на озере и вокруг него было так тихо, что Клифтон подумал: уж не перед бурей ли такое затишье? Что-то предвещавшее ее было в воздухе. И Бим был неспокоен, ерзал тревожно в своем углублении в песке и изредка скулил.Бим же обратил его внимание на то, что кто-то приближается к ним по берегу озера. Из-за поредевших в одном месте туч выглянула луна и осветила медленно шагавшую У самой воды фигуру с опущенной на грудь головой. Это был брат Альфонсо. Он прошел, заложив руки за спину, и потонул во мраке. И было в нем нечто, говорившее не только о тоске одиночества, так что Клифтон не решился окликнуть его.Немного погодя согбенная фигура прошла мимо уже в обратном направлении, и снова повернула, пройдя шагов сто. Так ходил монах взад и вперед перед скалами, пока не протоптал тропинку у самого края воды, и каждый раз все ниже как будто опускались его плечи. Напряженную тишину нарушил опять-таки Бим, хрипло залаяв. В первое мгновение монах будто и не слыхал ничего, но затем он повернулся лицом к скалам и увидал сидевшего под одной из них Клифтона.Клифтон поднялся. Снова выбившийся в это время из-за сгущавшихся туч лунный луч осветил изможденное лицо с глазами, поразившими Клифтона, — так они горели даже в полумраке. Но голос монаха, когда он заговорил, звучал совершенно ровно и спокойно.— Pardon, monsieur, если я помешал вам; ночь тревожная; мне не спится.— И мне тоже, — отозвался Клифтон, — думается, будет буря. — Они взглянули друг другу в лицо, и монашек улыбнулся, хотя глаза продолжали гореть странным огнем.— В такую ночь и в такой час человек может проверить собственные силы, — сказал он, положив руку на руку Клифтона, — я этим и занимался. И вы тоже. К чему же вы пришли, друг?— К тому, что я глупец и человек калибра много меньшего, чем тот, какой приписывал себе. А вы?— Давайте погуляем.Они вместе спустились на берег, и немного погодя брат Альфонсо ответил на заданный Клифтоном вопрос.— А я пришел к тому, что я всего лишь — человек, — шепотом сказанные слова прозвучали трагично.Клифтон долго не находил слов и молча шагал рядом. Наконец сказал:— Я завтра расстаюсь с Сент-Ивом, чтобы быстрее двинуться на север. Но я встречусь с Гаспаром Сент-Ивом в Фелисьене в тот день, когда он должен будет сразиться с Аяксом Трапье.— Да, Сен-Фелисьен… Аякс Трапье… Но вы не рассчитывали ехать так скоро… Что-то заставляет вас торопиться, друг? То, что случилось под вечер на дороге и позже, у костра, вероятно? — голос его пресекся.— Вы знаете?— Я застал Антуанетту в слезах, и она рассказала мне. А… у костра… я видел сам. Вы бежите от Антуанетты Сент-Ив!— Она будет рада этому.— Слепец! — прошептал монашек как бы самому себе. — Слепец! А я-то как ясно вижу! Она могла бы ударить вас, а она дала вам то, о чем вы просили. Если бы она сделала это для меня, я всю жизнь славословил бы небо.— Это была плата за Джо и Бима, — объяснил Клифтон, стараясь разглядеть в полумраке выражение лица собеседника.— И с этим вместе отдала вам свое сердце, — не слушая, продолжал Альфонсо и тронул руку Клифтона холодной, как лед, рукой. — Я знаю Антуанетту Сент-Ив с детства, — тихо сказал он. — Она любит вас.— Немыслимо! У меня нет на этот счет сомнений. И я даже охотно расстанусь с тем, что получил, если вам угодно взять это себе. — И, поискав в бумажнике, он вложил локон в руку брата Альфонсо.Далеко на западе зарница прорезала небо, глухо прокатился гром, а вокруг на мгновение все замерло настолько, что даже ропот волн озера казался приглушенным. И в это мгновение Клифтон понял, что он угадал. Он почувствовал, как страстно сжала локон рука его спутника. Клифтон нащупал в темноте его плечо и осторожно положил на него руку.— Вы тоже любите ее?! — мягко шепнул он.— Больше жизни, — сказал тот голосом, который шел как будто издалека, оттуда, где нет ни страстей, ни жизни, ни тепла. — Я любил ее, еще ребенка — тогда, когда повредил себе спину в Мистассини, спасая ее. А сейчас люблю ее, женщину.Он отвел руку Клифтона, и немного погодя, когда Клифтон окликнул его, ответа не последовало.Снова вспыхнула молния, другая, третья. Они освещали тяжелые черные громады туч.— Буря скоро разразится; пойдем в палатку Гаспара, — сказал он.Отозвался только Бим. Клифтон прикинул расстояние и стал взбираться на берег, на свет фонаря, горевшего у палатки Гаспара. Крупная капля дождя упала ему на руку, другая — на лицо. Он побежал, прислушиваясь к далекому реву ветра и шуму дождя, одновременно надвигавшихся. Палатка Антуанетты тонула во мраке. Девушка, вероятно, спала.Он вошел в палатку Гаспара, большую палатку, которая могла бы приютить с полдюжины человек. Фонарь был приспущен; при свете его Клифтон увидел крепко спавшего на перине Гаспара; тут же похрапывал повар. Джо свернулся калачиком на куче одеял подле них. Еще одна постель, предназначенная, вероятно, для брата Альфонсо, пустовала.Дождь, как молотками, забарабанил по парусине — словно тысячи крошечных кулачков, ища защиты от ярости бури, добивались, чтобы их впустили. Затем разразился потоп. Клифтон постарался усесться поудобней, оперся спиной о какой-то ящик. Ему вспомнилась ночь вроде этой, которую он много лет назад провел в глинистой местности к востоку от озера святого Иоанна. Он чуть не утонул в грязи и воде. Он и сейчас еще чувствует вкус и запах глины, липким покрывалом обволакивавшей его. Даже глина и дожди Фландрии не могли бы сравниться со здешними.Но сейчас дождь еще хуже. Он идет сплошной стеной. Палатка оседает под его тяжестью. Гремит гром, сверкают молнии. Удивительно, как могут люди спать!Дождь сопровождался резким ветром, к шуму которого стал присоединяться все усиливавшийся рев, заставивший Клифтона подняться на ноги.Он растолкал Сент-Ива и крикнул ему:— Ураган! Хорошо, если он заденет нас лишь краем. Иначе палатка не выдержит. Вам надо пойти к вашей сестре.Сент-Ив вскочил на ноги и сбросил с себя пижаму, но не успел он натянуть на себя белье и платье, как буря, в своем диком разгуле, ринулась на них. Клифтон видел, как Джо и повар вскочили, как подхлестанные; первым был на ногах Джо, испуганно таращивший глаза. Рев бури оглушал; казалось, что и земля, и воздух разлетаются на куски.Одна стенка палатки треснула, как лопнувший шар. Последнее, что видел Клифтон, — это обнаженную фигуру Сент-Ива, сражавшегося со своим платьем. Но тут фонарь разлетелся вдребезги, и палатка рухнула, покрыв их своими мокрыми складками.Клифтон успел громко крикнуть Джо, чтобы он не боялся и лежал смирно. Сам он свалился, как от удара дубинки, и лежал на спине, крепко сжимая в руке электрический фонарик. Тут же барахтался Гаспар, и проклятия его покрывали рев урагана.— Я позабочусь об Антуанетте! — крикнул ему во весь голос Клифтон. — Оставайтесь здесь с Джо!Он перевернулся навзничь и с трудом стал выбираться из-под палатки. Это удалось ему наконец. Буря умчалась дальше, рев ее постепенно замирал в восточном направлении. На смену ей снова пришел дождь. Он лил потоками. Стон стоял в воздухе. Стонало озеро. Весь мир, казалось, стонал.Клифтон направлял свой фонарик в одну, в другую сторону, стараясь определить направление. Потом побежал и наткнулся на смятую палатку мадемуазель Сент-Ив. Из-под распластанной мокрой парусины слышался слабый голос: «Гаспар! Гаспар!»— Я здесь! — отозвался Клифтон.Он никогда не думал, чтобы парусина могла быть такой чертовкой. Он дергал ее, приподнимал, тащил — все безрезультатно. А голос Антуанетты, полный ужаса, по-прежнему призывал брата. Клифтону не приходило в голову вывести ее из заблуждения даже тогда, когда он добрался до нее и почувствовал, как две руки судорожно обхватили его шею. У него хватило присутствия духа, чтобы сдернуть с койки одеяло и завернуть в него стройное тело девушки, потом он взял ее на руки… В эту минуту вдали у дороги, в четверти мили расстояния, блеснул огонек. Там жили поселенцы.— Мы пойдем туда, — прокричал он. — В той палатке все благополучно… Джо невредим, другие тоже…Она все еще думала, что это Гаспар; дождь хлестал их; кругом все стонало; да и голова ее была завернута в одеяло.Он близко-близко прижимал ее к себе, руки ее тесно обхватили его шею. Он чувствовал у себя на груди ее теплое, нежное, мокрое личико. Рот ее был так близко к его рту, что он поцеловал его, и было это так сладко и чудесно, что он поцеловал еще и еще раз.— Не бойтесь, — сказал он не слишком громко.Он вышел с ней на дорогу. Она прижималась личиком к его щеке. Он касался губами ее волос и целовал их, потом поцеловал глаза, один за другим.— Милый Гаспар! — услыхал он ее слова.Он задыхался. Антуанетта высвободила из-под одеяла руку и погладила его по щеке. Потом спросила о Джо, о брате Альфонсо и… о Клифтоне Бранте. При этом последнем имени рука ее чуть посильнее прижалась к его щеке. Он нагнулся, чтобы не проронить ни слова.— Я надеюсь, что он не вернется, — говорила она. — А если вернется, ты должен отделаться от него, ради меня, Гаспар. Я ненавижу его!Дождь утих было, но сейчас хлынул снова. Под шум его Клифтон мог говорить, не рискуя быть узнанным.— Ты не увидишь его больше, — сказал он, — он уходит навсегда.Он почувствовал, как она вся вдруг напряглась. С полминуты царило молчание, хотя он не сомневался, что она слышала. — Он негодяй, — добавил он и с горечью закончил: — Жаль, что он любит тебя.Одеяло, дождь, завывание ветра, плеск воды под ногами — все помогало ему не выдавать себя. Он ускорял шаги и, нагнувшись к ее мокрым волосам, нежно ласкал их губами. Она чувствовала, сколько было в нем заботы, нежности, обаяния. Как не ценить такого брата! И ручка ее снова погладила его по щеке.Домик поселенцев уже близко. Еще несколько минут — и всему конец. А там пойдут годы, в течение которых он будет вспоминать эту ночь. Как ошибся брат Альфонсо! Она презирает, ненавидит его. Но не в силах будет отнять у него этой минуты, когда он в темноте шлепал по грязи и по воде, держа ее в своих объятиях. Она узнает правду — завтра, сегодня, может быть… В ее глазах он будет немногим лучше Ивана Хурда…Вот изгородь, калитка; он толкнул ее и, задыхаясь, почти захлебываясь от дождя, дошел до спасительного коттеджа. Дверь не была заперта, и, открыв ее, он громко крикнул, что разбудить обитателей домика.Вошел он смело. С ним произошла удивительная перемена. Теперь, когда все кончено, он не станет прятаться. Было бы трусостью предоставить разоблачение Гаспару.Комната была слабо освещена. Он остановился посредине со своей ношей на руках. Антуанетта с головы до ног завернута в одеяло. Вода потоками лила с них и быстро собиралась в лужицы у ног, на чисто выскобленном полу. Из соседней комнаты, широко раскрыв от удивления глаза, смотрели на них мужчина и женщина в длинных, до пят, ночных рубахах.Клифтон молчал. Положение сейчас выяснится, и он предоставит девушке рассказать, что произошло. У стены стоял старый диван, на который он и опустил ее. Он прежде всего увидал ее маленькие голые ножки. Потом насквозь промокшее одеяло спустилось, открывая ее голову и плечи и одну белую, обнаженную и дрожавшую руку. Мокрые локоны ее плотно легли вдоль щек и по плечам. Клифтону хотелось упасть к ее ногам. Но он стоял неподвижно, и свет лампы падал прямо на него. Она улыбалась, стараясь отнестись юмористически к такому нелепому приключению. Но вдруг увидала его, и в глазах ее сразу отразился ужас и недоумение.— Вы! — задыхаясь, крикнула она.Она спрятала обнаженную руку. Пальцы ее вцепились в мокрое одеяло, натягивая его. Если бы взгляды могли убивать, Клифтон пал бы мертвым. Он в этом не сомневался.Он попятился к дверям, слегка склонившись. Лицо его было мертвенно-бледно. Он сознавал, что для него все кончено. Глаза и губы, которые он так недавно целовал, проклинали его, хотя после первого вырвавшегося у нее восклицания Антуанетта Сент-Ив не произнесла больше 4 ни слова.— Прощайте, мадемуазель, — сказал он.Буря и мрак встретили его, когда он захлопнул за собой дверь. Очутившись снова на дороге, он вспомнил о брате Альфонсо и подумал, что теперь он сам узнал, каково человеку, в чьем сердце угасла надежда, чья душа умерла.И все же он улыбался, ибо не было на земле или на небе силы, которая могла бы отнять у него воспоминание о теплом, нежном прикосновении этих губ. Глава XIX Ветер утих. Ливень перешел в теплый дождик. Потом небо стало светлеть, очищаться, запели петухи на фермах, забрезжил рассвет.В лагере большая палатка вскоре была поднята и установлена, и Клифтон окончательно сговорился с Гаспаром Сент-Ив.— Мадемуазель и вам придется пробыть в этих краях не меньше двух недель. Я буду действовать в районе Мистассини. Ровно через двадцать дней от сегодняшнего дня я встречусь с вами в Сен-Фелисьене и помогу вам свести счеты с Аяксом Трапье.Его решительный тон не допускал возражений, и Сент-Ив заметил происшедшую в нем перемену.— Пора приступать к делу, — добавил Клифтон в пояснение. — Если Жанно со своим гидропланом в Робервале, я к ночи буду в нашем главном штабе на берегу Мистассини.Брат Альфонсо не появлялся, и Клифтон оставил для него запечатанное письмо. Потом поболтал немного с Джо, потрепал его по плечу, как взрослого, после чего поднял и поцеловал в веснушчатую мордочку.— Скажешь мадемуазель Антуанетте, что я жалею… ужасно жалею, — шепнул он.Еще не рассвело окончательно, когда он входил в Метабетчуан. Он разбудил Трамблэ, и они вдвоем разыскали человека, у которого был наемный автомобиль. Небо подернулось уже розовым, когда они выехали на дорогу, направлявшуюся на северо-запад.Солнце поднималось, все оживало вокруг. Первобытная простота здешней жизни, красота только что омывшейся дождем природы — все это веяло на Клифтона таким миром и покоем, что их, он это чувствовал, не могли бы вытравить из души его никакие мучения, физические или моральные.Здесь не было толпы. Домики поселенцев были разбросаны редко и отделялись друг от друга большими лугами, долинами и холмами; а селения, в одну линию вытянувшиеся у дороги, напоминали редкие старинные гравюры, вдруг ожившие. Порой казалось, что автомобиль, с его шумом и запахом газа, оскверняет эти места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21