https://wodolei.ru/catalog/mebel/75cm/
Она заливалась краской, Алёна скандалила и требовала вернуть, а Коля Ёжиков смеялся до истерики. Красная, потная и нервная, Лидия пошла к Надежде Семёновне и услышала за спиной голос Паши Зайцева:
– Ибаться побежала!
Лидия круто повернулась и залепила резиновым членом Паше промеж глаз.
Она тут же испугалась. Испугалась, что Пашин папа тоже из тех, кто «всех имеет». Но как ни странно, никто «иметь» не пришёл, хотя Лидия дрожала почти неделю. Зато группа стала слушаться. И Лидия поняла: в детском коллективе сила – тоже авторитет. Она стала властвовать, поощрять и наказывать, стала грубой «воспиталкой», которых раньше так презирала.
Потом пошли лагеря. Лидия устроилась в фирму, набирала группу, везла на Юг. Сначала думала совместить полезное с приятным – работу и отдых. Но дети попадались «трудные», отдыха не получалось. Всё время и нервы уходили на постоянное одергивание и контроль. Дети курили за домиками, купались без спроса и покупали в ларьке пиво с селёдочным вкусом.
Лидия их ненавидела и боялась, как собак – пнёшь, а вдруг укусит? Хотя собака меньше человека. В конце концов Лидия превратилась в «командующего», она давала детям волю в обмен на послушание. Менялась.
И вот перед Лидией стояла очередная «партия». Она уже знала, что эти дети такие же как и предыдущие – наглые, грубые, пошлые. Что среди них отыщется парочка подлиз, скорее всего девочки, которые будут виснуть по бокам и нашёптывать: «Козлов курит в домике… Попова выпила компот Гусевой… Лавкин матерится…» Что найдутся и «крутые», у которых папы – как у Коли Ёжикова.
Лидия старалась не показать своего страха и неприязни. Всё-таки платят не за то, чтобы она нос воротила. К тому же, некоторых из этих ребят Лидия знала. Клару Петрову (дочь школьной подруги), Тараса Еремеева (одноклассника Клары), Лёву Дынина (внука маминого знакомого), Стасика Галкина (в одном дворе жили) и Валеру Сеткина (в том злополучном детском саду была его сестра Надя Сеткина – Валера за ней приходил).
Лидия окинула взглядом разномастный строй и сказала:
– На завтрак, обед, полдник и ужин собираемся организованно за десять минут до еды. В остальном я вас не ограничиваю. Курить и пить на территории лагеря – запрещено. В пьяном виде появляться – тоже. Дисциплина – не пустое слово. Надеюсь, все вы будете вести себя нормальным образом, а не как беглые каторжники. Следить за одеждой и чистотой тела – обязательно. Посмотрите: Валерочка подстригся, не то, что некоторые! Сразу заметна аккуратность!
Лидия указала на Сеткина. Ребята захихикали, а Игнат зло и громко сказал:
– Это не из-за аккуратности, а потому что он тупой айбол.
– Митников! – оборвала его Лидия.
– Митников – чмо, обезьяна позорная, – отчётливо парировал Валерочка.
– Сеткин и Митников убирают домики, моют сегодня полы, – сказала Лидия тоном, не допускающим возражения, впрочем, «заводские дети» не думали возражать.
На этом линейка закончилась.
Валерочку подкараулили за столовой, заросли алычи скрывали небольшую каменную площадку. На Юге темнеет рано даже летом. Поэтому Валерочка попал капитально.
Тарас сразу ударил по носу, хрустнули очки. Валерочка по инерции отбежал назад, чтоб не упасть, но упал всё равно – Игнат сзади ударил его пустым деревянным ящиком, железные скобы оцарапали лицо. Валерочка вцепился в пряжку, но снять её не дали – Кудрявость бил в живот, прямо в солнечное сплетение. Валерочка скрючился, закрывая лицо и живот. Тарас, Игнат и Кудрявость били ногами с оттяжкой, так, что каждый удар отзывался по телу.
Потом Тарас поднял Валерочку за куртку (он эту куртку не снимал даже в жару), а Игнат дыхнул в разбитое лицо:
– Кто из нас обезьяна, урод лысый?
– Ты, – ответил Валерочка.
Дальше он не помнил.
Полинка чистила зубной щёткой свои белые брюки.
– Вот, села во что-то! Наверное, в жвачку! – сокрушённо поделилась с вошедшей Олесей.
Ирка Крюкова лежала на верхнем этаже кровати и пела хриплым голосом:
– Don’t speak, I know just what you’re saying, so please stop explaining…
– Девочки, говорят, будет дискотека! – отозвалась снизу Оля Клюева.
– И что?
– Можно познакомиться с мальчиками!
«Ага… С твоими-то габаритами!» – хмыкнула про себя Олеся. Ирка перестала петь и стала шарить в сумке:
– А с ними и так можно познакомиться, на пляже, например!… Блин, где они?… А, вот… К тому же, никого стоящего тут нет! Отдыхать надо и от мальчиков тоже!… Девчонки, ничо, если я покурю? Я могу и на балконе, если что!…
Разрешили в комнате. «Конечно, – думала Олеся. – Ирка – симпатичная, она может и кочевряжиться – в городе, поди, пацанов осталось немеряно… А эта бочка Клюева только на курортный роман и может рассчитывать!» Почему-то вспомнился Валерочка. Его некрасивое лицо раздосадовало Олесю, она забралась под одеяло и стала думать о том, что море – красивое и тёплое, девочки – хорошие, Лидия Михайловна – тоже ничего, хоть и притворяется строгой, что на обед были котлеты с подливкой и арбуз, что…
Она уснула.
За завтраком девчонки распространили слух: у «Валерочки» сломан нос, пробита голова и глаз опух. Два. Глаза.
Олеся испугалась. Кто его так? «Говорят, местные».
– Беспредел! – отозвалась с набитым ртом Клюева.
– Вот гавно! – прокомментировала Ирка. – И тут не пожить спокойно.
Полинка хоть и была нежнейшим созданием, чистила зубы и брюки одной щёткой и никогда не выходила из комнаты без косметики (даже на пляж), возразила:
– А это не местные!
– Почему?
– А я думаю, это Митников. Они же на линейке поругались. Из-за расовых предрассудков.
– Каких-каких? – подняла глаза от тарелки Клюева.
Полинка не расслышала и продолжала:
– Так что, девочки, нам-то спокойно пожить удастся, вот этому Валерочке – хуй.
Было удивительно, как лиловая благоухающая Полинка может так выражаться.
Олеся встретила Валерочку через три дня на пляже. Во время дискотеки. Все ребята плясали у столовой, а ей захотелось побыть одной и она спустилась за забор к морю.
Он сидел на скамейке и фиолетовая темнота окутывала всё вокруг. Олеся его сначала не узнала, потом он окликнул её:
– Привет!
– Привет…
– Садись сюда, – предложил Валерочка.
Олеся села. Было непонятно, что она чувствовала. Досаду? Неприязнь? Равнодушие? Олеся молчала. Заговорил Валерочка.
– Что, слышала, небось, про меня?
– Да…
– Ты не думай, ничего мне не сломали и не пробили.
– Да мне как-то…
– Пофигу? – догадался он. Не обиделся. Стал смотреть вдаль, на море через треснувшие стёкла. Олеся устыдилась своего равнодушия. Спросила:
– А что сделали?
– Треснули хрящ в носу, – спокойно ответил Валерочка, не глядя на неё. – И всё. Больше ничего такого. Не волнуйся. Хотя ты и не волновалась.
Он говорил легко, без обид и натяжек, весело даже.
На пляж шурша песком кто-то сбежал. Послышался Иркин голос:
– Лесь! Ты тут?
– Да! – откликнулась Олеся. – Ну я пойду?
– Иди, – разрешил Валерочка.
– С кем это ты там? – спросила по дороге Ирка.
– Да так, – растерялась Олеся. – С одним…
Ирка не дослушала.
– А мы познакомились. То есть Оля. С Митниковым, Тарасом и этим…
– Кудрявостью, – подсказала Олеся.
– Нно… – было видно, что Ирке эта троица безразлична. Олесю кольнула досада: почему безразлична? Она же их знает. Они же… они же теперь крутые… Положили Валерочку. Треснули нос. А Ирке по фигу. Хоть два носа.
– Мы идём с ними бухать! – весело сообщила Ирка, обняла Олесю за плечи. – Эх, класс! Отдохнём по полной! Ты не возражаешь, я покурю?…
Игнат удивился, увидев Олесю. Может быть, они рассчитывали, что «четвёртая подруга» будет ничего себе и Клюеву можно прикрепить к Стасику, который вертелся тут же. Оля Клюева так не считала. Она накрасила губы фиолетовым перламутром и подвела глаза. Всё время по куриному смеялась, а Тарас морщился: она смеялась ему и смотрела на него. Игнат и Кудрявость украдкой выдохнули: «Пронесло…»
– Привет, – легко бросила Олеся, заметив Игнатово удивление. Внутри царапнул досадливый коготок. «А чего ты хотела? – беспощадно спросила она себя. – Ты же не Ирка, которая и без косметики выглядит хорошо – зелёные глаза, пусть мелковатые, пухлый рот с трещинкой, рыжие крупные кудри до ушей, стройная фигура с сухими поджарыми мускулами под успевшей загореть кожей. Не Полинка – нежное белолицее создание с кукольным ротиком и аккуратно накрашенными глазками, милая славная девочка с мелированными волосами…»
Уши Игната полыхнули. Он заметил её взгляд, ему стало мучительно неловко непонятно отчего. Он ведь ничего этой Олесе не обещал. Просто познакомились и всё. Ни о каких симпатиях и речи не шло… «Не шло… – согласился он, – Но так „забывать“, что знакомились и улыбались друг другу – свинство. Бля…» Он понял, что поспешил отгородиться от Олеси. Что она вовсе не собирается его насиловать прямо здесь. «Дебил,» – обозвал он себя.
Полинка весело хихикала, Кудрявость смотрел на неё с нежностью, приглаживая кудри. Ирка курила, не глядя на Тараса, на широкоплечего высокого Тараса с туго обтянутыми, как у малолетнего преступника мускулами. Олеся таких видела по телевизору.
– Пойдём? – спросил Игнат, не глядя на девочек.
В летнем кафе пахло жареным луком и шашлыками. Уютно так пахло. Толстая черноволосая женщина с усами облокачивалась грудью на деревянную стойку. Стойка – выскобленная до жёлтой чистоты. Рядом курил грузинского вида дядечка с гипсом на левой руке и в подштанниках. На пластмассовом стуле поджав коричневые ноги временно сидел мальчик. То и дело срывался к посетителям, держа на остром локте полотенце в жирных разводах.
Мальчик был грязноватый, черноволосый, с обветренными губами и большими чёрными глазами. Хороший мальчик. Лет двенадцати.
Он подлетел к компании, когда они неловко рассаживались за длинным деревянным столом под увитым вьюнками каштаном.
– Чего желаете?
Игнат смешался. Тарас и Кудрявость счастливо посмотрели на мальчика, они на всех так смотрели, потому что доброжелательность реяла над ними, заражая всех вокруг. Они дружили без ссор, упиваясь одни только фактом, что есть такой человек на свете – Тарас Еремеев (думал Кудрявость) и есть Кудрявость (думал Тарас). Они никогда не выясняли степень значимости друг для друга, не «братались», не клялись помогать друг другу в беде.
– Принесите всем шашлыки и пиво, – распорядился Тарас.
Оля Клюева радостно подхватилась.
Шашлыки ели молча. Стеснялись. Только Ирка курила, она была выше детских неловкостей. Оля Клюева пила пиво большими глотками, Кудрявость шутил с ней. Видимо, своим счастливым состоянием он готов был делиться хоть с кем, даже с толстой Олей. Полинка, по-птичьи отщипывающая мясо, оценила великодушие Кудрявости. Игнат сбросил оцепенение, весело и громко рассказывал про то, как он ходит в бассейн, какая у него собака Вулкан, Ирка слушала. Тарас объяснял Олесе преимущества Counter Strike перед Ultima.
Олеся пошла пописать.
– Амир, проводи! – крикнул усатая женщина.
Черноглазый Амир соскочил со стула. Провёл Олесю в какую-то подсобку, указал на дверь с нарисованным мухомором.
Олеся потёрла виски. От выпитого пива голова болталась, как шарик на верёвке. Она дёрнула шнур, вода шумно обрушилась. Звякнула задвижка.
Кудрявость макал шашлык в кетчуп и ел, измазав губы. Полинка расслабленно лежала на стуле, как одежда. Ирка, Оля и Тарас с пьяным вниманием слушали Игната, глядя ему в рот. Игнат качал руками:
– Мне не нужны твои подачки, которые бросаешь мне,
И так могу тебя трахнуть – всегда и везде.
Ты так и скажи: тебе нужен лишь факт,
что у тебя кто-то есть, ну скажи, не так?
И желательно покруче, ну что же, пусть я
Хватит жаловаться на тупых уродов, хватит с меня.
У меня нет времени всех их мочить,
А зачем? Что ещё ты хочешь от меня получить?
Чтобы твои подруги завидовали жутко –
А мне оно надо?
Пошла ты на хуй, сука…
И уши его наливались рубиновым соком.
Лидия даже не ругала их, когда застала – пьяных, ржущих, у калитки. «Опять двадцать пять…» – подумала досадливо. Тарас Еремеев, разухабисто обнимавший Ирку, всё-таки осёкся и отвёл мутный взгляд. «Чего он её так тискает?» – подумала Лидия. Ирка, впрочем, к Тарасу не жалась.
Кудрявость тащил кривую, как турецкая сабля Полинку за руку, что-то говорил ей в лицо, а она не слушала и подхихикивала. Олеся с Игнатом Митниковым шли обнявшись, Игнат горланил:
– Я уебу любое чмо, любую шавку!… Ну вот честно, Олесь, ну кто полезет, ну скажи!…
Олеся сияла и соглашалась. Да, скажет.
Позади всех пелась унылая, как отравленный слон, Оля Клюева.
Лидия заперлась в комнате, скинула шлёпанцы с прилипшим песком. Глубоко вздохнула, изгоняя весь негатив сегодняшнего дня, посчитала: раз, два, три… В мыслях осталось тёплое море, горячий белый песок из кусочков ракушек, холодные сливы с базара…
Нет. Лидия легла на кровать. «А ведь Сеткин не просто так… Кто-то из наших… Митников? Или всё же „местные“? Говорят, у них тут банды целые… А что хотели? Денег?» Вспомнила лицо комендантши лагеря – высокой сухой Галины. «Что он говорит? Молчит? И пусть молчит, – сказала она своим мужским голосом, прикрыв дверь. – У вашего Сеткина всё скоро заживёт, а милиция нам только кровь попортит и отдых. Нечего вмешивать посторонних. Он молчит и вы молчите».
Лидия молчала.
«Теперь вот эти обалдуи… Напились… Хиханьки… Сначала пьяные по городу шатаются в обнимку, потом начнут дружно с девственностью расставаться… А претензии ко мне…» Захолодело под ложечкой. И как наваждение какое-то, дурное предчувствие, вспомнилось перекошенное злое личико Коли Ёжикова…
В дверь балкона поскреблись. Полинка тонко сказала:
– Девочки, кто там?
– Кони в па-альто, – заплетающимся языком проговорила Ирка, валяясь в кровати с сигаретой в руке. Пальцы не послушались, сигарета упала на Полинку.
Оля Клюева фыркнула в подушку, отвернулась к стене. Не могла простить девчонкам, что они нравились, а она – нет.
Олеся дотянулась со второго яруса, подковырнула ногтём дверь. В голову толкнулась мутная вата, она снова утонула носом в подушке, чувствуя, что больше двигаться не может.
1 2 3 4 5
– Ибаться побежала!
Лидия круто повернулась и залепила резиновым членом Паше промеж глаз.
Она тут же испугалась. Испугалась, что Пашин папа тоже из тех, кто «всех имеет». Но как ни странно, никто «иметь» не пришёл, хотя Лидия дрожала почти неделю. Зато группа стала слушаться. И Лидия поняла: в детском коллективе сила – тоже авторитет. Она стала властвовать, поощрять и наказывать, стала грубой «воспиталкой», которых раньше так презирала.
Потом пошли лагеря. Лидия устроилась в фирму, набирала группу, везла на Юг. Сначала думала совместить полезное с приятным – работу и отдых. Но дети попадались «трудные», отдыха не получалось. Всё время и нервы уходили на постоянное одергивание и контроль. Дети курили за домиками, купались без спроса и покупали в ларьке пиво с селёдочным вкусом.
Лидия их ненавидела и боялась, как собак – пнёшь, а вдруг укусит? Хотя собака меньше человека. В конце концов Лидия превратилась в «командующего», она давала детям волю в обмен на послушание. Менялась.
И вот перед Лидией стояла очередная «партия». Она уже знала, что эти дети такие же как и предыдущие – наглые, грубые, пошлые. Что среди них отыщется парочка подлиз, скорее всего девочки, которые будут виснуть по бокам и нашёптывать: «Козлов курит в домике… Попова выпила компот Гусевой… Лавкин матерится…» Что найдутся и «крутые», у которых папы – как у Коли Ёжикова.
Лидия старалась не показать своего страха и неприязни. Всё-таки платят не за то, чтобы она нос воротила. К тому же, некоторых из этих ребят Лидия знала. Клару Петрову (дочь школьной подруги), Тараса Еремеева (одноклассника Клары), Лёву Дынина (внука маминого знакомого), Стасика Галкина (в одном дворе жили) и Валеру Сеткина (в том злополучном детском саду была его сестра Надя Сеткина – Валера за ней приходил).
Лидия окинула взглядом разномастный строй и сказала:
– На завтрак, обед, полдник и ужин собираемся организованно за десять минут до еды. В остальном я вас не ограничиваю. Курить и пить на территории лагеря – запрещено. В пьяном виде появляться – тоже. Дисциплина – не пустое слово. Надеюсь, все вы будете вести себя нормальным образом, а не как беглые каторжники. Следить за одеждой и чистотой тела – обязательно. Посмотрите: Валерочка подстригся, не то, что некоторые! Сразу заметна аккуратность!
Лидия указала на Сеткина. Ребята захихикали, а Игнат зло и громко сказал:
– Это не из-за аккуратности, а потому что он тупой айбол.
– Митников! – оборвала его Лидия.
– Митников – чмо, обезьяна позорная, – отчётливо парировал Валерочка.
– Сеткин и Митников убирают домики, моют сегодня полы, – сказала Лидия тоном, не допускающим возражения, впрочем, «заводские дети» не думали возражать.
На этом линейка закончилась.
Валерочку подкараулили за столовой, заросли алычи скрывали небольшую каменную площадку. На Юге темнеет рано даже летом. Поэтому Валерочка попал капитально.
Тарас сразу ударил по носу, хрустнули очки. Валерочка по инерции отбежал назад, чтоб не упасть, но упал всё равно – Игнат сзади ударил его пустым деревянным ящиком, железные скобы оцарапали лицо. Валерочка вцепился в пряжку, но снять её не дали – Кудрявость бил в живот, прямо в солнечное сплетение. Валерочка скрючился, закрывая лицо и живот. Тарас, Игнат и Кудрявость били ногами с оттяжкой, так, что каждый удар отзывался по телу.
Потом Тарас поднял Валерочку за куртку (он эту куртку не снимал даже в жару), а Игнат дыхнул в разбитое лицо:
– Кто из нас обезьяна, урод лысый?
– Ты, – ответил Валерочка.
Дальше он не помнил.
Полинка чистила зубной щёткой свои белые брюки.
– Вот, села во что-то! Наверное, в жвачку! – сокрушённо поделилась с вошедшей Олесей.
Ирка Крюкова лежала на верхнем этаже кровати и пела хриплым голосом:
– Don’t speak, I know just what you’re saying, so please stop explaining…
– Девочки, говорят, будет дискотека! – отозвалась снизу Оля Клюева.
– И что?
– Можно познакомиться с мальчиками!
«Ага… С твоими-то габаритами!» – хмыкнула про себя Олеся. Ирка перестала петь и стала шарить в сумке:
– А с ними и так можно познакомиться, на пляже, например!… Блин, где они?… А, вот… К тому же, никого стоящего тут нет! Отдыхать надо и от мальчиков тоже!… Девчонки, ничо, если я покурю? Я могу и на балконе, если что!…
Разрешили в комнате. «Конечно, – думала Олеся. – Ирка – симпатичная, она может и кочевряжиться – в городе, поди, пацанов осталось немеряно… А эта бочка Клюева только на курортный роман и может рассчитывать!» Почему-то вспомнился Валерочка. Его некрасивое лицо раздосадовало Олесю, она забралась под одеяло и стала думать о том, что море – красивое и тёплое, девочки – хорошие, Лидия Михайловна – тоже ничего, хоть и притворяется строгой, что на обед были котлеты с подливкой и арбуз, что…
Она уснула.
За завтраком девчонки распространили слух: у «Валерочки» сломан нос, пробита голова и глаз опух. Два. Глаза.
Олеся испугалась. Кто его так? «Говорят, местные».
– Беспредел! – отозвалась с набитым ртом Клюева.
– Вот гавно! – прокомментировала Ирка. – И тут не пожить спокойно.
Полинка хоть и была нежнейшим созданием, чистила зубы и брюки одной щёткой и никогда не выходила из комнаты без косметики (даже на пляж), возразила:
– А это не местные!
– Почему?
– А я думаю, это Митников. Они же на линейке поругались. Из-за расовых предрассудков.
– Каких-каких? – подняла глаза от тарелки Клюева.
Полинка не расслышала и продолжала:
– Так что, девочки, нам-то спокойно пожить удастся, вот этому Валерочке – хуй.
Было удивительно, как лиловая благоухающая Полинка может так выражаться.
Олеся встретила Валерочку через три дня на пляже. Во время дискотеки. Все ребята плясали у столовой, а ей захотелось побыть одной и она спустилась за забор к морю.
Он сидел на скамейке и фиолетовая темнота окутывала всё вокруг. Олеся его сначала не узнала, потом он окликнул её:
– Привет!
– Привет…
– Садись сюда, – предложил Валерочка.
Олеся села. Было непонятно, что она чувствовала. Досаду? Неприязнь? Равнодушие? Олеся молчала. Заговорил Валерочка.
– Что, слышала, небось, про меня?
– Да…
– Ты не думай, ничего мне не сломали и не пробили.
– Да мне как-то…
– Пофигу? – догадался он. Не обиделся. Стал смотреть вдаль, на море через треснувшие стёкла. Олеся устыдилась своего равнодушия. Спросила:
– А что сделали?
– Треснули хрящ в носу, – спокойно ответил Валерочка, не глядя на неё. – И всё. Больше ничего такого. Не волнуйся. Хотя ты и не волновалась.
Он говорил легко, без обид и натяжек, весело даже.
На пляж шурша песком кто-то сбежал. Послышался Иркин голос:
– Лесь! Ты тут?
– Да! – откликнулась Олеся. – Ну я пойду?
– Иди, – разрешил Валерочка.
– С кем это ты там? – спросила по дороге Ирка.
– Да так, – растерялась Олеся. – С одним…
Ирка не дослушала.
– А мы познакомились. То есть Оля. С Митниковым, Тарасом и этим…
– Кудрявостью, – подсказала Олеся.
– Нно… – было видно, что Ирке эта троица безразлична. Олесю кольнула досада: почему безразлична? Она же их знает. Они же… они же теперь крутые… Положили Валерочку. Треснули нос. А Ирке по фигу. Хоть два носа.
– Мы идём с ними бухать! – весело сообщила Ирка, обняла Олесю за плечи. – Эх, класс! Отдохнём по полной! Ты не возражаешь, я покурю?…
Игнат удивился, увидев Олесю. Может быть, они рассчитывали, что «четвёртая подруга» будет ничего себе и Клюеву можно прикрепить к Стасику, который вертелся тут же. Оля Клюева так не считала. Она накрасила губы фиолетовым перламутром и подвела глаза. Всё время по куриному смеялась, а Тарас морщился: она смеялась ему и смотрела на него. Игнат и Кудрявость украдкой выдохнули: «Пронесло…»
– Привет, – легко бросила Олеся, заметив Игнатово удивление. Внутри царапнул досадливый коготок. «А чего ты хотела? – беспощадно спросила она себя. – Ты же не Ирка, которая и без косметики выглядит хорошо – зелёные глаза, пусть мелковатые, пухлый рот с трещинкой, рыжие крупные кудри до ушей, стройная фигура с сухими поджарыми мускулами под успевшей загореть кожей. Не Полинка – нежное белолицее создание с кукольным ротиком и аккуратно накрашенными глазками, милая славная девочка с мелированными волосами…»
Уши Игната полыхнули. Он заметил её взгляд, ему стало мучительно неловко непонятно отчего. Он ведь ничего этой Олесе не обещал. Просто познакомились и всё. Ни о каких симпатиях и речи не шло… «Не шло… – согласился он, – Но так „забывать“, что знакомились и улыбались друг другу – свинство. Бля…» Он понял, что поспешил отгородиться от Олеси. Что она вовсе не собирается его насиловать прямо здесь. «Дебил,» – обозвал он себя.
Полинка весело хихикала, Кудрявость смотрел на неё с нежностью, приглаживая кудри. Ирка курила, не глядя на Тараса, на широкоплечего высокого Тараса с туго обтянутыми, как у малолетнего преступника мускулами. Олеся таких видела по телевизору.
– Пойдём? – спросил Игнат, не глядя на девочек.
В летнем кафе пахло жареным луком и шашлыками. Уютно так пахло. Толстая черноволосая женщина с усами облокачивалась грудью на деревянную стойку. Стойка – выскобленная до жёлтой чистоты. Рядом курил грузинского вида дядечка с гипсом на левой руке и в подштанниках. На пластмассовом стуле поджав коричневые ноги временно сидел мальчик. То и дело срывался к посетителям, держа на остром локте полотенце в жирных разводах.
Мальчик был грязноватый, черноволосый, с обветренными губами и большими чёрными глазами. Хороший мальчик. Лет двенадцати.
Он подлетел к компании, когда они неловко рассаживались за длинным деревянным столом под увитым вьюнками каштаном.
– Чего желаете?
Игнат смешался. Тарас и Кудрявость счастливо посмотрели на мальчика, они на всех так смотрели, потому что доброжелательность реяла над ними, заражая всех вокруг. Они дружили без ссор, упиваясь одни только фактом, что есть такой человек на свете – Тарас Еремеев (думал Кудрявость) и есть Кудрявость (думал Тарас). Они никогда не выясняли степень значимости друг для друга, не «братались», не клялись помогать друг другу в беде.
– Принесите всем шашлыки и пиво, – распорядился Тарас.
Оля Клюева радостно подхватилась.
Шашлыки ели молча. Стеснялись. Только Ирка курила, она была выше детских неловкостей. Оля Клюева пила пиво большими глотками, Кудрявость шутил с ней. Видимо, своим счастливым состоянием он готов был делиться хоть с кем, даже с толстой Олей. Полинка, по-птичьи отщипывающая мясо, оценила великодушие Кудрявости. Игнат сбросил оцепенение, весело и громко рассказывал про то, как он ходит в бассейн, какая у него собака Вулкан, Ирка слушала. Тарас объяснял Олесе преимущества Counter Strike перед Ultima.
Олеся пошла пописать.
– Амир, проводи! – крикнул усатая женщина.
Черноглазый Амир соскочил со стула. Провёл Олесю в какую-то подсобку, указал на дверь с нарисованным мухомором.
Олеся потёрла виски. От выпитого пива голова болталась, как шарик на верёвке. Она дёрнула шнур, вода шумно обрушилась. Звякнула задвижка.
Кудрявость макал шашлык в кетчуп и ел, измазав губы. Полинка расслабленно лежала на стуле, как одежда. Ирка, Оля и Тарас с пьяным вниманием слушали Игната, глядя ему в рот. Игнат качал руками:
– Мне не нужны твои подачки, которые бросаешь мне,
И так могу тебя трахнуть – всегда и везде.
Ты так и скажи: тебе нужен лишь факт,
что у тебя кто-то есть, ну скажи, не так?
И желательно покруче, ну что же, пусть я
Хватит жаловаться на тупых уродов, хватит с меня.
У меня нет времени всех их мочить,
А зачем? Что ещё ты хочешь от меня получить?
Чтобы твои подруги завидовали жутко –
А мне оно надо?
Пошла ты на хуй, сука…
И уши его наливались рубиновым соком.
Лидия даже не ругала их, когда застала – пьяных, ржущих, у калитки. «Опять двадцать пять…» – подумала досадливо. Тарас Еремеев, разухабисто обнимавший Ирку, всё-таки осёкся и отвёл мутный взгляд. «Чего он её так тискает?» – подумала Лидия. Ирка, впрочем, к Тарасу не жалась.
Кудрявость тащил кривую, как турецкая сабля Полинку за руку, что-то говорил ей в лицо, а она не слушала и подхихикивала. Олеся с Игнатом Митниковым шли обнявшись, Игнат горланил:
– Я уебу любое чмо, любую шавку!… Ну вот честно, Олесь, ну кто полезет, ну скажи!…
Олеся сияла и соглашалась. Да, скажет.
Позади всех пелась унылая, как отравленный слон, Оля Клюева.
Лидия заперлась в комнате, скинула шлёпанцы с прилипшим песком. Глубоко вздохнула, изгоняя весь негатив сегодняшнего дня, посчитала: раз, два, три… В мыслях осталось тёплое море, горячий белый песок из кусочков ракушек, холодные сливы с базара…
Нет. Лидия легла на кровать. «А ведь Сеткин не просто так… Кто-то из наших… Митников? Или всё же „местные“? Говорят, у них тут банды целые… А что хотели? Денег?» Вспомнила лицо комендантши лагеря – высокой сухой Галины. «Что он говорит? Молчит? И пусть молчит, – сказала она своим мужским голосом, прикрыв дверь. – У вашего Сеткина всё скоро заживёт, а милиция нам только кровь попортит и отдых. Нечего вмешивать посторонних. Он молчит и вы молчите».
Лидия молчала.
«Теперь вот эти обалдуи… Напились… Хиханьки… Сначала пьяные по городу шатаются в обнимку, потом начнут дружно с девственностью расставаться… А претензии ко мне…» Захолодело под ложечкой. И как наваждение какое-то, дурное предчувствие, вспомнилось перекошенное злое личико Коли Ёжикова…
В дверь балкона поскреблись. Полинка тонко сказала:
– Девочки, кто там?
– Кони в па-альто, – заплетающимся языком проговорила Ирка, валяясь в кровати с сигаретой в руке. Пальцы не послушались, сигарета упала на Полинку.
Оля Клюева фыркнула в подушку, отвернулась к стене. Не могла простить девчонкам, что они нравились, а она – нет.
Олеся дотянулась со второго яруса, подковырнула ногтём дверь. В голову толкнулась мутная вата, она снова утонула носом в подушке, чувствуя, что больше двигаться не может.
1 2 3 4 5