я спал, сколько хотел, жаловаться на кормежку тоже не приходилось. Когда стало холодно я потребовал еще одно одеяло и мне его дали. Дважды в день меня выводили на прогулку, впрочем рассчитав время так, чтобы я не пересекался с остальными заключенными. Чтобы скрасить скуку мне даже нашли какую-то книжонку – наверняка единственную в лагере. То был любовный роман – книга совсем не в моем вкусе и я цедил ее по дюжине страниц в день. Охранники относились ко мне с почтением, а я не доставлял им особых хлопот. Такое положение устраивало нас всех. И вот однажды на двери в камеру открылось окошко – я лежал на нарах и обернулся на шум. Кто-то смотрел на меня – я на них. Такое бывало и ранее – тюремщики проверяли не сбежал ли я и в добром ли здравии. Но в тот день меня разглядывали долго. Я понял – в лагерь прибыли селекционеры. Я ждал их раньше – на этой войне у них было не много работы… Когда окошко закрылось я вздохнул и принялся распарывать подкладку кителя
– в маленьких кисетах лежали вытяжки, которыми снабдил меня генерал. Из содержимого я сделал состряпал мазь и сварил настойку. Мазью я подновил родимое пятно, а настойку оставил остывать на окне. Я вернулся к чтению, но книга, и прежде бестолковая, теперь и вовсе не воспринималась. Наконец подали ужин. Я отставил тарелку и выпил зелье – и чуть не после первой ложки похлебки почувствовал легкое жжение. Рейтер предупреждал, что его отвар будет реагировать с пардиумом довольно бурно. Странно, никогда не упоминалось, чтобы Реннер пользовался магией – тем не менее, селекционеры решили перестраховаться, тем более, что повод был. После ужина я отбросил книгу и попытался уснуть. Но сон не шел. Я понимал
– это начало конца – конца или их, или моего. Нашего… И мне нужны были силы. Сперва мне казалось, что заснуть мешает свет – тогда я занавесил окно, повесив на решетку свою китель. Но спать не хотелось – в голову лезли всякие мысли. Я в уме мерил землю, чертил карты времени. Все я же заснул. Меня разбудили очень осторожно. Кто-то легко тряс меня за плечо –я открыл глаза.
– Господин оберлейтенант… Вам пора… Конечно пора. Давно пора…

Ади Реннер умер во второй раз. Как гласили сводки новостей федератов, военный преступник Ади Ферд Ше Реннер был повешен в одном из лагерей военнопленных, труп его сожжен, а прах развеян по ветру. И опять никто не видел его трупа – стало быть ничего не мешает ему воскреснуть третий раз. Хотя, я думаю, никакой казни не было. Скорей всего рано утром повесили труп, помершего, скажем, в лазарете. Чтобы никто не смог его опознать, позже его сожгли – так из одного покойника получилось два. Но тогда я об этом не знал – я опять был в дороге. Людям вокруг меня опять казалось, что они выбирают дороги за меня – но я-то знаю: все было не так. Они не могли выбрать другую дорогу. В этот раз все было по-иному. Конвой шел вне расписания – он включал только меня и четырех конвоиров. Мы почти не делали остановок – иногда нас встречали в условленных местах, кормили, конвоиры менялись, и конвой несся дальше. И если в прошлый раз под меня определили мерина, то теперь мне подвели скакуна – довольно неплохого, хотя и неприметного с виду. Конвоирам было запрещено общаться со мной и с кем-либо, раскрывать цель своего движения. Но это было лишним – магические сообщения обгоняли нас – и перед нами заранее подымали шлагбаумы, опускали мосты, перекрывали движение по дорогам. Мы проносились мимо, подняв пыль – нас провожали взглядом, пытаясь понять – что сон сей значил… Все оказалось так как я и рассчитывал – через три дня пути мы остановились у Стены, через которая окружала школу. Нас уже ждали – с той и этой стороны. Магик прошептал заклинание, расплывчатые силуэты по ту сторону Стены стали набирать четкость, потом вдруг вздрогнули и опять проявились – ворота были открыты. Мне приказали спешиться, и в одиночку я перешел на территорию школы. Среди встречающих я не увидел никого из знакомых мне. Стало быть, они не знали прежнего меня – для них я был Ади Реннером. С меня сняли стальные перчатки – странно, в прошлый раз, мне они показались будто многопудовыми, сейчас я стряхнул со своих рук будто варежки. Я встряхнул руками – мои тюремщики напряглись: они ожидали мою попытку воспользоваться магией. Но я просто разминал руки. Пока мы шли к школе, новый комендант зачитывал правила заведения. Он не знал, что я изучил их наизусть. Я слушал его в пол-уха и его речь сливалась в единый рефрен: «Смерть, смерть, смерть…» Это точно, – подумалось мне, – скоро смерти здесь будет предостаточно. Я с интересом рассматривал здание – его подновили, подчистили, но в целом оно было все тем же – моей школой. Переступив порог, я остановился, вдыхая воздух школы. Здесь тоже все было по-прежнему: из столовой доносился запах сдобы. Я втянул его полной грудью – он мешался с дымом костра, что горел на заднем дворе, с пылью, с запахом краски. Из зала едва уловимо тянуло потом. На какое-то время мне показалось, что все это было зря, что ничего не изменилось, что не было моего побега, что год прошел зря, если он вообще был. Я почувствовал себя маленьким – на меня давили стены, время и пространство. Я зажмурился и встряхнул головой – наваждение прошло. Мой конвоир решил, что я голоден.
– К обеду вы не успели, но вечером тебя покормят, – сказал кто-то, подталкивая меня в спину: Проходи…
– Не толкайся, – ответил я, – сам пойду… Хотя я не ел почти всю дорогу, есть мне не хотелось. Обычно после долгой дороги я не мог съесть и кусок, пока желудок не успокаивался. Потом меня занесли в гроссбух школы, я получил номер и жетон пленного. Я бы дорого дал, чтобы узнать, что значится напротив моего прежнего имени, но это представлялось невозможным. Главная книга тоже была другой… Могло показаться, что в школе поменялось все. Но, конечно это было не так.

Кастелян внимательно осмотрел меня своим единственным глазом. Я выдержал взгляд, хотя, кажется, побледнел, как покойник. Я ждал, что он даст сигнал страже, но кастелян молчал. Моя авантюра была на грани срыва – в школе поменялось многое, но кастеляна не сменили. А что с ним оставалось делать – стар да увечен он воевать, дела его – тряпки и бумаги. Но он стал для меня страшнее всех армий мира. Когда я увидел его силуэт в дверях кладовой, я чуть не запаниковал. Он стоял ко мне спиной, но я узнал его и уже собирался смять охрану, чтобы освободить себе путь к новому бегству. Но я все же успокоился: пусть он узнает меня, но что они мне могут мне сделать? Убивать расточительно, отправить меня в лагерь с более строгим режимом они не могли, ибо самой строгой была эта школа. Они могли посадить меня под усиленную охрану, но это не имело никакого значения, ибо я все равно был сильней их всех вокруг. Я вернулся сюда не просто так – у меня была цель. Все остальное было неважно… Но сигнала тревоги не последовало. Кастелян прищурил глаз, пристально глядя на меня. Он рассматривал меня с ног до головы, будто проверяя выдержат ли мои нервы. Но выдержал – я оказался немного сильней, чем я сам предполагал. Кастелян повернулся, пошарил по полкам и собрал мне постельное белье. Он вложил его мне в руки и на секунду наши руки соприкоснулись. Он был холоден будто жаба. Точно покойник, – пронеслось в мозгу.
– Свободен… – наконец сказал он. Он меня не узнал, – думал я, когда меня вели по коридору. – Ведь я год только то и делал, что менялся.

Меня определили в комнату на втором этаже, почти по середине коридора, за две двери до моего прошлого жилища. Из четырех коек была занята только одна – справа под окном лежал парень, погруженный в чтение. Когда я вошел, он аккуратно заложил страницу, отложил книгу и посмотрел не меня. Я не стал здороваться. Он тоже молчал. Я бросил на кровать матрац и белье и присел Мне хотелось спать – я бредил кроватью, койкой, нарами, хоть какой-то горизонтальной поверхностью. Я присел на койку. В коридоре грохотали сапоги – звук становился все тише. Это уходили мои конвоиры. Наконец шум затих где-то на лестнице – коридор был свободен…
– Тот кто спал на этой койке, умер вчера утром… – были первые слова, которые я услышал от нового сокамерника.
– Будешь много разговаривать, – ответил я, – к вечеру и твоя кровать освободится… Он что-то пробормотал, и вернулся к своей книге. Я раскатал матрац, но заправлять постель не стал, выдернув из белья полотенце.
– Душ сегодня работает? – спросил я. Мой сокамерник с удивлением посмотрел на меня и кивнул. Я вышел из комнаты и побрел в подвал. На лестнице я снял фонарь, но в душ спускаться не стал. Сойдя с лестницы, я нырнул под нее, туда где был вход в туннель. Могло статься, что потом у меня не будет времени, чтобы забрать книги. Если вдруг кто не знает, я скажу: любовь к чтению иногда летальна. Не всегда, конечно, но случаи бывали…

Крышка стала на место – в штреке стало довольно темно. Я зажег фонарь – магией пользоваться не хотелось. Все было совсем как в последний мой визит сюда – только кое-где осыпалась земля, но новой выемки грунта видно не было. Это могло значить две вещи – или у нового выпуска не хватило мозгов найти этот туннель. Или же у них хватило ума его не рыть. В самом дальнем углу что-то зашевелилось – сперва я подумал, что это крысы. В былые времена они здесь водились, но прошлый выпуск переловил их всех, сделав грызунов пленниками пленников. Крысы стали домашними питомцами, любимыми животными… Но то была не крыса. То, что я сначала принял за обвалившуюся породу, оказался сидячим человеком. Опираясь на саблю он поднялся – это был кастелян.
– Я ждал тебя… – сказал он.
– А я тебя – нет. – признался я.
– Я знал, что ты вернешься… – продолжал он, будто не услышал, – после твоего побега полетело много голов. Бывшего директора отправили на фронт… Он уже погиб.
– Я рад…
– Знаешь, когда ты бежал, большинство тебя возненавидело – тебе прочили большое будущее. Но я тебя тогда не возненавидел…Знаешь почему? Я знал. Он ненавидел меня раньше.
– И что с того? – спросил я. Но он опять проигнорировал меня.
– Знаешь, бюрократия придумана системой для своей защиты. Когда ты бежал, я пришел забирать твое белье, но недосчитался одной простыни. Той простыни, в которую ты завернул свои никчемные бумаги… И когда я нашел их я понял – ты вернешься. И вот, сегодня утром я увидел тебя в окно. И понял, что справедливость все же есть… Ты умрешь…
– А как же, – согласился я, все мы умрем рано или поздно.
– Ты умрешь сегодня… Сейчас.
– Ты всегда был неважным предсказателем. А в добавок еще слишком самоуверенным. Неужели ты подумал, что сможешь убить меня сам? Да ты рехнулся!
– Когда я узнал тебя, я мог позвать охрану, чтобы они убили тебя… Но я убью тебя сам! Я рассмеялся – он захохотал в ответ. А потом я его убил. Убил, не обращая внимания на меч и его самоуверенность. Одним заклинанием, я впаял его в стену, что была за ним. На его лице застыло удивление – он выглядел будто древняя стрекоза, застывшая в янтаре. Я подошел ближе – стена стала совершенно гладкая и твердая будто стекло – достать мои книги теперь не представлялось возможным. С пояса кастеляна я сорвал ключи а из руки вырвал саблю – он сжимал ее крепко, и мне пришлось разжимать пальцы по одному. Потом я все же пошел в душ, чтобы смыть пыль грязь и кровь – свою и чужую. Вода как всегда была ледяной, но я не чувствовал холода. Удары воды стегали будто пощечины, но я подставлял им лицо, глубоко вдыхая холодный воздух. Не спать, – твердил я себе, – не спать. Еще не время.

После родниковой воды кожа горела холодным огнем, и обычно холодные сквозняки этого здания казались пустынными ветрами. Я повесил фонарь на место и вернулся в комнату. Мой сокамерник все так же лежал на кровати, погруженный в чтение. Пока меня не было, он даже не сменил позу. Когда за мной хлопнула дверь, он посмотрел на меня поверх страниц. Он был хорошим учеником этой школы. Только выдержав паузу, он спросил:
– Где ты взял меч?
– В оружейной… Хочешь – пойди, возьми и себе – я зашвырнул в него связкой ключей. Он поймал ее и с удивлением стал рассматривать. Я развернулся, подхватил с койки плащ, и вышел из комнаты. Коридор был пуст, я прошел его вслушиваясь в свои шаги – не слишком ли громкие, не тревожат ли они чей-то сон. Но пока на мое движение никто не обращал внимания. Школа будто вымерла и отчасти это было правдой. На площадке я остановился, огляделся и прислушался. Везде было тихо. Через сетку балкончика можно было видеть часть вестибюля – его заливало солнце, отражаясь от плит. Наконец, я повернулся к двери – больше всего я боялся, что она будет открыта. Но тяжелые замки были на месте. Стало быть мой путь был не напрасен – они запирали, то, что было моей целью. Я ждал этого почти два года и наконец был готов открыть эту дверь. Я закрыл глаза, положив руку на замки и прошептал заклинание. Мне понадобилось совсем немного времени чтобы понять их – замкам ничего не осталось, как открыться. За дверями была небольшая зала. Она была абсолютно пуста – деревянный пол, голые стены. Два окна выходили на парадный двор –они были забраны стальной паутиной. И четыре двери. Архитектор, что строил это здание, особым разнообразием не отличался – такое же расположение комнат было и этажом выше. Я осторожно прикрыл двери за собой. Мне казалось, что они будут нещадно скрипеть, но петли были хорошо смазаны. Я распахнул дверь, что была сразу слева. Она была там. Когда я вошел, она смотрела в окно. Я залюбовался ею. Остановился и, кажется, затаил дыхание – мне не хотелось разрушать это мгновение. Наконец, она обернулась ко мне.
– Я звала тебя… – сказала она.
– Я слышал.
– Я ждала тебя… – она не добавила «слишком долго», но я это знал и сам.
– Дорога оказалась длинной…

Это была первая резня, к которой я имел некоторое отношение, но в которой не участвовал. За стенами рекой лилась кровь – иногда до нас долетали крики. Краем сознания я их замечал, но сегодня это было неважно – я собирался обдумать их позже. Гораздо позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27