Сдавленным голосом он пытался остановить ее:
— О Боже! Англичанка, не трогай меня пока. Я слишком полон вожделения.
Но Бет была захвачена совершенно новыми для нее открытиями " — она хотела наконец понять, чем же мужское тело отличается от женского. Поэтому ее пальцы продолжали нежно щекотать его трепещущее естество, она была в восторге от того, что могла трогать его и что ее совсем неумелые ласки доставляют ему не меньшее удовольствие, чем его изощренные ей.
Рафаэль не мог выдержать такого искуса и с глубоким стоном отпрянул от нее. Когда он смотрел вниз на ее искренне удивленное лицо, глаза его были почти черными от переполнявших все тело эмоций.
— Не делай этого, — сказал он заплетающимся языком, — если не хочешь, чтобы из меня все вылилось на тебя, а не в тебя!
Эти слова доставили ей большое удовлетворение, потому что теперь она точно знала, что может заставить его потерять контроль над собой, она осознала, что ее руки могут довести его до такого же экстаза, до какого он доводил ее. С хитрой улыбкой она выгнула свое тело так, чтобы оба ее соска, как огненные точки, дотронулись до его груди, и она намеренно заглянула в глубину его глаз, когда ее рука опять продолжила свое занятие.
Его тело было подброшено каким-то импульсом, когда она коснулась его, и все преграды, которые он попытался бы возвести между ними в этот момент, неминуемо рухнули. Его рот требовательно накрыл ее губы, и теперь уже она попала в его власть и забыла об удивительной игре, которую открыла несколько минут назад. Теперь любовная игра губ была двусторонней. Бет больше не оборонялась, ее язык так же агрессивно, как и его, врывался на территорию «противника», вызывая у него новый прилив чувственности.
Ее язык действовал, как струйка пламени, и поняв, что Рафаэль не обороняется от ее атак, она продолжала обследовать его рот, воспламеняя при этом себя не меньше, чем Рафаэля. Увлеченная этой вновь открытой стороной любовной игры, она обеими руками обняла его лицо, ее маленькие ручки держали его щеки, когда она впивалась в его губы страстными поцелуями.
У Бет не было возможности сказать ему, что этой ночью она сделала такие замечательные интригующие открытия, что никогда раньше она не целовала так мужчину. Он никогда не поверил бы ей, что она никогда не дотрагивалась до мужского тела и никогда не ощущала столь притягательную твердость мужского естества. Она, познав все это, как бы освободилась от прошлого, будущее ее не трогало, она была готова идти туда, куда позовут ее ласки Рафаэля.
Рафаэль знал очень многих женщин, но ни, одна из них не воспламеняла его так, как Бет, и ни одна не брала его в сладкий плен, как это смогла сделать она. Бет была, как мощный наркотик, разлившийся у него в крови; он ощущал это, лаская ее стройное тело. Все женщины, которых он когда-либо знал, исчезли из его сознания — там нашлось место лишь для одной Англичанки. Он пока считал, что нашлось место только в сознании, но было похоже, что и в сердце тоже.
Не в силах уже ограничиваться любовной игрой с этой невероятной плотью, которая была так близко, Рафаэль не стал удерживать руку, которая опустилась к маленькому треугольнику между ее бедер. Он мягко раздвинул ее ноги и стал потихоньку пробираться пальцами в лоно, заставляя Бет стонать от удовольствия и извиваться от желания. Ее груди поднялись до уровня его губ и, ощутив это, Рафаэль освободил ее губы и языком и зубами стал дразнить ее соски, которые рассылали импульсы удовольствия по всему ее телу.
Его рот путешествовал от одной груди к другой, а затем неожиданно его губы стали медленно спускаться по нежной коже ниже грудей, вдоль плоского живота до тех пор, пока не погрузились в шелковистый треугольник между бедер. Бет окаменела; он почувствовал это, ощутил ее неуверенность и посмотрел на нее лихорадочно блестящими глазами.
— Позволь мне, — прошептал он требовательно. — Ты так прекрасна здесь, как и везде, и я хочу знать твой вкус, хочу ощутить его губами и ноздрями.
Позволь мне!
Если простые слова могли возбуждать сладострастие, то так и произошло от сказанного Рафаэлем. Уже доведенная до дрожи, Бет не могла сопротивляться ему и расслабилась, тело сотрясалось от ожидания чего-то необычного.
Рафаэль ласково раздвинул ей ноги, его губы стали медленно спускаться по золотым завиткам волос. Бет показалось, что ее сердце выскочит из груди, так быстро оно билось. Его язык, когда он трогал ее там, был орудием изощренной пытки, а когда он проникал глубже и глубже, это был язык пламени. Тело Бет свели судороги страсти. Стоны и рыдания вырвались у нее от избытка чувств, и она приблизилась к Рафаэлю, сама не понимая, чего хочет — чтобы он остановился или продолжал. На самом деле выбора у нее не было. Найдя то, к чему он стремился, Рафаэль погрузился в изумительные запахи ее тела. Ей было приятно даже его теплое дыхание, которое там тоже казалось дополнительной лаской. Его язык продолжал исследования, он искал мягкие внутренние поверхности, все то таинственное, что было спрятано внутри этого золотого треугольника.
Она кричала. Она знала, что кричит, но объяснить почему, не смогла бы. Ей нужно было трогать Рафаэля, чтобы возвратить ему ощущение дикого удовольствия, которое он доставил ей, но все, что она могла сделать сейчас, это вращаться с сумасшедшим упорством на кровати, отключившись от всего под тем разрядом сумасшествия, которое вызывал язык Рафаэля.
Податливая на его малейшее движение, отзывчивая на ласки его рта, никогда еще не знавшая глубины таких эротических переживаний, Бет металась под его поцелуями, подталкивая себя все ближе к нему. Он продолжал свои разрушительные ласки, и вот это свершилось. Волна за волной острое наслаждение сотрясало ее тело. Не в силах ни помочь себе, ни сдержаться, она кричала от восторга, ее тело подпрыгивало и сотрясалось от мягкой атаки Рафаэля.
Чувствуя свою ответственность и зная, что сейчас испытывает она, Рафаэль удовлетворенно вздохнул, его тело остро реагировало на ее конвульсии. Его губы возвратились к ее устам и опять началось сражение языков, но главным было то, что он ощущал винную сладость ее губ.
Ее собственный вкус и запах на его губах поначалу был ей непривычен, но когда его руки начали ласкать ее груди, бедра, все мысли Бет переключились на то, что сейчас настанет момент и они сольются воедино. Его пальцы опять освобождали дорогу для финальной атаки, и она была поражена, что после недавнего полного опустошения ее опять терзало острое желание, которое было сильнее всего остального. Рафаэль слегка продвинулся, и она почувствовала, как ее бедра разделяются, и со стоном непреодолимого сладострастия она осознала, что вся, наполнена им, его твердым и горячим естеством. Его ритмичные движения были неторопливы, как будто он получал удовольствие от захвата каждого сантиметра ее тела, но Бет хотелось все большего, ей уже просто требовалось то удовольствие, которое мог доставить ей только он, и никто другой, Ее руки обхватывали его мощную спину, гладили ягодицы, ее пальцам нравилось ритмично сжимать его сильные мышцы.
— Ну! Ну же! — она выдыхала свои слова прямо в его уста. — Ну же!
Больше вести любовную игру Рафаэль был не в силах, и его тело накрыло ее маленькую фигуру, дав им ощущение неземной сладости, когда его мужское начало Слилось с ее женским.
Бет почувствовала, как его тело подпрыгнуло, освобождаясь, и ощущение, что это она смогла ввергнуть его «в маленькую смерть», наступающую, когда приходит полное физическое удовлетворение, ввергло ее саму в море удовольствия, заставившее ее забиться в конвульсиях.
Они лежали рядом, их тела переплелись, и никто не хотел нарушить то удивительное слияние, которого им удалось достичь. Губы Рафаэля были более чем нежны, когда он целовал ее лицо, останавливаясь на бровях, ресницах, маленьком носике, прежде чем добраться до губ, что вызывало у Бет слезы умиления. Рафаэль в эту ночь не ушел, не в силах оставить ее, и еще дважды, прежде чем на свет явилось красноватое солнце, Бет ощутила сладость соития с ним. Последний раз все произошло быстро, и Бет провалилась в сон. Голова ее покоилась на его сильной руке, его губы — на ее виске. Но когда Бет проснулась — а солнце было уже высоко в небе, — то обнаружила, что она в спальне одна. И только вмятина на белоснежной подушке могла подтвердить, что она была в его объятиях.
Глава 21
Рафаэль мчался к своему владению Энчантресс и понукал людей, чтобы они поторапливались. Ему не хотелось оставлять Бет, да еще тогда, когда поговорить они все же не сумели. Но, проснувшись рядом с ее теплым телом в то прохладное утро, он все же решил не отступать от ранее принятого плана. Может быть, думал он, ей надо побыть одной, да и ему было о чем поразмыслить.
Он еще не пришел к мысли о необходимости женитьбы, но предчувствовал, что в Энчантрессе он построит семейное гнездо.
А местечко это действительно было прелестным. Маленький, почти игрушечный домик в испанском стиле, окруженный соснами и защищенный мощными тополями, оборонялся от всяческих гадов и хищников многочисленными каналами, канавками и траншеями, которые трудно преодолеть змеям, ягуарам, рыжим рысям.
Домику было уже более ста лет, но он оставался еще крепким. За истекшие десятилетия его оплели разнообразные растения, и это выглядело очаровательно. Размерами дом, наверное, был не больше половины гасиенды дель Чиело, но Рафаэля это вполне устраивало. Он осмотрел свои владения и наметил все, что надо сделать, чтобы тут можно было жить. Рафаэль назначил своего полномочного представителя Ренальдо Санчеса, потому что сам не собирался задерживаться здесь дольше, чем было необходимо. Все его мысли сейчас занимала Бет и их неясное будущее. Бет, а точнее — воспоминания об их ночи тянули его в Сан-Антонио, как песня сирены.
Когда Бет проснулась и не увидела Рафаэля, ее первой мыслью было, что все это ей приснилось. Но, одеваясь, она обнаружила знаки его страсти на своем теле и поняла, что это был не сон.
Бет узнала об отъезде Рафаэля от сеньоры Лопес. Чувствовала она себя ужасно. И не знала, как ей судить себя: она так легко сдалась ему, не зная ничего о его планах и отношении к себе. Что ему было нужно — она сама или только ее тело?
Как она ругала себя зато, что приняла его любовные игры за чувство к ней. Господи, как она была глупа!
В порыве отчаяния она решила покинуть Сан-Антонио. Ее жизнь должна продолжаться, хотя сердце ее разбито.
Когда дон Мигуэль и донья Маделина возвратились через день из своей поездки, их встретила очень возбужденная сеньора Лопес.
— Она собралась уезжать! — В голосе женщины звучало искреннее отчаяние. — Ее надо остановить. Она утром сказала мне, что должна ехать, и приказала слугам собираться, готовить повозки и лошадей к дороге в Натчез.
Дон Мигуэль ворвался в салон, где Бет составляла список необходимого. За ним донья Маделина.
— Что случилось? — спросила немного испуганная Бет.
— Как что случилось? Да разве вам можно так неожиданно ехать в Натчез без всякого сопровождения? Вот что случилось!
Бет стала путано объяснять, что больше не может злоупотреблять гостеприимством их и их сына.
— Я и так безмерно благодарна вам за все, что вы для меня сделали, но мне уже пора заняться своим будущим, поэтому надо ехать.
— Нет, вы не должны делать этого сейчас! — Донья Маделина чуть не плакала. — Мы связывали с вами такие надежды… Ну, подождите пока возвратится мой пасынок, и он вас сопроводит до вашего дома.
Дон Мигуэль с готовностью присоединился к жене:
— Это безумие — одной женщине только в сопровождении слуг отправляться в столь опасное путешествие. Рафаэль очень скоро возвратится, ему будет более чем приятно проводить вас.
Вот этого-то Бет и хотелось меньше всего! С неожиданно твердым выражением в фиолетовых глазах она тихо сказала:
— О нет! Простите меня. Больше откладывать отъезд я не могу. Я прекрасно понимаю, что такой молодой женщине, как я, нельзя путешествовать без опеки родственника-мужчины или друга семьи, но у меня выбора нет.
Ничто не могло поколебать Бет. Она твердо приняла решение уехать в субботу. Все были напуганы ее предстоящим отъездом, в том числе и она сама.
Как ей не хотелось поворачиваться спиной к Рафаэлю, как это было ей больно, но она считала, что так надо!
Несмотря на давление, которое оказывали на нее Сантаны и присоединившиеся к ним Маверики, Бет стояла на своем. И уехала бы в субботу, если бы в пятницу ее не свалила одна из таинственных лихорадок, которые бьют здесь человека без предупреждения.
В течение нескольких дней казалось, что ей предстоит присоединиться к своему мужу в его одинокой могиле. Потом ей стало легче, но в течение еще нескольких недель она была так слаба, что не могла даже поднять голову, чтобы напиться из ложечки, заботливо протянутой сеньорой Лопес. И только в первую неделю мая она смогла впервые встать с постели.
На второй день, как она встала, в Сан-Антонио приехал Себастиан. Он был поражен ее видом. Она была еще в черном трауре и казалась чуть ли не бесплотной тенью. Себастиан серьезно опасался, что ее может унести порывом ветра.
Все в доме обращались к ней так, будто она была сделана из тончайшего фарфора. В первые дни выздоровления она только сидела в саду. Но потом Себастиан стал вывозить ее в экипаже на приятные прогулки в окрестности Сан-Антонио. Дальше ездить боялись. Угроза нападения команчей оставалась повседневной реальностью.
Свежий воздух и солнце делали свое доброе дело, и Бет снова стала подумывать о том, что ей пора отправляться домой в Натчез, тем более что возвращения Рафаэля ждали со дня на день.
Как-то, отвечая на свои мысли, она сказала Себастиану:
— В Натчезе мне будет не хватать наших прогулок и дорогой сеньоры Лопес, и дона Мигуэля, и доньи Маделины.
Себастиан с максимально отвлеченным и удивленным видом спросил:
— Как, разве вы собираетесь покинуть нас? Черты ее лица дрогнули, и она ответила абсолютно честно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51