впрочем, ненавистью мои тогдашние чувства нельзя назвать, это был протест против лжи и грязных шашней. Ненависть пришла чуть позже, и не ко мне, а к Василисе. Началось все с ареста полковника Огарева. Как его арестовали, мы не видели, полковника забрали ночью, а утром об этом ходило много слухов. Да и Елена Егоровна стала на себя не похожа. Вам знакомо такое: когда вы не виноваты, но чувствуете себя перед всеми виноватым?
– Думаю, это чувство каждому знакомо, – ответил Щукин.
– Но вы не забывайте, какой год это был! Тридцать восьмой. Конечно, всего ужаса происходящего я тогда не понимала, но атмосферу всеобщего страха, думаю, ощущал каждый. Люди перерождались в гаденьких кляузников, в омерзительных карьеристов, которые в прямом смысле шагали по трупам. Даже мой отец, рисковавший когда-то в деревне своей и моей жизнью, затаился, как сверчок за печкой. Вот как изменилось время. Не пугайтесь, анализ истории делать не собираюсь, я пропустила ее через себя и объективной быть не могу. Дело-то в людях, как их время уродует. Так вот, жена Огарева ходила, опустив глаза, будто на ней лежит некая вина. От нее отвернулись практически все соседи, а это тяжело. Я думала, что произошло недоразумение, полковника обязательно отпустят, ведь он был всеми уважаемый человек.
– Сколько лет было Огареву?
– Кажется, чуть больше сорока. А жене его… лет тридцать, мальчикам десять и восемь. Она была очаровательной женщиной, с шармом. Правда, я тогда не знала таких слов, но мне хотелось походить только на нее. Меня все в ней привлекало: интеллигентность, вежливость со всеми без исключения, умение одеваться. Близко я не была с ней знакома, познакомились мы позже… Кстати, чуть не забыла. После ареста Огарева моя сестра чаще стала бывать у нас, а Фрол Самойлов пропадал у Елены Егоровны. Я не могла этого не заметить, тайком наблюдала за Васькой и по-прежнему убирала у Фрола. В конце октября Елену Егоровну с детьми выселили. Тогда ведь как: арестовали мужа, семью его – вон из квартиры.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7