шторка для душевой кабины
Так он сказал.
– Я даже понятия не имела ни о чем, – сказала я.
При этом части картины соединились в целое.
Разумеется, я не знала не только о беременности. Мне никогда не говорили, что у Сары остался парень в Бостоне. В тот день, когда мы с Сарой болтали, – неужели мечта, о которой она мне поведала, была ее грезами лишь пока она жила в Японии, или же она сказала мне об этом, потому что я сестренка ее парня? Возможно, она хотела сыграть передо мной роль идеальной девушки моего брата, но выглядеть так только в моих глазах, в глазах глупенькой девочки. Я вспомнила ее прозрачную золотистую челочку, когда она помогала мне с уроками. Ее ясные глаза. Нет, этого не могло быть. Она действительно говорила то, что думала. Искорки в ее глазах сказали мне, что ей и впрямь хочется верить, что все именно так и будет… Может, ее парень в Бостоне был как раз из разряда тех бизнесменов, которых она мне описывала. Неужели мой брат лишь слегка встряхнул размеренный ритм ее жизни, а потом его следы стерлись?
Но сколько я ни думала над этим, понять не могла. Я осознала только одно – в тот момент Сара уже была взрослой. Взрослее меня, взрослее брата, взрослее Мари. Настолько взрослой, что мне даже стало жаль ее.
Я была пьяна. Темнота в этом баре казалась такой невероятно спокойной и неизменной, что я даже испугалась. Но Мари мне было видно лучше всего, очертания ее тела были четче, чем силуэт унылой официантки, болтающей с клиентом около барной стойки в другом конце зала. Четче, чем фигура потрясающе прекрасной девушки с длинными волосами, которая сидела рядом со своим спутником, склонив к нему голову. Четче черт женщины с детским лицом за столиком у окна, которая курила и читала журнал. Почему Мари всегда так выглядит? В моем сознании проскользнула какая-то неясная мысль.
– А… Сара сейчас в Японии? – спросила Мари.
– С чего ты взяла? – удивилась я. – Она приезжала в Японию учиться. Но это было много лет назад. Она не приезжала даже на похороны Ёсихиро.
Выражение лица Мари смягчилось. Увидев мою реакцию, она ясно поняла, что я не скрываю от нее известие о возвращении Сары в попытке не усугублять ее страдания.
– Просто вчера был какой-то загадочный звонок, – сказала Мари.
– В каком смысле загадочный?
– Ну, я подняла трубку, сказала «алло», но никто не ответил. Тишина. Я еще немножко послушала и уловила, как на заднем плане какой-то парень говорит по-английски. Разумеется, возможно, кто-то баловался. Может, у него по радио передавали уроки английского или что-то в этом духе. Но я не знаю… молчание было таким… напряженным, словно этот кто-то вот-вот соберется с духом и заговорит, но никак не может решиться. И мне подумалось, что это может быть Сара. Вот и все.
– Понятно, – сказала я.
Честно говоря, в тот момент меня ни капли не волновала ни сама Сара, ни ее звонок. Больше всего меня напугало, что Мари говорит об этом – о вещах, связанных с моим братом, который давно уже умер, – как о чем-то совершенно обыденном, словно это часть повседневной жизни.
– Я тебе сообщу, если что-нибудь узнаю.
– Хорошо, я на тебя надеюсь, – сказала Мари и улыбнулась.
Когда мы расставались, Мари прокричала мне «до свидания» очень громко, словно дело происходило в середине дня, после чего она быстро удалилась. Я какое-то время слушала стук ее каблуков по асфальту, а потом и сама пошла по темной улице.
*
Когда я училась в классе седьмом-восьмом, моя мама выяснила, что у отца роман на стороне. Был ужасный скандал, и все кончилось тем, что и мать, и отец ушли из дома. Случилось это в середине зимы.
Вероятно, «роман» на самом деле был всего лишь несерьезным легким флиртом, небольшим увлечением, какие случаются постоянно у всех и у каждого, но мама закатила истерику и сбежала в дом своих родителей, бросив нас с братом. А отец поехал, чтобы ее вернуть. Очевидно, переговоры у них продвигались не слишком успешно и ситуация только усложнялась… но было бы совершенно неверно думать, что мы с братом хоть на минуту расстроились из-за того, что родители оставили нас одних. Первым делом мы пригласили к нам Мари. Дальше мы воспользовались всей этой неразберихой, чтобы снять через банкомат большие суммы с родительского счета и купить все, что хотели. Мы засиживались за полночь и распивали спиртное. Мари тогда было всего восемнадцать, но в моих глазах она была уже взрослой красивой женщиной.
Если подумать, то тогда мы втроем и спали-то бок о бок.
В тот вечер тоже шел снег, и было ужасно холодно. Это был один из тех дней, когда вы не можете заставить себя даже дойти до ванной. За окном воздух был настолько ледяным, что возникало ощущение, будто он внезапно превратился в замерзшую глыбу. И этот холодный воздух с силой давил на оконные стекла…
Но внутри было тепло, мы уже порядком напились и ужасно объелись. Мы легли спать прямо в одежде, засунув ноги под котацу Непременный атрибут японских домов зимой, представляет собой стол с нагревателем, покрытый одеялом
. Первым задремал мой брат, его дыхание стало медленным, равномерным и глубоким. Затем улеглась Мари, которая уже тоже клевала носом. Мне столь же нестерпимо хотелось спать, и я молча легла рядом с сестрой. Наши глаза встретились.
– Почему бы нам не поспать сегодня прямо здесь? – спросила Мари.
Затем она приподнялась, наклонилась к щеке Ёсихиро и поцеловала его перед сном. Я от удивления вытаращила глаза. Она улыбнулась и запечатлела поцелуй и на моей щечке, причем он длился ровно столько, сколько и предыдущий.
– Спасибо, – сказала я.
Мари в ответ слегка улыбнулась, затем как-то неуклюже шлепнулась на нашу импровизированную постель и закрыла глаза. Снег беззвучно падал в глубине ночи на землю, запирая и нас внутри белого кокона. Перед сном я разглядывала тени, отбрасываемые ресницами Мари на ее фарфоровую кожу.
Через четыре дня, наконец, вернулись родители и обнаружили, что в доме все вверх дном, мы втроем разодеты в модные тряпки, которых раньше они не видели, страдаем от похмелья, поскольку весь прошлый вечер пили. Они были совершенно шокированы и устроили взбучку брату, поскольку он был старше меня и в большей или меньшей степени являлся главным виновником всего этого безобразия.
Но Ёсихиро так просто не сдался.
– Я так испугался при мысли, что вы расстались, что просто не знал, что делать! – выпалил он, и родители разрыдались. Это было невероятно забавно.
А на улице ярко сияла ночь. Она казалась просто бесконечной, как и тот чудесный пейзаж, раскинувшийся за окном за спиной брата, в глазах которого плясали такие же озорные искорки, что и всегда.
Можно даже сказать, панораму.
Мне было интересно, уж не будущее ли это было, ведь я своим детским сердцем поняла это именно так. Мой брат представлялся мне чем-то бессмертным, словно он одновременно был ночью и тем, кто путешествует в этой ночи.
Да, в последние годы жизни он очень редко бывал дома, так что перестал быть для меня тем, кем был в детстве. Он превратился в незнакомца.
Но когда я говорю с Мари или когда летом стоит невыносимая жара и мы включаем все кондиционеры в доме на полную мощность, когда на город спускается ночь или за окном бушует тайфун, – в такие минуты я думаю о Ёсихиро и все бы отдала, только бы он снова был с нами. Так было даже тогда, когда он еще был жив. Неважно, находился ли он где-то рядом или за многие километры. Его образ всплывает в сознании, когда меньше всего этого ждешь, шокирует, заставляет сердце биться быстрее. И болеть.
Рано утром раздался телефонный звонок.
Аппарат стоит прямо у двери в мою комнату, поэтому я вышла, все еще не проснувшаяся до конца, и подняла трубку:
– Алло?
На другом конце я услышала легкий вздох – какая-то женщина испуганно охнула. Может, это Сара, как говорила Мари? Я пыталась соотнести этот еле слышный звук с далекими воспоминаниями об ее голосе, но так и не смогла решить, ей он принадлежал или нет. Вроде похоже на нее, но в то же время и не похоже.
– Сара? – спросила я.
На несколько секунд в трубке воцарилась тишина, словно вот-вот мой невидимый собеседник отключится. Это молчание не было ни отрицательным ответом на мой вопрос, ни положительным.
Звонок поднял меня с постели, поэтому я соображала еще не слишком четко. Я нетвердо стояла на ногах, а стайка наполовину оформившихся мыслей спиралью закручивалась в голове, словно водоворот.
Наверное, Сара сейчас в Японии, но по какой-то причине не может просто прийти и поговорить у всех на виду, поэтому ей кажется, что сейчас уже слишком поздно даже просто признаться, что это она. Вероятно, она хочет лишь убедиться, что мы все еще здесь, что ее старые друзья никуда не делись.
Но это были лишь догадки. Молчание ничего мне не говорило.
– Сара, подожди, – попросила я.
Я вынырнула из глубин океана сна и произнесла эти слова на ломаном английском. Трубку не повесили, и я продолжила.
– Это Сибами, сестра Есихиро.
– …
– Мы встречались пару раз и переписывались.
– …
– Сейчас мне двадцать два.
– …
– Уверена, ты сильно изменилась.
– …
– Может, нас больше ничего и не связывает, но где-то в глубине души я всегда думаю о тебе.
– …
– Однажды я нашла черновик письма к тебе и вспомнила тот день, когда ты помогала мне делать уроки. Вернее, позволила себе вспомнить…
Когда я замолчала, то услышала на другом конце провода какой-то шум – голоса, строчившие как из пулемета, будто рядом прошла целая демонстрация. И снова тишина. А потом постепенно до моего уха долетели чьи-то всхлипывания, дыхание вперемешку со слезами, и этот звук становился все громче и сильнее. Я задрожала.
– Сара? – повторила я.
Сара ответила со слезами в голосе:
– Прости…
Голос был едва слышен, но он определенно принадлежал ей.
Отлично! Мы сможем поговорить!
– Сара, ты в Японии?
– Да, но я не смогу прийти повидаться с тобой.
– Ты что, не одна? С мужчиной? Ты не можешь звонить мне из своего номера? Ты ведь сейчас в отеле, да?
Сара не ответила. Она все плакала и плакала. А потом сказала:
– Просто хотелось узнать, как у тебя дела. Услышала твой голос… и все вспомнила… как была у вас… как здорово было жить в Японии…
– Ты счастлива? – спросила я.
– Да. Вообще-то я замужем.
Она впервые за время этого странного разговора засмеялась.
– Я в порядке. Я действительно не могу сказать про себя, что несчастна. Так что не беспокойся.
– Ну, тогда ладно, я рада.
Внезапно Сара сменила тему:
– Скажи мне, Си-ба-ми, а Ё-си-хи-ро был один, когда умер? Я имею в виду, нашел ли он свою настоящую любовь, понимаешь? Мне просто хочется знать это.
И я поняла, что тогда пережила Сара. Должно быть, все уже было очевидно, когда Мари приезжала в Бостон, – заметно по сиянию ее глаз и по взгляду моего брата. Когда он смотрел на Мари, то в его глазах всегда загорался какой-то особенный свет. Словно он успокаивался, отгонял от себя все дурные мысли и убеждался, что увиденное – правда. Как будто ему нужно было удостовериться, что она действительно из плоти и крови, действительно рядом с ним и смеется.
Должно быть, Сара тоже почувствовала это.
– Да, он был один. – В эту ложь я вложила все свои силы. – У него были подружки, но никого из них нельзя было назвать настоящей любовью.
– Понятно… – сказала Сара. – Прости, что задала такой ужасный вопрос. Когда я приехала в Японию, то боялась, что сойду с ума. Но я рада, что мы смогли поговорить. Спасибо тебе большое.
Она перестала быть Сарой, которая не смогла удержаться, позвонила и молчала, а воспоминания оказались настолько болезненны, что, в конце концов, она разрыдалась. Это снова была рассудительная Сара, которую я знала.
– Ну, береги себя. Мне нужно возвращаться в номер, – сказала Сара.
– Хорошо… Пока, – ответила я.
Теперь весь сон как рукой сняло. Лоскут неба, видневшийся в окно, представлял собой постепенный переход от облаков к голубизне, и вся комната казалась очень светлой. Но почему-то от этого становилось грустно.
Какая странная погода, подумала я.
– Сара, надеюсь, ты будешь счастлива, я правда надеюсь!
– Спасибо, Си-ба-ми, – сказала Сара.
И повесила трубку.
У меня было какое-то странное настроение, словно я увидела ситуацию насквозь, до самой сути, но при этом меня одолевала ужасная тоска. И тут мне еще раз пришло в голову, что Мари просто невероятная девушка. Надо же, ведь если подумать, она поняла, что Сара вернулась, просто послушав молчание на другом конце провода. В глазах Мари не было ни малейшего намека на сомнения, когда она заявила, что это была Сара. Она просто знала это, и все. Да… возможно, Мари просто блуждала где-то между сном и явью и потому так остро чувствовала и догадалась, кто звонит, еще до того, как осознала это, просто ощутила так же ясно, словно истина просто лежала у нее на ладони.
*
Чуть позже я позвонила Кэнъити. Он обещал сегодня вернуть мне долг.
– Алло?
– Привет, это ты, Сибами?
– А ты, правда, собираешься вернуть мне деньги?
– Ага. Я тут заработал немножко, так что верну тебе все до иены.
– А я слышала, что ты на мои денежки съездил на Гавайи.
– На Гавайи? Ты серьезно? Это был курорт Агами, а не Гавайи!
– Да? А все говорят про Гавайи.
– Думаю, они просто сложили вместе все деньги, которые я назанимал, и выбрали место, исходя из полученной суммы. Придурки. Я определенно не верну этому идиоту Танаке ни копейки.
– Расскажи про Атами. Почему туда?
– Я попозже тебе расскажу. Где мы встретимся? Решай.
– Давай в фойе отеля «К.» в час дня, – предложила я.
Когда-то я слышала, что родители Сары, приезжая в Японию, обычно останавливались в отеле «К.», и мне пришло в голову, что и Сара могла там остановиться. Я уже успела позвонить в отель и назвать имя Сары, но портье ответил мне, что, насколько ему известно, никого с таким именем среди постояльцев нет. Тем не менее, я не теряла надежды.
– Хорошо, – сказал Кэнъити и повесил трубку.
*
Фойе в таких огромных отелях всегда кажутся пустынными. Неважно, насколько много людей здесь толчется. Это ощущение – неотъемлемая часть подобных мест, оно чувствуется в каждом уголке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Я даже понятия не имела ни о чем, – сказала я.
При этом части картины соединились в целое.
Разумеется, я не знала не только о беременности. Мне никогда не говорили, что у Сары остался парень в Бостоне. В тот день, когда мы с Сарой болтали, – неужели мечта, о которой она мне поведала, была ее грезами лишь пока она жила в Японии, или же она сказала мне об этом, потому что я сестренка ее парня? Возможно, она хотела сыграть передо мной роль идеальной девушки моего брата, но выглядеть так только в моих глазах, в глазах глупенькой девочки. Я вспомнила ее прозрачную золотистую челочку, когда она помогала мне с уроками. Ее ясные глаза. Нет, этого не могло быть. Она действительно говорила то, что думала. Искорки в ее глазах сказали мне, что ей и впрямь хочется верить, что все именно так и будет… Может, ее парень в Бостоне был как раз из разряда тех бизнесменов, которых она мне описывала. Неужели мой брат лишь слегка встряхнул размеренный ритм ее жизни, а потом его следы стерлись?
Но сколько я ни думала над этим, понять не могла. Я осознала только одно – в тот момент Сара уже была взрослой. Взрослее меня, взрослее брата, взрослее Мари. Настолько взрослой, что мне даже стало жаль ее.
Я была пьяна. Темнота в этом баре казалась такой невероятно спокойной и неизменной, что я даже испугалась. Но Мари мне было видно лучше всего, очертания ее тела были четче, чем силуэт унылой официантки, болтающей с клиентом около барной стойки в другом конце зала. Четче, чем фигура потрясающе прекрасной девушки с длинными волосами, которая сидела рядом со своим спутником, склонив к нему голову. Четче черт женщины с детским лицом за столиком у окна, которая курила и читала журнал. Почему Мари всегда так выглядит? В моем сознании проскользнула какая-то неясная мысль.
– А… Сара сейчас в Японии? – спросила Мари.
– С чего ты взяла? – удивилась я. – Она приезжала в Японию учиться. Но это было много лет назад. Она не приезжала даже на похороны Ёсихиро.
Выражение лица Мари смягчилось. Увидев мою реакцию, она ясно поняла, что я не скрываю от нее известие о возвращении Сары в попытке не усугублять ее страдания.
– Просто вчера был какой-то загадочный звонок, – сказала Мари.
– В каком смысле загадочный?
– Ну, я подняла трубку, сказала «алло», но никто не ответил. Тишина. Я еще немножко послушала и уловила, как на заднем плане какой-то парень говорит по-английски. Разумеется, возможно, кто-то баловался. Может, у него по радио передавали уроки английского или что-то в этом духе. Но я не знаю… молчание было таким… напряженным, словно этот кто-то вот-вот соберется с духом и заговорит, но никак не может решиться. И мне подумалось, что это может быть Сара. Вот и все.
– Понятно, – сказала я.
Честно говоря, в тот момент меня ни капли не волновала ни сама Сара, ни ее звонок. Больше всего меня напугало, что Мари говорит об этом – о вещах, связанных с моим братом, который давно уже умер, – как о чем-то совершенно обыденном, словно это часть повседневной жизни.
– Я тебе сообщу, если что-нибудь узнаю.
– Хорошо, я на тебя надеюсь, – сказала Мари и улыбнулась.
Когда мы расставались, Мари прокричала мне «до свидания» очень громко, словно дело происходило в середине дня, после чего она быстро удалилась. Я какое-то время слушала стук ее каблуков по асфальту, а потом и сама пошла по темной улице.
*
Когда я училась в классе седьмом-восьмом, моя мама выяснила, что у отца роман на стороне. Был ужасный скандал, и все кончилось тем, что и мать, и отец ушли из дома. Случилось это в середине зимы.
Вероятно, «роман» на самом деле был всего лишь несерьезным легким флиртом, небольшим увлечением, какие случаются постоянно у всех и у каждого, но мама закатила истерику и сбежала в дом своих родителей, бросив нас с братом. А отец поехал, чтобы ее вернуть. Очевидно, переговоры у них продвигались не слишком успешно и ситуация только усложнялась… но было бы совершенно неверно думать, что мы с братом хоть на минуту расстроились из-за того, что родители оставили нас одних. Первым делом мы пригласили к нам Мари. Дальше мы воспользовались всей этой неразберихой, чтобы снять через банкомат большие суммы с родительского счета и купить все, что хотели. Мы засиживались за полночь и распивали спиртное. Мари тогда было всего восемнадцать, но в моих глазах она была уже взрослой красивой женщиной.
Если подумать, то тогда мы втроем и спали-то бок о бок.
В тот вечер тоже шел снег, и было ужасно холодно. Это был один из тех дней, когда вы не можете заставить себя даже дойти до ванной. За окном воздух был настолько ледяным, что возникало ощущение, будто он внезапно превратился в замерзшую глыбу. И этот холодный воздух с силой давил на оконные стекла…
Но внутри было тепло, мы уже порядком напились и ужасно объелись. Мы легли спать прямо в одежде, засунув ноги под котацу Непременный атрибут японских домов зимой, представляет собой стол с нагревателем, покрытый одеялом
. Первым задремал мой брат, его дыхание стало медленным, равномерным и глубоким. Затем улеглась Мари, которая уже тоже клевала носом. Мне столь же нестерпимо хотелось спать, и я молча легла рядом с сестрой. Наши глаза встретились.
– Почему бы нам не поспать сегодня прямо здесь? – спросила Мари.
Затем она приподнялась, наклонилась к щеке Ёсихиро и поцеловала его перед сном. Я от удивления вытаращила глаза. Она улыбнулась и запечатлела поцелуй и на моей щечке, причем он длился ровно столько, сколько и предыдущий.
– Спасибо, – сказала я.
Мари в ответ слегка улыбнулась, затем как-то неуклюже шлепнулась на нашу импровизированную постель и закрыла глаза. Снег беззвучно падал в глубине ночи на землю, запирая и нас внутри белого кокона. Перед сном я разглядывала тени, отбрасываемые ресницами Мари на ее фарфоровую кожу.
Через четыре дня, наконец, вернулись родители и обнаружили, что в доме все вверх дном, мы втроем разодеты в модные тряпки, которых раньше они не видели, страдаем от похмелья, поскольку весь прошлый вечер пили. Они были совершенно шокированы и устроили взбучку брату, поскольку он был старше меня и в большей или меньшей степени являлся главным виновником всего этого безобразия.
Но Ёсихиро так просто не сдался.
– Я так испугался при мысли, что вы расстались, что просто не знал, что делать! – выпалил он, и родители разрыдались. Это было невероятно забавно.
А на улице ярко сияла ночь. Она казалась просто бесконечной, как и тот чудесный пейзаж, раскинувшийся за окном за спиной брата, в глазах которого плясали такие же озорные искорки, что и всегда.
Можно даже сказать, панораму.
Мне было интересно, уж не будущее ли это было, ведь я своим детским сердцем поняла это именно так. Мой брат представлялся мне чем-то бессмертным, словно он одновременно был ночью и тем, кто путешествует в этой ночи.
Да, в последние годы жизни он очень редко бывал дома, так что перестал быть для меня тем, кем был в детстве. Он превратился в незнакомца.
Но когда я говорю с Мари или когда летом стоит невыносимая жара и мы включаем все кондиционеры в доме на полную мощность, когда на город спускается ночь или за окном бушует тайфун, – в такие минуты я думаю о Ёсихиро и все бы отдала, только бы он снова был с нами. Так было даже тогда, когда он еще был жив. Неважно, находился ли он где-то рядом или за многие километры. Его образ всплывает в сознании, когда меньше всего этого ждешь, шокирует, заставляет сердце биться быстрее. И болеть.
Рано утром раздался телефонный звонок.
Аппарат стоит прямо у двери в мою комнату, поэтому я вышла, все еще не проснувшаяся до конца, и подняла трубку:
– Алло?
На другом конце я услышала легкий вздох – какая-то женщина испуганно охнула. Может, это Сара, как говорила Мари? Я пыталась соотнести этот еле слышный звук с далекими воспоминаниями об ее голосе, но так и не смогла решить, ей он принадлежал или нет. Вроде похоже на нее, но в то же время и не похоже.
– Сара? – спросила я.
На несколько секунд в трубке воцарилась тишина, словно вот-вот мой невидимый собеседник отключится. Это молчание не было ни отрицательным ответом на мой вопрос, ни положительным.
Звонок поднял меня с постели, поэтому я соображала еще не слишком четко. Я нетвердо стояла на ногах, а стайка наполовину оформившихся мыслей спиралью закручивалась в голове, словно водоворот.
Наверное, Сара сейчас в Японии, но по какой-то причине не может просто прийти и поговорить у всех на виду, поэтому ей кажется, что сейчас уже слишком поздно даже просто признаться, что это она. Вероятно, она хочет лишь убедиться, что мы все еще здесь, что ее старые друзья никуда не делись.
Но это были лишь догадки. Молчание ничего мне не говорило.
– Сара, подожди, – попросила я.
Я вынырнула из глубин океана сна и произнесла эти слова на ломаном английском. Трубку не повесили, и я продолжила.
– Это Сибами, сестра Есихиро.
– …
– Мы встречались пару раз и переписывались.
– …
– Сейчас мне двадцать два.
– …
– Уверена, ты сильно изменилась.
– …
– Может, нас больше ничего и не связывает, но где-то в глубине души я всегда думаю о тебе.
– …
– Однажды я нашла черновик письма к тебе и вспомнила тот день, когда ты помогала мне делать уроки. Вернее, позволила себе вспомнить…
Когда я замолчала, то услышала на другом конце провода какой-то шум – голоса, строчившие как из пулемета, будто рядом прошла целая демонстрация. И снова тишина. А потом постепенно до моего уха долетели чьи-то всхлипывания, дыхание вперемешку со слезами, и этот звук становился все громче и сильнее. Я задрожала.
– Сара? – повторила я.
Сара ответила со слезами в голосе:
– Прости…
Голос был едва слышен, но он определенно принадлежал ей.
Отлично! Мы сможем поговорить!
– Сара, ты в Японии?
– Да, но я не смогу прийти повидаться с тобой.
– Ты что, не одна? С мужчиной? Ты не можешь звонить мне из своего номера? Ты ведь сейчас в отеле, да?
Сара не ответила. Она все плакала и плакала. А потом сказала:
– Просто хотелось узнать, как у тебя дела. Услышала твой голос… и все вспомнила… как была у вас… как здорово было жить в Японии…
– Ты счастлива? – спросила я.
– Да. Вообще-то я замужем.
Она впервые за время этого странного разговора засмеялась.
– Я в порядке. Я действительно не могу сказать про себя, что несчастна. Так что не беспокойся.
– Ну, тогда ладно, я рада.
Внезапно Сара сменила тему:
– Скажи мне, Си-ба-ми, а Ё-си-хи-ро был один, когда умер? Я имею в виду, нашел ли он свою настоящую любовь, понимаешь? Мне просто хочется знать это.
И я поняла, что тогда пережила Сара. Должно быть, все уже было очевидно, когда Мари приезжала в Бостон, – заметно по сиянию ее глаз и по взгляду моего брата. Когда он смотрел на Мари, то в его глазах всегда загорался какой-то особенный свет. Словно он успокаивался, отгонял от себя все дурные мысли и убеждался, что увиденное – правда. Как будто ему нужно было удостовериться, что она действительно из плоти и крови, действительно рядом с ним и смеется.
Должно быть, Сара тоже почувствовала это.
– Да, он был один. – В эту ложь я вложила все свои силы. – У него были подружки, но никого из них нельзя было назвать настоящей любовью.
– Понятно… – сказала Сара. – Прости, что задала такой ужасный вопрос. Когда я приехала в Японию, то боялась, что сойду с ума. Но я рада, что мы смогли поговорить. Спасибо тебе большое.
Она перестала быть Сарой, которая не смогла удержаться, позвонила и молчала, а воспоминания оказались настолько болезненны, что, в конце концов, она разрыдалась. Это снова была рассудительная Сара, которую я знала.
– Ну, береги себя. Мне нужно возвращаться в номер, – сказала Сара.
– Хорошо… Пока, – ответила я.
Теперь весь сон как рукой сняло. Лоскут неба, видневшийся в окно, представлял собой постепенный переход от облаков к голубизне, и вся комната казалась очень светлой. Но почему-то от этого становилось грустно.
Какая странная погода, подумала я.
– Сара, надеюсь, ты будешь счастлива, я правда надеюсь!
– Спасибо, Си-ба-ми, – сказала Сара.
И повесила трубку.
У меня было какое-то странное настроение, словно я увидела ситуацию насквозь, до самой сути, но при этом меня одолевала ужасная тоска. И тут мне еще раз пришло в голову, что Мари просто невероятная девушка. Надо же, ведь если подумать, она поняла, что Сара вернулась, просто послушав молчание на другом конце провода. В глазах Мари не было ни малейшего намека на сомнения, когда она заявила, что это была Сара. Она просто знала это, и все. Да… возможно, Мари просто блуждала где-то между сном и явью и потому так остро чувствовала и догадалась, кто звонит, еще до того, как осознала это, просто ощутила так же ясно, словно истина просто лежала у нее на ладони.
*
Чуть позже я позвонила Кэнъити. Он обещал сегодня вернуть мне долг.
– Алло?
– Привет, это ты, Сибами?
– А ты, правда, собираешься вернуть мне деньги?
– Ага. Я тут заработал немножко, так что верну тебе все до иены.
– А я слышала, что ты на мои денежки съездил на Гавайи.
– На Гавайи? Ты серьезно? Это был курорт Агами, а не Гавайи!
– Да? А все говорят про Гавайи.
– Думаю, они просто сложили вместе все деньги, которые я назанимал, и выбрали место, исходя из полученной суммы. Придурки. Я определенно не верну этому идиоту Танаке ни копейки.
– Расскажи про Атами. Почему туда?
– Я попозже тебе расскажу. Где мы встретимся? Решай.
– Давай в фойе отеля «К.» в час дня, – предложила я.
Когда-то я слышала, что родители Сары, приезжая в Японию, обычно останавливались в отеле «К.», и мне пришло в голову, что и Сара могла там остановиться. Я уже успела позвонить в отель и назвать имя Сары, но портье ответил мне, что, насколько ему известно, никого с таким именем среди постояльцев нет. Тем не менее, я не теряла надежды.
– Хорошо, – сказал Кэнъити и повесил трубку.
*
Фойе в таких огромных отелях всегда кажутся пустынными. Неважно, насколько много людей здесь толчется. Это ощущение – неотъемлемая часть подобных мест, оно чувствуется в каждом уголке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17