Подумайте о зеленых побегах, о питательных субстанциях, которыми так щедра унавоженная земля... Забудьте об органах движения и чувств, оставьте себе голую овощную мысль...
Послышался храп: Выморков вздремнул. Из его полуоткрытого рта прямо в бороду стекал сок, богатый витаминами и микроэлементами.
- Теперь переключитесь на будущее. Загляните за горизонт и решите, как вас выставят на продажу... на обочину трассы... как будут подавать к столу. Опираясь на темперамент и чувства "здесь и сейчас", представьте себя либо свежим салатом, либо кислыми щами. Что вы посоветуете повару добавить в борщ или окрошку? Насколько вы видите себя солеными и сдобренными перцем? Смешают ли вас со сметаной, сварят, потушат или сожрут сырыми?..
- Голова лопается... - прошептал Горобиц.
- Сейчас полью свеженьким говнецом, - успокоила его Ши.
Она подняла шланг, который уходил за ограду, в сточный водоем, где соединялся с насосом. Включила, подкрутила, что надо; из трубки хлынула теплая бурая жидкость.
- А?! - вытаращился Выморков, разбуженный свежестью, и тут же начал хватать воду ртом. - Что, пора резать?
- Ирригация, - объяснил ему Холомьев.
- Это дело. Мне сон был, про обед, - поделился Выморков. - Так бы и съел сам себя. Гам, гам, одна голова осталась, и все ест, и вот уже и головы нет, съела. Вот тебе и голый процесс: вкушение.
"Голова останется, это он загнул, - критически подумал Брон. - А то было бы интересно. Начать с ног, и так вот, снизу вверх продолжается самоедство, пока не останется абсолютный аппетит... "
Ши присела возле него на корточки.
- Ну, чувствуешь чего?
Голова Познобшина угрюмо шмыгнула носом.
- Нет.
- Что - совсем?
- Это все не то, не настоящее.
Но тут перед глазами Брона снова возникла кулинарная картина, и он на секунду усомнился: что-то, пожалуй, и впрямь происходило. Наверно, дело в солнцепеке.
- Теперь мы будем бороться с вредителями, - Ши запустила пальцы в его кудри. - Ну-ка, где тут наши жучки...
- А во фрукты мы будем играть? - крикнул Горобиц, вращая глазами. Похоже было, что он окончательно тронулся. - На яблони полезем? А в ягоды? Грибы?
Ши погрозила ему пальцем и перешла к Выморкову. Там она задержалась надолго: вредители уничтожали урожай на корню. Ши шарила в бороде, в бровях, в шерстистых ушных раковинах; Брат Ужас восторженно мычал.
Брон в упор рассматривал лейку. Нет, он ошибся. Ему почудилось. Тот же угол зрения, та же позиция. Возможно, все снова кажется - как казался, скажем, Ящук. Невозможно представить, что где-то там, за тридевять земель, продолжает разгуливать клоун, некогда заведовавший его судьбой. А стало быть, имеем:
1. Лейка.
2. Общая характеристика: емкость для воды, снабженная запаянным и продырявленным носиком.
3. Микроструктура: атомарная.
4. Назначение: сельскохозяйственные работы, а также игры и забавы.
5. Количество отверстий: одно, два, три, шесть, двенадцать...
Брон закрыл глаза. Сквозь жаркий сон он слышал, как хохочет Горобиц: тому было щекотно.
13
Брон облизнулся и потянул носом.
Пахло овощами, прелой землей, отработанным кислородом.
Он неуклюже вильнул задом и на четвереньках выбежал на крыльцо. За углом дома мелькнула грязная пятка, и Брон сделал стойку.
Солнце затуманилось, было душно. Грозы ждали еще накануне, мечтая о естественной поливке. Шланг, насос и искусственные удобрения напоминали о цивилизации.
Брон запрокинул оскаленные зубы, разыскивая в небе бледную лунную пленку. Не нашел, но все равно завыл; экзистенциальный романтизм его воя постепенно перешел в нечто более воинственное. Теперь Познобшин издавал боевой клич. Он сорвался с крыльца, кинулся за угол: так и сеть. Горобиц сосредоточенно метил его территорию лимонной струей. Брон лязгнул зубами, намекая, что сию секунду вопьется ему между ног; Горобиц отпрыгнул и свел нос в гармошку. Верхняя губа поднялась, заклокотало рычание.
Брон бросил землю ногами, быстро оглянулся. Ничего подозрительного. По огороду, высоко поднимая ноги, медленно прохаживался голый аист. У аиста было непроницаемое лицо, узкий рот, жидкие волосы.
Горобиц попятился.
Брон медленно двинулся вперед.
Тот остановился, чуть подался назад и занес полусогнутую руку.
Из-под крыльца заскулили. Брон попробовал пошевелить ушами, но не смог. Он снова повел носом, и то же сделал Горобиц. Распря была забыта. Голова в голову они затрусили обратно и принялись разрывать труху.
Под крыльцом было достаточно просторно. Брон заглянул в широкую щель, услышал горячие вздохи, вдохнул испарения. Черная шавка пряталась, съежившись и дрожа от желания быть обнаруженной. Пряди черных волос полностью закрывали лицо. Брон принялся грести с удвоенной силой, Горобиц помогал ему с противоположной стороны. Не выдержав, он вцепился кривыми зубами в доски и начал грызть.
Познобшин с упоением рыл. Но получалось слишком долго, преследование затягивалось. Сука, потеряв терпение, стала вертеться и пятиться, не расправляясь, дальше под дом. Брон понял ее намерения и переместился вправо, оставив крыльцо. Горобиц перепрыгнул через ступени и уселся рядом, вывалив язык и часто дыша.
Черная тень метнулась под яблони.
Горобиц и Брон восхищенно гавкнули и устремились следом.
Ши, подбираясь, настороженно смотрела, как они приближаются.
Познобшин вырвался вперед, забежал сзади и стал активно внюхиваться. Горобиц заурчал, определяя течку. Подкидывая зад, он обогнул яблоню, толкнул соперника. Тут послышался зычный радостный рев: появился медведь.
Косматый шатун, хрипя озабоченно и заинтересованно, выбрался из берлоги-парника и встал на задние лапы. Выморков заколотил себя в грудь, самозабвенно мотая головой.
- А-а-урр... деточки, деточки! - приговаривал медведь.
Аист осуждающе замер и склонил голову на плечо.
Медведь пошел.
- Ату его!.. Ату! - крикнула Ши.
Брон и Горобиц, рыча и скалясь, стали заходить с флангов.
- У-мммрр? - нахмурился медведь, озираясь.
Горобиц прыгнул. Выморков лапой отшвырнул его в пожилые цветы. Брон решил не связываться, вернулся к Ши и пристроился к ней, чувствуя, что много времени ему не надо, он успеет.
Холомьев вдруг раскинул руки и что-то проскрежетал. Вероятно, это как-то отвечало его представлениям о птичьем наречии.
Выморков, давая Брону возможность закончить начатое, оседлал Горобца и принялся его ломать. В какой-то миг тому сделалось больно, в глазах промелькнула человеческая злость, но Горобиц, видимо, тут же вспомнил о своем страшном внутреннем содержании, и решил терпеть. Медвежьи объятия казались ему меньшим злом. Да и Выморков мял его для виду, полушутя постепенно, правда, увлекаясь.
Брон заскулил, задергался, намекая, что застрял, как это часто случается в собачьей жизни.
Медведь оставил Горобца, заковылял, размахивая руками. Брачная пара покорно ждала. Выморков взял обоих за волосы, приподнял, развел. Получилось весьма правдоподобно, хотя Брон видел не раз, как в жизни собачники, случись такая беда, берут незадачливых любовников за хвост.
Звонко лая, освобожденный Познобшин начал описывать круги, гоняясь то за насекомыми, то за собственной тенью. Аист сунул голову под крыло и стал выкусывать подмышку. Горобиц разлегся в тени, зализывая раны.
Медведь сграбастал Ши, перекрестился на печную трубу, залопотал что-то утешительно-угрожающее. Ши, исподлобья глядя на Брона, откинула с лица волосы и улыбнулась. По ее подбородку текла розовая слюна.
14
Вселенная
"...Интимные отношения субъекта и объекта нуждаются в посредничестве третьего лица, собственно процесса, который не есть ни субъект, ни объект. Объект не познается непосредственно. Этот третий участник, универсальный клей, в момент объединяющий все, что можно помыслить и совершить, часто упускается из вида...
...Ладно бы мир был представлением, но это, к сожалению, еще и воля...
...... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
...... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
...... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... . "
15
Стоял сентябрь.
Холомьев доил рукомойник, плескал в лицо воду и отхаркивался в помойное ведро, стоявшее под раковиной. Выморков задумчиво пил чай. Горобиц, шевеля губами, чертил на столе узоры, Брон стоял у окна и смотрел на калитку, карауля безнадежные чудеса.
Все были одеты.
Ши сидела за столом и медленно тасовала колоду. Потом, так и не раздав, отложила карты и сказала:
- Может, хватит играть? Выбор у нас небогатый.
- Угу, - кивнул Брат Ужас, высасывая блюдце.
- Славно развлеклись, - согласился Холомьев, вытираясь. Он отбросил полотенце и тоже сел за стол. - Чего еще не было? Овощи были, звери были, люди тоже были... насекомые, птицы, мертвая материя - все было.
- Рыб не было, - пробормотал Горобиц.
- Хлопотно, - пожал плечами Холомьев.
Брон отвернулся от окна, подошел и оперся о стол руками.
- Процесса так и не было, - напомнил он. - Ни шагу из шкуры.
Брат Ужас усмехнулся:
- Чего ж ты, мил человек, хочешь. Игра - она игра и есть. Суетная забава, праздность.
- Ну, в богов мы сыграть попробуем, - возразила Ши. - Не совсем процесс, конечно, да и богами не станем, но можно все сделать очень правдоподобно...
- Тогда уж и в чертей, одно и то же, - Холомьев чиркнул спичкой. Он раньше не курил, но вконец распоясался, наупражнявшись в незнакомых поведенческих паттернах.
- Мы в них и так давно играем, - отмахнулась Ши. - Под конец нужно попробовать что-то настоящее, созидательное.
- Что мы можем созидать? - поморщился Брон. - Только душу травить. Строить из себя творцов Земли, Луны... И почему - под конец? Мы что разбегаемся?
- Вы можете оставаться, - Ши встала и скрестила руки на груди. - Но мне пора. Меня зовут папа и мама. Мне пора к ним.
Стало понятно, что она все давно решила.
- Тарелка прилетит, - глаза Горобца округлились. Он окончательно перестал видеть разницу между вымыслом и явью.
- Поэтому я предлагаю прибраться, отдохнуть, - продолжала Ши, не обращая внимания на его слова, - и к вечеру быть готовыми. Помойтесь, побрейтесь, думайте о высоком. А на закате приступим к последнему действию. Мы очень близко подойдем к правде, вплотную... Я обещала стать вашей судьбой - и стану. И вы сделаетесь судьбами друг друга - насколько, конечно, пожелаете. Один из признаков божественности - отсутствие принуждения... Я уже дала Брату Ужасу необходимые инструкции.
Все посмотрели на Выморкова. Тот буднично кивнул.
Познобшин неприятно удивился: он считал, что Ши выделяет его из компании этих психов - несомненно, опасных; однако получалось, что с одним из них у нее был некий уговор, о котором ему, лицу, как он думал, доверенному, ничего не известно. И с одним ли?
Ши, похоже, угадала его мысли.
- Технические детали, дорогой, не больше, - добавила она успокаивающе.
Брон помолчал, борясь с нарастающим раздражением.
- Делайте, что хотите, - сказал он и начал рыться в стопке кассет. Он решил все-таки посмотреть фильм, который хотел показать радушный Вавилосов. За неимением лучшего.
Ши не стала ему мешать.
- Вы уже выбрали, кем нарядитесь? - спросила она остальных.
- Мой покровитель тебе, хозяюшка, известен, - пробасил Выморков. - Имею дерзновение изобразить.
- Это идола, что ли, который головы рубит? - презрительно скривился Холомьев.
- Тебе идол, а мне - светоч и заступник, - с достоинством ответил Брат Ужас.
- Холомьев, с каких это пор вы позволяете себе критику в моем присутствии? - заметила Ши строгим голосом. - Ведите себя прилично. Вы же человек почти что военной дисциплины.
- А-а, пропади оно, - протянул Холомьев и уже привычно выложил на стол ногу.
Каким бы ни казался он прежним, случившаяся метаморфоза вселяла отвращение и страх. Внутри Холомьева что-то сбилось, бородка зашла за бороздку; он изменялся ненатурально, фальшиво, через силу, но все же менялся. Трансформация еще не завершилась, и Холомьев выглядел, как чинный партийный активист, которому вдруг пришло в голову изобразить сумасшедшего. Получалось у него стыдно, неуклюже.
- Лично я буду Иисусом Христом, - сообщил Холомьев. - Таким же загадочным и недоступным. Буду делать, что вздумается. В каждом моем жесте будет суровая истина, но - тайная. Все, что мне нужно, это рубаха до полу и какой-нибудь веночек.
Брон, демонстративно включил телевизор, сделал звук погромче. Но фильм не вечен, он кончится, и что тогда? Удавиться? Человек, задохнувшийся в петле, выглядит особенно мерзко. Самоубийство только подчеркнет человечность, поскольку это, как с недавних пор стал думать Познобшин, самый естественный и разумный людской поступок.
На экране появился медведь. Он жрал ягоды и грибы; к нему тем временем уже приближался беззаботный вирусоноситель.
- А вы, Горобиц? - спросила Ши. - Какому божеству вы симпатизируете?
- Симпатизирую?! - Горобиц, до сих пор тихий, перестал бормотать; голос его сделался визгливым. - Симпатизирую! Симпатизирую!..
Он выскочил из-за стола и начал возбужденно метаться по комнате.
- Тише, мешаете, - недовольно буркнул Брон.
- Симпатизирую! ... - кричал Горобиц. Больше от него ничего нельзя было добиться. Ши пришлось взять его голову в ладони и пристально посмотреть в глаза. Увидев в черных ямах собственное отражение, Горобец обмяк и сразу ушел во двор. Он не показывался до самого вечера.
- Меня только не трогайте, ладно? - попросил Познобшин, следя за экраном, с которого доносились вопли и вой. - Мне надоел этот театр.
- А мне казалось, что тебе нравится, - голос Ши дрогнул.
- Именно что казалось. Никто здесь не в состоянии выдумать что-то стоящее. Хорошо, что солипсизм - всего лишь несостоятельная гипотеза. Какие-то убогие фантазии. Представляю, что было бы...
- Что это такое, этот твой... псизм, как там его? - заинтересовался Выморков.
- Да вам не понять. Ну, скажем, так: то, что вообразили - то и есть.
- Суетная гордыня, - покачал головой Брат Ужас. - Есть только один, несозданный и невообразимый...
- Бросьте. Все знают, что вы траванулись какой-то химией и стали глючить. Вот и весь ваш несозданный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9