.. Практически на него уходит вся моя кандидатская надбавка.
- Но ты же слышал: тут особый случай, - не могла успокоиться мама. Давай возьмем хотя бы одного.
- Ольга! - Папа так нервничал, что поляна могла остаться без цветов. Неужели ты не понимаешь, что он занимается вымогательством? Это же на его физиономии написано!..
- Папа, давай возьмем щенка! - встала на сторону матери девочка. - Я буду ухаживать за ним и поить молочком.
- Я тоже! - утирая слезы, поклялся мальчик.
- Может, возьмем, Олег?.. - заколебалась и бабушка. - Конечно, этому молодому человеку денег не надо давать. Нос еще... не дорос. А вот его родителям я бы заплатила. Именно - заплатила. Есть примета: все дармовое плохо бережется...
- Но, мама!!! - Папа, оставшись в одиночестве, удвоил сопротивление. Так рассуждая, к чему мы придем?!
Генка крутнул педалями и поехал дальше. Позади него еще сильнее, словно сырые дрова в печи, затрещал семейный спор. Он даже пожалел, что остановился около этой семьи. На вид была такая дружная...
Проехал еще с километр. И никого не встретил. Тогда повернул к речке, зная, что в воскресенье туда приезжает много людей из города. Надо там поискать покупателя...
На полпути к речке, в леску, он увидел бегущего ему навстречу спортивного папу. Не было у Генки желания разговаривать с ним. Опять начнет проповедь... Но мысль о приемничке типа "Селга" гвоздем засела в голове. И он остановился.
- Большой лоб, - обругал его мужчина, - а не знаешь, о чем можно при детях, о чем нельзя!.. Я возьму одного.
- А где вы его держать будете? - Генка решил терпеть до конца. Квартира у вас большая?
- Это не твоя забота! - прикрикнул на него мужчина, втянул в себя мускулистый живот и из потайного кармашка достал деньги. Генка хотел было отдать ему черного со звездой на лбу. Но передумал и отдал другого. А мужчина даже не посмотрел на щенка - ему было совершенно все равно.
- Ну и нахал ты! - сказал он Генке, в заключение вручив пятерку, свернутую вчетверо. - Прямо на ходу подметки рвешь... Глядишь, скоро начнешь людей останавливать в темных переулках...
Пока спортивный папа говорил, Генка послушно держал пальцами пятерку, маленькую, точно почтовая марка. Но едва тот умолк, быстро опустил ее в кармашек папиной курточки, отъехал метров двадцать и крикнул:
- Вас точно остановлю! Знаю, где деньги прячете!.. Чао!!!
Эта торговля у него уже в печенках сидела. Сколько объездил, сколько всего хорошего наслышался о себе - за спиной еще два непристроенных щенка лежат. А время идет, золотое времечко дня! Еще далеко было до речки, а в лесу уже слышались, волновали сердце радостные взвизгивания, какие издают люди, попадая в объятия чистой прохладной воды...
На лесной дорожке ему повстречался рыбак. Шел, перекинув удилища через плечо, с унылым видом.
- Щенок не нужен? - тормознул около него.
Рыбак, в годах уже человек, с синими, по всему лицу рассыпанными точками, склонился над корзиной.
- Дорого просишь?
- Ерунда! - небрежно ответил Генка. - Всего пятерку.
Рыбак, кажется, знал толк в собаках. Тому и другому щенкам разжал пасти. "Этот будет сердитый... - с улыбкой сказал про черного. - Все нёбо в крапинках..." Ему понравился другой щенок. "Я бы взял этого... - потрепал его за уши рукой, на которой почему-то не было большого и указательного пальцев. - Но пяти рублей у меня не наберется..."
Генка сразу заскучал.
- А знаете, это ведь дворняжки, - принялся он хулить свой товар. - Что тот, что другой - кабыздохи...
- Мне собака не для выставки нужна, для рыбалки. С ней не так тоскливо.
- А вы жену с собой берите, - дал ему совет Генка. - Знаете, сколько теперь женщин рыбачат!..
- Померла моя старуха... - тихо обронил рыбак.
- Давно? - не зная, что сказать, спросил Генка...
Рыбак поднял другую руку и показал два пальца.
- Два месяца назад похоронил.
И на той руке, Генка увидел, не хватало мизинца.
- На войне ранило? - подавленно спросил он.
- Капсюлем снарядной гильзы долбануло - кивнул рыбак. - Хорошо, без глаз не остался. Зато заметным мужчиной стал, - с усмешкой показал он на синие точки...
- Возьмите, - отдал Генка щенка. - А деньги не надо.
- Почему?
- Честно? Меня попросили утопить их.
Рыбак, поглаживая щенка, рассудил:
- Лучше продать, чем утопить... Ладно, я твой должник. Встретимся, отдам. Ты тут, наверное, все лето живешь?
- Даже зимой приходится! - отъезжая, крикнул Генка...
У него остался один щенок. Черный, с белой звездой на лбу. Генке он нравился. Совсем еще цуцик, а уже с характером. Можно было бы его не продавать, себе оставить. Но ведь Самсоныч увидит и захапает щенка. А когда пес подрастет, заставит его одного здесь зимовать и крысами питаться...
Генка предлагал щенка и одиноким купальщикам, и загоравшим на траве парочкам. Черного, самого красивого сына Найды, никто не хотел брать. Даже за полтинник. Еще примерно с час он, волоча велосипед с корзиной по горячему песку, искал покупателя. В один момент ему показалось, что кто-то его окликнул. И голос был будто бы знакомый. Такой же писклявый, как у Людочки Рубановой. Не хотел, но все же оглянулся. Точно - она! Стояла, вырядившись в купальник, и махала рукой... Явилась-таки! Вообще-то в другой раз он бы подошел к ней, поболтал о том о сем. Все-таки почти пол-лета не был в городе, наверное, накопилось новостей... Но подходить к ней со щенком? Начнет расспрашивать, откуда, что да почему. И как он при ней станет предлагать людям черного? Тут же пришьет ему какое-нибудь почище фарцовки дело... Крикнул ей:
- Сейчас не могу!.. Попозже!..
И быстренько, чтоб Людочка не успела опомниться, потащил велосипед с корзиной вдоль реки. Как вначале мысль о приемнике типа "Селга" заставляла его идти вперед, так теперь он был одержим заботой, чтобы черный не достался Самсонычу. Пот с него лил ручьями...
Он все дальше и дальше уходил от пляжа. Наконец остановился, поглядел направо, налево. Поблизости не было ни души. Прямо перед ним текла, без устали мотая пряди водорослей, чистая, упругая река. На мелководье, словно эскадрилья крохотных самолетиков в групповом полете, синхронно поблескивала серебром чешуи пузатая мелочь.
Генка вытащил черного из корзины и угрюмо спросил:
- Ну, что? Сделаем буль-буль?
Щенок только носом повел.
Как на грех, тут же лежал тяжелый булыжник с дыркой посередке. Природа словно нарочно создала его таким, чтобы Генка Калачев в день своего рождения мог половчее сотворить то невеселое дело, которое до него люди проделывали со своим другом собакой в общей сложности миллион раз. Он взял веревку, одним концом привязал булыжник, сделал на нем узел. Потом поднял черного мордой вверх, чтобы тот в последний раз посмотрел на синее небо, запомнил его перед тем, как уйти туда, где, говорят, ничего и никого. Сделал на булыжнике еще один узел, еще один, еще один... И, как пращу, швырнул камень за речку с такой силой, что у него потом долго побаливало плечо. А щенка погладил...
За весь день наконец-то искупался, потом, проверяя, умеет ли черный плавать, пустил его на мелководье. Держа нос перископом, щенок тотчас погреб к берегу, вылез, отряхнулся и посмотрел на Генку черными, вполне разумными глазами.
- Ко мне!
Щенок чихнул, рванулся, подчиняясь команде, вперед и упал на задние лапы.
Генка завернул его в сухую тряпицу и, чтобы он быстрее согрелся, положил себе на грудь. Но черный скоро высвободился из тряпки и начал его лизать. Сначала подбородок, потом губы, нос... Генка прямо ошалел от щекотки. Еще бы немного - и сам лизнул...
Щенок, когда согрелся, уснул. Генка перенес его в корзину и повез на дачу. Ехал и радовался, что Самсоныч посулил трешку, а дать не дал. И теперь, чем бы Калачеву ни угрожали, щенка не отдаст.
Через калитку Самсонычевой дачи Генка прошел тише луча света. Только чтоб не столкнуться нос к носу с хозяином. Не столкнулся. Но около бытовки его остановила Медея Витальевна.
- И что? - спросила она ненавидящим голосом. - Всех утопил?
- Нет, - показал Генка на багажник, - одного оставил.
Удостоверяясь, писательница приоткрыла тряпицу.
- И за это тебе спасибо! - с чувством сказала она и закурила. - По правде говоря, я приняла тебя за подонка. А потом подумала: что ты, собственно говоря, мог поделать в этой ситуации? Щенки не твои, не ты придумал их топить... и, в конце концов, дети обязаны слушаться старших...
По случаю дня своего рождения спать он завалился - солнце было еще высоко. Рядом с раскладушкой, в коробке из-под шляпы Медеи Витальевны (проявив заботу, она сама предложила) дремал черный щенок. Укладываясь, Генка включил в сеть сипловатый динамик. Для полного комфорта пристроил его прямо на подушке. Передавали концерт для работников сельского хозяйства. Пела Зыкина, потом - Ротару, Гуляев...
Трудно сказать, спал ли Генка в тот момент или просто подремывал, но вдруг он явственно почувствовал, что в эфир пошла музыка с браком. Нет-нет да и врывалось в нее что-то постороннее, совсем не в том ритме. Он выключил динамик, чтоб зря не терзать свой слух, и лишь после этого понял: дело же не в музыке! В бытовку кто-то изо всей силы стучал.
Встал, открыл дверь. И тотчас горько пожалел, что открыл. За порог бытовки стремительно шагнул интеллигентный молодой человек в темных очках. Вожатый Миша собственной персоной! А у ворот дачи, успел заметить Генка, припарковался лагерный "рафик". Так... значит, неспроста сегодня над его головой пролетела вещунья сорока...
- А как вы меня нашли? - спросил потрясенный Генка.
- И больше тебя ничего не интересует?! - обомлел Миша. - А сколько раз мы всем лагерем прочесывали лес?! И где только тебя не разыскивала милиция?! Это тебя не касается?! - Он смерил Генку строгим взглядом сквозь темные очки. - Скажи спасибо, что тебя здесь увидела твоя одноклассница. А то бы пришлось объявлять всесоюзный розыск!
Рубанову - вот кого он отблагодарит за то, что его здесь нашли.
- Собирайся, - устало сказал Миша. Он похудел еще сильнее.
- Не поеду.
- Поедешь!.. Зря мы, что ли, гнали сюда машину?
- Увезете, я опять сбегу.
- Нельзя же быть таким обидчивым, Калачев! - Стараясь тронуть непреклонное сердце беглеца, Миша сообщил: - Вернули твои вещи. И халат, и футболку...
- Я отдал еще авторучку, - справедливости ради отметил Генка. - Но дело не в этом...
- Успокойся, не будут тебя разбирать, - махнул рукой Миша. - Хотя я сегодня узнал, ты еще и фарцовкой занимаешься...
Генка скрипнул зубами.
- Подавно не поеду! - поклялся он.
- Калачев! - чуть не заплакал с горя вожатый. Он снял очки, и тут Генка увидел, что глаза у Миши разного цвета. - Строгача я из-за тебя уже получил. Поехали!..
- Не могу. У меня щенок, - объяснил Генка примерно тем же тоном, каким женщины объявляют, что они ждут ребенка.
- Какой еще щенок?!
- Этот, - показал Генка на черный комочек в коробке.
Миша посмотрел на спящего щенка, расслабил пионерский галстук и растерянно спросил:
- Как его зовут?
- Рекс.
- Что же делать? - заходил по бытовке вожатый и тут же придумал: - Я уговорю хозяина дачи. Он возьмет Рекса себе.
- Я не отдам ему!
- Слушай! - Миша вспомнил и так обрадовался, что в бытовке сразу стало чуть светлей. - В лагере есть живой уголок! Бери Рекса с собой. А когда смена окончится, отвезешь домой...
Что у него сегодня день рождения, про это Генка не стал говорить. Бесполезно. Все равно его здесь не оставят. Вот что значит - быть несовершеннолетним. Что хотят, то и делают с тобой. Он оглядел бытовку. Хорошо ему было здесь. Может, еще никогда в жизни не было так хорошо...
В проеме двери виднелись верхушки высоких елей, облитые багрянцем заката, и кусок неподвижного, красного неба. Далеко-далеко над чьей-то дачей суматошно мотался из стороны в сторону воздушный змей. Сверху, из скворечника, доносился стук машинки. Самсоныч, оклемавшись, опять поливал редиску. На даче Тахира проблеяла коза. У ворот тоскливо заныл мотор "рафика".
- Поехали... - сдался Генка и осторожно поднял коробку со щенком...



1 2 3 4