Преемник Вайермана вышел из кабинета, аккуратно закрыл за собой дверь, опустился вниз на лифте и уселся на заднее сиденье ожидающей у парадного входа машины. В ту же самую минуту с правительственной стоянки стали отъезжать машины остальных участников траурного караула. Другие молодые люди, сидя на задних диванах своих лимузинов, так же молча рассматривали черные спины личных шоферов. Вереница тихих машин понеслась по длинной и прямой дороге по направлению к месту погребения. Молодые люди в машинах одинаково хмурились, раздумывая о чем-то.
Глава 1
1
За сорок четыре года до этого дня и в четырех световых годах от Земли, на стене главного кухонного зала отеля «Роял Чиерон» зазвонил телефон. Томас Хармон, шеф-повар отеля, даже не повернул на звонок головы, потому трубку снял один из мальчиков-подручных. Хармон был занят очень важным делом – он пробовал соус, только что приготовленный одним из поваров младшего ранга. Чтобы лучше разобрать вкус, он поднял язык к небу и привел в действие вкусовые пупырышки, расположенные на его корне. За двадцать лет он поднялся от подручного до своего теперешнего положения, а начинал он свою карьеру не совсем уже молодым человеком. С годами, по мере того как остальные чувства Томаса Хармона притуплялись и теряли свою остроту, его вкус становился все более утонченным и безошибочным. Он был хорошим шеф-поваром – возможно не совсем таким уж бесподобным, каким его выставляли на словах, но по-настоящему хорошим.
Его подчиненный взирал на таинство дегустации с волнением и подобострастным вниманием, в его широко распахнутых карих глазах сверкали те самые золотистые точки, которые по прошествии нескольких веков колонизации сделались основным знаком, отличающим центавриан от землян.
Хармон медленно кивнул.
– Неплохо, – проговорил он. – Но я бы добавил немного джон-травы.
Джон-трава несколько отличалась по вкусу и запаху от чабреца, но чабрец не рос на Чиероне, одной из планет Альфы Центавра 4. Ничего, сойдет и джон-трава.
– Самую малость, щепотку, Стеффи.
Стеффи облегченно кивнул, и его лицо просияло.
– Одну щепотку. Будет исполнено, господин Хармон. Благодарю вас, сэр.
Хармон промычал в ответ что-то невразумительное и направился дегустировать следующее блюдо.
– Простите, господин Хармон.
Это подал голос тот самый мальчик-подручный, который ответил на телефонный звонок. Хармон быстро обернулся.
– Что тебе?
Его голос был резок и отрывист, более резок и отрывист, чем ему самому хотелось бы. Но подручный отвлек его от главнейшего занятия дня. Хармон вспомнил, что действительно не так давно слышал телефонный звонок, и это только усилило его раздражение. Сейчас он узнает, что за наглец решается отрывать его от дел в разгар рабочего дня.
– Извините, господин Хармон.
Паренек был явно перепуган его рычанием. Хармон улыбнулся своим мыслям. Ничего, от мальчишки не убудет. Хороший начальник не должен забывать о строгости, чему была по меньшей мере одна веская причина. Строгость в обращении давала подчиненным четкое представление о статусе начальства и, кроме того, стимулировала их к достижению такого же положения. Кроме того, строгость охлаждала горячие, но недалекие головы прежде, чем их владельцы успевали отколоть какую-нибудь глупость в самый неподходящий момент. В такой момент, например, как сейчас.
– Так в чем же дело?
– Там… вас просят вас к телефону, сэр. Говорят, что дело срочное.
– Не сомневаюсь, – пробурчал Хармон. Он уже догадывался, чей голос услышит в наушнике. Приложив трубку к уху, он понял, что не ошибся. Это был Хеймс, секретарь канцелярии президента Вайермана.
– Господин премьер-министр?
– Да. Это ты, Хеймс?
– Президент Вайерман просил меня довести до сведения членов кабинета о том, что сегодня на семь часов вечера назначено экстренное совещание. Президент понимает, что этим он ставит всех в очень трудное положение, но особенно просил меня подчеркнуть важность сегодняшней повестки дня и напомнить всем о необходимости прибыть без опозданий.
– О чем пойдет речь на этот раз, Хеймс? Будет зачитана в диктофон очередная резолюция для пересылки в Центаврианский Конгресс?
– Не могу знать, сэр. Могу я доложить президенту, что вы будете у него в назначенное время?
Хармон нахмурился.
– Да… да, передайте, что я постараюсь быть вовремя. Я ведь принес клятву служить интересам Правительства в Изгнании, в конце концов.
Он положил трубку на рычаг. Стены отеля не обрушатся от того, что принадлежащий ему с потрохами драгоценный господин Хармон отлучится на несколько часов для небольшого разговора. Так что, все в порядке. Сегодня вечером за обедом постояльцы «Роял Чиерон» не смогут отведать экзотической земной кухни, коей отель так славился, во всем ее блеске – это конечно трагедия, но мало кто из не-знатоков сумеет разобраться в отличиях. И только-то.
На Чиероне нет настоящих ценителей – за исключением, может быть, горстки беженцев-землян – поэтому потеря будет невелика. Томас Хармон негодует, но до этого мало кому есть дело. Хармон повернулся и через головы поваров крикнул своему заместителю, что приготовление сегодняшнего обеда полностью переходит в его руки, повернулся на каблуках и с непроницаемым лицом направился в свой номер.
В соответствии с положением, которое Хармон занимал в иерархии отеля, его номер был весьма удобно расположен и оборудован по последнему слову комфорта и шика, чем в особенности отличалась спальня. Имелась также и небольшая гостиная, обставленная с утомляющей чопорной роскошью, что составляло продуманный контраст изяществу спальни и делало первую не слишком удобной для пользования. В обычной ситуации он предпочитал держаться от гостиной подальше, принимал существование дополнительной комнаты скорее лишь за один из знаков различия, приличествующий его рангу, чем нечто приятное и полезное в быту. Вот уже десять лет он был вдовцом, имел привычки обычные, но твердо устоявшиеся и ни в каком дополнительном пространстве для жизни, чем то, что ему предоставляла спальня, не нуждался совершенно – нужно отметить, что спальня эта была немаленькая. Ему было хорошо известно, что этот гостиничный номер будет сохранен за ним до тех пор, пока он не вздумает вдруг уйти на покой. И никаких изменений в этом плане не случится даже после того, как его функции в качестве шеф-повара усохнут настолько, что единственным полезным вкладом в процесс приготовления пищи будет являться его личная подпись над нижним срезом листа обеденного меню.
Хармон достал из гардероба костюм, только сегодня вернувшийся из чистки и повешенный туда коридорным отеля, и положил его на кровать. После этого он принялся неторопливо одеваться, с удовольствием ощущая прикосновение мягкой, дорогой ткани прекрасно скроенного костюма к своему телу, с улыбкой размышляя о том, что на Земле прессой воспринималось как несколько эксцентрическое увлечение. Как кстати его умение пришлось здесь!
Представ перед гардеробным зеркалом, он изучил в нем свое отражение. Средних пропорций мужчина с небольшим брюшком и вьющимися седыми аккуратно подстриженными волосами – его скорее можно было принять за одного из совладельцев «Роял Чиерон», чем за члена персонала отеля.
Сняв трубку телефона и набрав короткий номер, он попросил подать его машину к боковому выходу. После этого, так как необходимо было немного обождать, Хармон напомнил себе о свадебной церемонии, которая должна состояться в банкетном зале отеля на следующей неделе. В течение нескольких минут он начерно набрасывал подходящее для такого случая меню, призвав на помощь свои знания в тонком вопросе соотношения вкусовых и калорийных качеств блюд в их следовании друг за другом, сделав также пометку о необходимости проконсультироваться с главным виночерпием отеля перед принятием окончательного решения.
2
Он вел машину не торопясь, медленно следуя улицами Чиерон-Сити и постепенно приближаясь к дому, в котором проживал президент Вайерман. Время от времени бросал взгляд на блекло-голубое небо, по которому одновременно катились желтоватое солнце и туманно-прозрачная маленькая луна. Зрелище это никогда не казалось ему скучным и обычным, по причинам, изменяющимся с каждым годом жизни на этой планете. Поначалу он объяснял себе интерес к небу привлекательностью новизны и частенько ловил себя на том, что взирает вверх буквально вытаращив глаза, вроде той деревенщины с тьмутараканской фермы, который первый раз в жизни увидел перед собой высокий каменный дом. Ощущение новизны ушло примерно тогда же, когда он был принят в отель на ночную смену – неуклюжий сорокалетний мужчина отнюдь не уверенный в себе, начал выполнять работу молодого парня и нередко, силясь продраться сквозь неодолимый местный акцент, исказивший здесь язык до невыносимости, чувствовал себя настоящим болваном. В те дни он бывал рад, когда замечал на горизонте полоску рассвета.
Сейчас же, неторопливо колеся по узким улочкам, он размышлял о том, как далеко от голубого неба Чиерона находится Земля и Солнечная система – о том, какое поистине невообразимое расстояние разделяет эти миры.
Четыре века назад Чиерон являлся первым форпостом землян в их освоении звезд – первым, и как то вышло, до сей поры единственным. За четыре сотни лет срок перелета сократился от десяти лет до четырех, приблизившись к эйнштейновому пределу скорости перемещения через три измерения, и это было максимумом того, что Земле удалось добиться. Они только-только начали первые испытания ультрадрайва, когда грянуло Вторжение. Люди получили ультрадрайв, но Солнечную систему это не спасло. Земля прочно перешла в руки пришельцев. В фокусе внимания расы людей оказался Центавр, в то время как родная планета превратилась в подобие Римской империи, став полузабытым далеким эпизодом на задворках быстро расширяющей границы цивилизации.
В конце концов, с пришельцами или без, ситуация все равно была бы похожей. Молодые земные колонии, назвав себя Объединенной Центаврианской системой, быстро забыли об отчем мире и бодро двинулись вперед семимильными шагами, не только освоив планетную систему своей звезды, но и насадив собственные колонии и наладив связи с чужеродными разумными расами, находящимися далеко за пределами земной досягаемости, превратившись в колосса, по которому, через родительский труп, не отваживались нанести удар даже пришельцы.
Хармон аккуратно свернул на улицу, где в одном из неказистых многоквартирных домов проживал президент. Припарковавшись следом за роскошным лимузином, в котором он узнал машину министра финансов Стэнли, и, выбравшись наружу, увидел остановившееся на противоположной стороне улицы такси, появившийся из которого министр обороны Генович расплатился с водителем и небрежным жестом руки отверг сдачу. В обшарпанный холл подъезда Хармон вошел следом за Геновичем.
– Как поживаешь, Джон? – приветствовал Хармон коллегу.
– Привет, Том. Спасибо, хорошо. Как ты?
Они пожали друг другу руки, испытывая неловкость из-за вынужденности встреч и, дожидаясь лифта, немного поболтали.
– Как твоя жена, Джон?
– Отлично, Том, просто отлично.
– Как идет бизнес – тоже порядок?
– Все хорошо, действительно, как никогда. Сегодня я начал работать по новому большому контракту. Если мне удастся благополучно довести дело до конца, то комиссионных хватит на то, чтобы полностью оплатить колледж Джонни.
– Что ж, прекрасная новость. Желаю успехов. Куда ты собираешься отдать сына? Я слышал, что наш столичный университет – вполне приличное заведение.
– Согласен, университет хороший – я специально наводил справки. Но Джонни хочет отправиться на Аребан, в тамошний университет – на их технологическом факультете, видите ли, лучшая инженерная школа. Это ведь у черта на рогах – дома он будет появляться только летом и на Рождество. Но, как бы там ни было, ему решать. Я считаю, что он достаточно взрослый, чтобы выбрать себе дело по душе. Кроме того, насколько я понял, есть одна девица, которая собирается в Школу Искусств при том же университете – наверняка это было не последним аргументом.
Генович усмехнулся.
Они вместе вошли в скрипучую кабину лифта и поднялись на нужный этаж. Узкая площадка этажа была тускло освещена единственной лампочкой. Оказываясь здесь, в тесном мрачном вытянутом пространстве среди одинаковых выкрашенных коричневой краской дверей, за одной из которых скрывалось жилище президента, Хармон всегда испытывал чувство неловкости; казалось, что за этими деревянными прямоугольниками-близнецами протекает какая-то таинственная, но наверняка нелицеприятная жизнь, которую лучше было держать взаперти; раз попав на свежий воздух, эта жизнь, с ее планами и мечтами, немедленно зачахнет и умрет. Генович нажал на кнопку звонка.
Открыв дверь, секретарь Хеймс распластался по стене, чтобы дать им возможность войти в узкий вытянутый коридорчик, ведущий мимо кухни вглубь квартиры.
– Господин премьер-министр, господин министр обороны, – приветствовал их секретарь. – Все члены кабинета в сборе и находятся в гостиной. Президент Вайерман присоединиться к собранию с минуты на минуту.
– Спасибо, Хеймс, – отозвался Генович и отступил, пропуская Хармона, двинувшегося вперед и как обычно отметившего для себя ту перемену, которая под влиянием атмосферы этого места всегда происходила с ними: тот внезапный груз осознания собственной значимости и достоинства, который формализовал их манеры и изменял звучание голосов. Он прошествовал в гостиную с потертыми коврами и старой мебелью, где неудержимо рвались на волю пружины из кушетки и кресел, бархат с подлокотников которых был давно вытерт.
Являясь сюда, заметил себе Хармон со свойственным ему остроумием, мы попадаем под действие сил притяжения иного мира.
Неплохой каламбур, подумал он, раскланиваясь с многочисленными присутствующими, в свою очередь покидающих насиженные места, чтобы пожать руки и обменяться словами приветствия с вновь пришедшими.
1 2 3 4 5