Столовой, широкий дверной проем которой соединял ее с гостиной, не пользовались с тех пор, как заболела Эмильен. Шесть стульев со спинками из рыжеватой кожи, выстроившиеся вдоль стены, напоминали о счастливом и навсегда ушедшем времени.
Луиза превзошла саму себя. От дорады, запеченной в духовом шкафу, захватывало дух. Пьер выпил бокал вина, положил себе еще кусочек рыбы и сказал:
– Анн, неужто я и в самом деле обязан явиться туда в пять часов? Пожалуй, позвоню и скажу, что заболел.
– Вот уж нет! Чтобы добиться этого визита, Клардье пришлось потратить немало здоровья. Хотя бы из уважения к его хлопотам ты не имеешь права отказаться от приглашения – да еще в последнюю минуту. К тому же тебе могут предложить что-нибудь интересное.
– Сомневаюсь я.
– Как ты можешь об этом знать заранее?
Он грустно улыбнулся. Вот уже полгода, с июня, он безуспешно искал хоть какое-нибудь занятие. Кому он нужен в его-то возрасте? Последнее место он потерял потому, что бюро статистики, где он служил на полставки, закрылось. К счастью, у Эмильен было отложено немного денег, полученных по завещанию от матери. Они с грехом пополам перебивались на проценты с этого капитала, вложив одну половину в ценные бумаги, вторую – в доходный дом. К тому же с началом года Анн повысили в должности.
– Ты знаешь, папа, – вновь заговорила она, – мне кажется, в последнее время ты все пустил на самотек. Ты не можешь и дальше вот так ничего не делать.
– Но, дорогая моя, – тихо ответил он, – я конченый человек.
– Ты? Да ты в отличной форме!
– Внешне – может быть… А вот внутри… Я ощущаю себя старым, уставшим и потрепанным. С тех пор, как Мили заболела, мне ничего не хочется.
Жалуясь дочери, он получал прямо-таки патологическое удовольствие. Словно сбрасывал с себя одежды и зализывал прежде скрытые от глаз раны. Чем и вызывал гнев Анн.
– Прошу тебя, папа! Не будь беднее, чем ты есть на самом деле. Поверь, мне тоже не сладко, но я держусь.
– Это по молодости.
– Пойми, ты обязан пойти на эту встречу.
– Хорошо, хорошо, пойду… – Он помялся и спросил: – Как мне одеться?
– Как есть, ничего не придумывай. Сегодня вечером я дома не ужинаю.
Отец посмотрел на нее с удивлением:
– Куда ты идешь?
– На концерт, с друзьями.
– А как же укол Мили?
– Я вернусь как обычно, к половине седьмого. – Она взглянула на часы и закончила: – Все, убегаю.
– Фруктов не поешь?
– Некогда!
Он смотрел, как она поднималась. Словно внутри нее распрямлялась стальная пружинка. И вся она была такая живая, стройная. Сколько же в этой хрупкой фигурке энергии…
Из-за двери донесся голос Эмильен:
– Анн, дорогая, поправь мне подушки.
– В точности то, чего я и боялся, – сказал он. – Смехотворная ставка! И никому не нужная оценка продаж. Как будто в оптовой торговле канцелярскими товарами есть нечто новое! Да все я об этом знаю! Как говорится, продажа с доставкой на дом! Я за все их поблагодарил и отказался.
– Ты прав, – поддержала его Эмильен.
Анн, только что сделав матери укол, решение отца не осудила, но и не одобрила. Правда, он об этом и не просил. Ему было бы несравненно сложнее, получи он предложение чуточку заманчивее. Но ничто не пугало его более возможных перемен. Для него предпочтительнее пусть и паршивое, но «статус кво», нежели привлекательная, но авантюра. Истинным его призванием было находиться возле Мили. И как Анн этого не поймет? Но она понимала и теперь улыбнулась ему. Он ее поцеловал. Победа!..
– Тебе нужно позвонить Клардье, – посоветовала она, убирая шприц.
– Ты думаешь, необходимо?
– Обязательно. Ведь это он рекомендовал тебя в С.Е.П. По крайней мере, проинформируй его о результатах своего визита.
– Ты права. Завтра так и сделаю.
– Почему не сегодня вечером?
– Его может не оказаться на месте.
– А ты попробуй.
Пьер повиновался.
На другом конце провода пропело контральто с сильным испанским акцентом:
– Ни мадам, ни мсье не вернулись, и они не собирались обедать дома.
Пьер отсрочке обрадовался, поскольку беседа с Клардье предстояла деликатная. Клардье относился к тому типу людей, которым безумно нравилось оказывать услуги, даже если их об этом не просили. Пьера обязательно упрекнут, что он не умеет настаивать на своем, пообещают через сутки обеспечить аудиенцию с генеральным директором С.Е.П., а то еще и вызовутся организовать ему встречу с тем или иным высокопоставленным лицом, и тот согласится взять его. Для Пьера все это выльется в дополнительные визиты, говорильню и бесполезное низкопоклонство. И он сделал бы все, чего бы от него ни потребовали. А так – не посрамленный и с безмятежным видом он продефилировал перед Эмильен, которой дочь только что принесла поднос.
Перед тем как приготовить все те же сэндвичи с колбасой на мякише без корочки, Анн привела себя в порядок. Когда она появилась – причесанная, одетая в шерстяное, цвета спелой сливы платье, обшитое тонкой сатиновой тесьмой, подобранной точно в тон, – Эмильен не смогла скрыть удовольствия. Пожелав дочери доброго вечера, она вздохнула:
– Я так тебе завидую! Если бы и мне можно было пойти с тобой…
Пьер быстро съел ужин и вернулся в кресло, поближе к Эмильен и телевизору. На середине передачи о Рубенсе они задремали.
Очнувшись первым, Пьер крадучись вышел из комнаты, наспех умылся и натянул чистую пижаму в голубую полоску. Он уже было забрался в постель, но Эмильен открыла глаза, улыбнулась и прошептала:
– Снова эта пижама… Я попрошу Луизу, чтобы она пустила ее на кухонные тряпки…
– Что ты имеешь против моей пижамы?
– Ты в ней похож на киношного каторжанина.
– Тебе не нравится мой серый костюм, тебе не нравится моя полосатая пижама… Что же тебе нравится?
– Не знаю… например, бежевая.
– Я берегу ее для особенных случаев.
Приподняв ресницы, она игриво и хрипловато спросила:
– Каких таких особенных случаев?
– Вдруг мы отправимся в путешествие, вдвоем… – Он произнес это, не задумываясь, и у самого перехватило в горле. – Ты хочешь, чтобы я переоделся?
– Да.
Пьер молча подчинился и вскоре вернулся в бежевой пижаме. Рукава ее были длинноваты.
– Ты великолепен, – заметила Эмильен.
Он выключил телевизор и скользнул под одеяло. Сегодня вечером Эмильен не столь раздражена. Не от того ли, что они остались наедине? Проявления этой ее болезни столь загадочны, столь непредвиденны… Пьер подвинулся к ней ближе.
– Иди ко мне, – прошептал он. – Вот так, тихонечко… Ненадолго… Нам так хорошо вдвоем.
Эмильен прижалась к нему. До чего же она исхудала… Ему казалось: сделай он одно неосторожное движение, и ее хрупкие косточки треснут. Он обнял ее за плечи. Тепло ее тела, близкого и родного, взволновало его. Снова ей двадцать пять, и волосы ее сохранили тот же пряный запах.
– Если бы ты знала, как я тебя люблю! – бормотал он в тишине.
И его вдруг накрыло огромной радостью – она обязательно выздоровеет! Совершенно точно. Он это знал лучше других. Против всяких доводов.
Мили осторожно высвободилась:
– Пьер, я хотела тебе сказать… ночью ты шевелишься и очень шумно дышишь… с твоим-то огромным носом это и не удивительно. А мне так нужен отдых!.. Мы должны будем спать порознь…
Подобный исход совершенно ошеломил его, несправедливость наказания показалась чрезмерной.
– Спать без тебя? – заикаясь, спросил он. – Но… это… это невозможно!
– Но это лишь на время, пока я болею.
– Ты понимаешь, чего ты от меня требуешь?
– Да, Пьер. Будем благоразумны.
– Хорошо, тогда я лягу рядом в кресло или в шезлонг.
– Нет, тебя все равно будет слышно.
– Куда же я должен уйти, по-твоему?
– В маленькую дальнюю комнату. Тебе там будет хорошо. Ты сможешь читать допоздна, сколько захочешь.
Та комнатка, в другом конце апартаментов, долгое время использовалась как кладовая. В нее сложили чемоданы, набитые бумагами коробки, подшивки старых газет и журналов, ненужные книги…
– Забавно, – усмехнулся Пьер, – но это же так далеко от тебя. Я предпочел бы канапе в гостиной.
– Как хочешь, – ответила она.
Он сжал зубы. Вот его и прогоняют, отправляют в ссылку. Какая немилость – и это в ответ на его-то любовь.
Ему стало жалко себя до слез. Собственная жизнь представилась чередой страшных разочарований. Умереть бы тотчас же, и непременно здесь, рядом с нею. Но никто не обращал внимания ни на него, ни на его здоровье, ни на его настроение. Он вздохнул и спросил:
– Ты хочешь, чтобы я ушел прямо сейчас?
– Нет, – ответила она, – завтра.
Пьер подумал, что завтра она, быть может, изменит свое решение, и эта мысль успокоила его. Вот если бы он сегодня смог еще и не сопеть. Ведь для этого достаточно лишь развернуться. Он попробовал осторожно перевернуться на левый бок, но оказалось, что так лежать неудобно. Правда, он стерпел бы что угодно, лишь бы Эмильен понравилось.
– Спокойной ночи, дорогая, – сказал Пьер.
Чуть погодя, уверенный в том, что может заставить себя быть неподвижным и бесшумным, он начал засыпать.

3

Изрядно опаздывая с работы, Анн ураганом влетела в дом почти в семь часов и едва застала Луизу. Та собиралась вот-вот уйти. К счастью, у нее все было готово. В гусятнице – тушеная с морковью телятина. На круглом блюде отдыхал припудренный сахаром пирог с яблоками. Стол – как и было условлено, в столовой – накрыт на три персоны. О том, чтобы поднялась Эмильен, не могло быть и речи. Ночью она плохо спала, а с утра начала жаловаться на боль в правом боку. Пришедший к полудню доктор Морэн сделал ей дополнительный укол. Обед, наверное, следовало бы отменить, но было поздно.
Анн подошла к матери. Впалые щеки, заострившийся нос. Казалось, больная спала, но, услышав шаги дочери, приоткрыла веки и тихо произнесла:
– Я не хочу видеть Марка.
– Ты его и не увидишь, Мили, – пообещала Анн. – Мы быстренько пообедаем и распрощаемся.
– Передай ему, что мы с ним увидимся на следующей неделе.
– Ну да. Конечно… У нас еще будет время. Я сейчас принесу сэндвичи.
– Нет, не надо… Стоит о них подумать, и меня начинает тошнить. Что за гадость этот гепатит!.. Видно, вчера я что-то съела, вот оно и подействовало мне на печень. И этот запах, с кухни… надо бы проветрить… Где отец?
– Собирался заскочить в книжную лавку Коломбье.
– Занятно. Уже успел обзавестись новой привычкой – уходит, не предупредив меня.
Но тут, держа в руках две бутылки «божоле», вошел Пьер.
– Дома не осталось ничего, кроме столового.
Эмильен тут же успокоилась и прикрыла глаза. Во входную дверь позвонили. Открывать пошла Анн – и увидела на пороге консьержку.
– Я по поводу вашей комнаты – той, что наверху. Мне кажется, вы сдали ее студенту. Так вот, теперь их там с десяток. Это безобразие, настоящая ночлежка! Спят на полу, в коридоре. Соседи жалуются. Я не хотела бы говорить об этом управляющему.
– Спасибо, что предупредили, – ответила Анн.
Пьер, догнав ее в вестибюле, пробормотал:
– Безумие какое-то… Выглядел этот студент довольно прилично. Что делать-то будем?
– Я немедленно к нему поднимусь.
– А Марк?
– Он все равно придет не раньше восьми.
– Могла бы подождать и до завтра…
– Нет, папа.
На черной лестнице было студено. Всякий раз, когда приходилось карабкаться на шестой этаж, Анн становилось противно; она удивлялась ветхости длинного коридора, ведущего к сдаваемым внаем комнатам. Для нее он олицетворял собой своеобразную границу, некий условный переход из мира уюта и достоинства в зону стыда и позора. Анн остановилась перед дверью, отмеченную одиннадцатым номером. За ней слышались голоса. Анн постучала. Дверь открылась – на пороге стояла высокая девица. Вдоль щек, словно занавеси, ниспадали светлые волосы. Розовая махра домашнего халата туго обтягивала вздутый живот незнакомки. Наверняка месяце на восьмом, не меньше. Позади нее, выгнув спину и облокотившись на спинку стула обеими руками, сидел длинноволосый брюнет с квадратным лицом. Анн никогда не приходилось видеть ни его, ни девицу, и потому она сухо спросила:
– Где мсье Жан Ломбар?
– А чего вам от него нужно? – лениво поднимаясь, спросил юноша.
– Эта комната принадлежит мне, мсье.
– Ах, вот оно что. Жан в отъезде.
– И давно?
– Ну так себе.
– Когда он возвращается?
– Я не знаю.
– А вы кто такие?
– Лоран Версье. А это Ингрид. Шведка она. По-французски не знает ни слова.
Девушка улыбнулась и неуклюже замотала головой, словно поддакивая, осторожно обнимая при этом руками живот.
– И что же вы здесь делаете, мсье? – спросила Анн.
– Мы приятели Жана, – ответил Лоран Версье.
– Я сдала эту комнату ему, не вам.
– Я знаю. Но Жан очень быстро съехал. Сказал, что мы можем поселиться на его место. Конечно, я должен был вас предупредить. Я и собирался это сделать. Скоро я должен получить немного денег… ну, чтобы урегулировать с вами все проблемы с оплатой… Это вопрос нескольких дней…
Говорил он волнуясь и все время глядя на Анн. На шее, под небрежно выбритой кожей, методично поднимался и опускался кадык.
– Похоже, вы разрешаете своим друзьям спать в коридоре, – оборвала его Анн.
– Ну, это было-то всего лишь один раз.
– Однако соседи жалуются. Сколько вас в этой комнате?
– Трое. Ингрид, ее муж и я.
Анн посмотрела на него обескураженно:
– Но, как… как это?
Он пояснил:
– А что, все нормально. Как в кемпинге.
Она быстро осмотрела комнату: метра два на три, не больше. Железная кровать, в углу раковина, параболический электронагреватель, газовая плитка с небольшим баллоном «Бутагаз». С потолка свисает голая лампочка.
Замешательство Анн переросло в неловкость.
– Это абсолютно неприемлемо! – с некоторым усилием произнесла она. – Вы тут разместились, ни у кого не спросив разрешения. А мы – я и мои родители – не имеем права селить постояльцев, о которых ничего не знаем.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4