https://wodolei.ru/catalog/mebel/Villeroy-Boch/
Я просто сидела и кивала в кабинете мистера Миллера, не открывая рта. Все равно я не смогла бы ничего сказать.
В два тридцать занятия закончились, и кто-то из ребят пошел играть в мяч, а часть осталась на групповую терапию.
Я увидела то, о чем мне рассказывали мой инспектор и первый доктор. Ребята делились на две группы. В первую группу входят ребята, которые подчиняются правилам и стараются вылечиться. Они пользуются всеми возможными поблажками. Во второй группе штрафники. Они не подчиняются правилам – выходят из себя, ругаются, воруют, занимаются сексом и все такое, и их ограничивают во всем. Надеюсь, тут нет травы. Я знаю, что могу от нее отказаться, но не уверена, что и правда не сойду с ума, если добавится еще одна проблема. Может, доктора знают, что делают, но мне так одиноко и страшно. Кажется, я на самом деле схожу сума.
В четыре тридцать придется возвращаться обратно и опять быть запертой в клетке, словно зверь в зоопарке. Слава богу, в моем здании находятся еще шесть девочек и пять мальчиков, так что не придется возвращаться одной. Я заметила, что они тоже вздрогнули (как и я), когда в захлопнувшейся за нами двери щелкнул замок.
Когда мы проходили мимо пожилой женщины, сказавшей, что до сих пор все было тихо и спокойно, самая маленькая девочка повернулась к ней и сказала: «Да пошла ты…» Я так удивилась, мне показалось, что сейчас на ее голову обрушится потолок, но, кажется, кроме меня никто не обратил на это внимание.
26 июля
Маленькая девочка, о которой я тебе вчера говорила, находится в соседней со мной комнате. Ей тринадцать, все время кажется, что она вот-вот заплачет. Когда я спросила ее, сколько уже она тут, она ответила: «Всегда, просто всегда».
В обед она пошла со мной в столовую, и мы сидели вместе за одним из длинных столов и не ели. Остаток дня мы бесцельно бродили вокруг корпуса и ничего не делали. Мне ужасно хочется сказать маме и папе, что такое быть здесь, но не стану. Это только расстроит их еще больше. В нашем корпусе есть женщина, она запойная алкоголичка, и она пугает меня, но я больше волнуюсь за Бабби. Как заставить это грязное создание не делать в нашу сторону своих пассов? Вчера, когда мы проходили мимо нее, она производила какие-то странные жесты, я спросила Бабби, можно ли ее как-нибудь унять. Но Бабби пожала плечами и сказала, что мы можем доложить об этом санитару, но лучше просто не обращать на нее внимания.
Потом случилось нечто странное, ужасное. Мы сидели в одной из «комнат отдыха», глядя на то, как остальные смотрят на нас – так рассматривают друг друга обезьяны, – и я спросила Бабби, не лучше ли нам поговорить в моей комнате, она ответила, что нам нельзя заниматься сексом в своих комнатах, но мы можем это устроить завтра в кладовке. Я не знала, что сказать! Она решила, что я хочу ее соблазнить, я была так поражена, что не смогла ничего ответить. Позже я пыталась ей объяснить, но она стала рассказывать о себе, будто меня и не было рядом.
Она сказала, что ей тринадцать, что она сидела на наркотиках два года. Ее родители развелись, когда ей было десять, и ее оставили с отцом, который работал подрядчиком, он снова женился. Думаю, какое-то время все было более-менее, но она ревновала к детям своей новой матери и чувствовала себя изгоем и чужаком. Тогда она стала все больше и больше времени проводить вне дома, говоря мачехе, что у нее проблемы в школе и ей нужно позаниматься в библиотеке и т. д. Обычные отговорки, хотя в школу она ходила только на половину занятий. Но она приносила хорошие оценки, так что родители ничего не знали. Наконец позвонили из школы, потому что она пропустила слишком много. Но Бабби сказала отцу, что школа такая большая и там так много народу, что они сами не знают, кто был на занятиях, а кто нет. Не понимаю, почему ее отец в это поверил, но это так. Наверное, если б он не поверил, это повлекло бы для него слишком много проблем.
А на самом деле Бабби вводил в мир наркотиков тридцатидвухлетний мужчина, с которым она познакомилась на дневном сеансе в кино. Она не вдавалась в детали, но, думаю, он знакомил ее не только с наркотиками, но и с жизнью в целом. Через несколько месяцев он уехал, и она обнаружила, что знакомиться с мужчинами очень просто. В общем, в двенадцать лет она была уже состоявшейся МП [малолетняя проститутка]. Она рассказывала обо всем этом так тихо, что мне казалось, что у меня вот-вот лопнет сердце. Но даже если бы я заплакала (чего я не сделала), не думаю, что она бы заметила, она была слишком отстраненной.
После того как она уже год сидела на наркотиках, ее родители стали что-то подозревать. Но вместо того чтобы во всем разобраться, они стали задавать вопросы и придираться к ней, так что она ограбила очередного мужчину, с которым познакомилась в кино, и купила билет на автобус в Лос-Анджелес. Ее друг сказал ей, что в автобусе у нее не будет проблем, и, судя по тому, что рассказала Бабби, он оказался прав. На второй день, когда она бродила по городу, она нашла «друга», красиво одетую женщину, которая привела ее в свою большую квартиру на бульваре ***. В гостиной было несколько девочек ее возраста, повсюду стояли конфетницы, полные таблеток. Через полчаса она была уже конкретно под кайфом.
Позже, когда она пришла в себя, женщина сказала, что Бабби может остаться у нее жить и ходить тут в школу. Она сказала, что ей придется работать только два часа в день, в основном вечером. На следующий день Бабби записали в школу, как племянницу этой женщины, и у нее началась жизнь высококлассной МП. У этой женщины было еще четыре племянницы в то время, когда там жила Бабби. В школу их отвозил шофер, он же и забирал их оттуда, и они никогда не видели денег, которые они зарабатывали. Бабби сказала, что большую часть времени они просто сидели в квартире, как обезьяны, никогда толком не разговаривали и никуда не ходили.
Это было настолько невероятным, что я стала задавать вопросы, но она продолжала рассказывать и была такой грустной и отстраненной; мне кажется, она говорила правду. К тому же после всего, через что я прошла, поверишь во все что угодно. Ну разве не печально находиться в месте, где все настолько невероятно, что поверишь во все? Друг мой, мне кажется это очень и очень печальным.
В общем, через две недели Бабби убежала и автостопом добралась до Сан-Франциско. Там ее избили и изнасиловали четыре парня. Она просила у прохожих денег, чтобы позвонить домой, но ей никто не дал. Она сказала, что она приползла бы домой и позволила запереть себя в шкафу, но когда я спросила ее, почему она не обратилась в больницу или в полицию, она стала кричать и плеваться в пол.
В конце концов она, похоже, все-таки связалась с родителями, но к тому времени, как они добрались до Сан-Франциско, она уже уехала с парнем, у которого была своя лаборатория по производству ЛСД. Они оба вписались в какое-то общественное дерьмо, и в результате она, как и я, оказалась тут.
Я так рада, что ты есть, мой Дневник; в этой звериной клетке абсолютно нечего делать, и все вокруг такие ненормальные, что просто не смогла без тебя существовать.
Дальше по коридору лежит женщина, которая плачет, стонет и издает какие-то странные звуки. Даже когда я закрываю уши своими больными руками и накрываю голову подушкой, все равно не удается избавиться от этих булькающих звуков. Смогу ли я когда-нибудь заснуть, не прикусывая язык, чтобы не стучали зубы, и так, чтобы мое сознание не захлестьшала волна ужаса при мысли об этом месте? Этого не может быть на самом деле! Мне кажется, что завтра привезут толпу школьников, чтобы те кормили нас арахисом сквозь решетку.
27 июля
Милый Дневник, похоже, я утратила рассудок или по крайней мере потеряла над ним контроль. Я только что пыталась молиться. Хотела попросить Господа, чтобы он мне помог, но я могу произносить только слова, мрачные, бесполезные слова, они падают на пол и закатываются по углам или под кровать. Я пыталась, правда пыталась, вспомнить, что нужно сказать после «Вот я укладываюсь спать…», но это только слова, бесполезные, искусственные, тяжелые слова, ничего не значащие и не имеющие силы. Они подобны бреду этой сумасшедшей, которая стала теперь частью моей жизни. Словесный пафос, бесполезный, бессмысленный, не имеющий значения, в котором нет ни силы, ни красоты. Иногда мне кажется, что смерть – единственный выход из этой комнаты.
29 июля
С сегодняшнего дня мне позволили ходить на занятия. Школа здесь – это привилегия. Не может быть ничего хуже, мрачнее и невыносимее, чем просто сидеть и ничего не делать, когда у тебя миллион бесконечных часов для этого.
Наверное, я плакала во сне: когда я проснулась, подушка была мокрая, и сама я была измотана до предела. У младших школьников два учителя, и у нас тоже два. Оба, кажется, добрые, а дети производят впечатление вполне управляемых. Думаю, они просто боятся, что их отправят обратно в небытие, в мир бездействия и одиночества.
Наверное, люди ко всему могут приспособиться, даже к тому, что тебя запирают. Сегодня вечером, когда закрылась эта огромная, тяжелая дверь, я не чувствовала себя такой ужасно подавленной, а может, я просто выплакалась. Мы посидели с Бабби и поговорили немного, я даже сделала ей прическу, но из нашей жизни исчезли радость и непринужденность. Я начинаю уже, как она, волочить ноги и нахожусь на грани между жизнью и смертью. Другие девочки в нашем корпусе разговаривают, шутят, смотрят телевизор, прячутся в туалетах, чтобы покурить, а мы с Бабби просто стараемся держаться вместе.
Тут все курят, и все холлы заполнены вонючими серыми клубами дыма, от него некуда спрятаться. Он, как и пациенты, здесь заперт и сошел с ума.
К передникам всех санитаров приколота тяжелая звенящая связка ключей. Их постоянное бряцание звучит как непрерывное угнетающее напоминание.
30 июля
Сегодня вечером Бабби пошла смотреть телевизор в комнату отдыха, я ревную. Стану ли срывать свою злость на ребенке, который променял свою подругу на пожилую женщину с блоком сигарет, чтобы та поделилась с ней. Этого не может быть! Это не может происходить со мной!
31 июля
Сегодня после школы в помещении центра у нас была групповая терапия. Очень интересно слу-шать ребят. Я умирала от желания спросить, как все ребята себя чувствовали, когда только сюда попали, но не посмела открыть рот. Рози была очень расстроена тем, что на нее никто не обращает внимания, и ребята сказали ей, почему с ней тяжело общаться: потому что она собственнически относится к людям, прилипает и не отпускает. Сначала она разозлилась и стала ругаться, но я думаю, что еще до конца занятия она поняла себя чуточку лучше, должна была понять.
Потом стали обсуждать, как другие «подпитывают свои проблемы», это было интересно. Может быть, время, проведенное здесь, и правда сделает меня лучше.
После терапии ко мне подошел Картер, староста группы (каждые шесть недель они выбирают нового), и сел рядом со мной, чтобы поговорить. Он сказал, чтобы я не стеснялась выражать свои мысли, злость и страхи при всех, чтобы их можно было изучить. Он сказал, что, запертые внутри, они искажаются и кажутся больше, чем они есть на самом деле. Еще он сказал, что, когда он только попал сюда, он был так испуган, что на три дня потерял голос. Он физически не мог говорить! Его послали сюда в основном из-за того, что с ним никто не мог общаться. Он столько раз побывал в зале суда, исправительных школах и сменил столько приемных семей, что не может упомнить, но считает, что пребывание в этой больнице действительно прочистило ему мозги.
Он сказал, что, если ты докажешь, что прогрессируешь и что ты управляемый человек, можно перейти в первую группу. Он пару раз уже был в первой группе, но из-за дурного характера его постоянно переводят обратно во вторую. А еще он сказал, что каждые две недели ребят из первой группы возят на автобусную на экскурсию в горные пещеры. Я хочу туда поехать! Мне нужно выбраться отсюда! Просто необходимо.
1 августа
Приходили мама с папой навестить меня. Они по-прежнему верят мне. Папа встречался с Яной, и ему кажется, что он вскоре сможет заставить ее взять обратно свои слова о том, что я пыталась продать ей наркотики.
Я так благодарна групповой терапии. Может, теперь я смогу что-нибудь вынести из этого места, вместо того чтобы быть раздавленной им.
2 августа
Была у доктора Миллера, и, похоже, он тоже мне верит! Кажется, ему приятно, что я собираюсь заняться социальной работой, он сказал, что в этой области не хватает людей, которые понимают, в чем, собственно, дело. Он предложил мне поспрашивать некоторых ребят об их прошлом, это поможет мне лучше понимать людей, но предупредил, чтобы я была готова к шокирующим вещам. Он думает, что в этом мире есть вещи, способные меня поразить. Хорошо, что он не знает о моем прошлом. По крайней мере, я надеюсь, что не знает!!!
Сначала я думала, что мне будет неудобно расспрашивать ребят об их прошлом. Но он сказал, что, если я скажу, почему я спрашиваю, они с радостью мне помогут. Я по-прежнему не уверена, что хочу вторгаться в жизнь других людей. И совсем не уверена, что хочу им рассказывать о себе. Но, думаю, придется, только опущу самое худшее.
Немного посмотрела сегодня телевизор, но в нашем корпусе шестеро подростков и тридцать взрослых женщин, так что, когда голосовали, какую программу выбрать, взрослые, естественно, победили. Лучше почитаю или попишу. Я пытаюсь приучить Бабби к чтению, и завтра, если я на нее надавлю, она, может, возьмет книгу в библиотеке центра. Это помогло бы ей отвлечься от мрачных мыслей, если она сможет сосредоточиться. Ее социальный работник пытается найти ей приемных родителей, но с ее прошлым это довольно сложно, и очевидно, что ее родители не хотят больше ее видеть. Грустно, правда?
3 августа
Сегодня был прекрасный жаркий ленивый день. Мы валялись на лужайке, и я набралась храбрости спросить Тома N из мужской половины нашего корпуса, как он подсел. Том симпатичный, привлекательный и очень общительный молодой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
В два тридцать занятия закончились, и кто-то из ребят пошел играть в мяч, а часть осталась на групповую терапию.
Я увидела то, о чем мне рассказывали мой инспектор и первый доктор. Ребята делились на две группы. В первую группу входят ребята, которые подчиняются правилам и стараются вылечиться. Они пользуются всеми возможными поблажками. Во второй группе штрафники. Они не подчиняются правилам – выходят из себя, ругаются, воруют, занимаются сексом и все такое, и их ограничивают во всем. Надеюсь, тут нет травы. Я знаю, что могу от нее отказаться, но не уверена, что и правда не сойду с ума, если добавится еще одна проблема. Может, доктора знают, что делают, но мне так одиноко и страшно. Кажется, я на самом деле схожу сума.
В четыре тридцать придется возвращаться обратно и опять быть запертой в клетке, словно зверь в зоопарке. Слава богу, в моем здании находятся еще шесть девочек и пять мальчиков, так что не придется возвращаться одной. Я заметила, что они тоже вздрогнули (как и я), когда в захлопнувшейся за нами двери щелкнул замок.
Когда мы проходили мимо пожилой женщины, сказавшей, что до сих пор все было тихо и спокойно, самая маленькая девочка повернулась к ней и сказала: «Да пошла ты…» Я так удивилась, мне показалось, что сейчас на ее голову обрушится потолок, но, кажется, кроме меня никто не обратил на это внимание.
26 июля
Маленькая девочка, о которой я тебе вчера говорила, находится в соседней со мной комнате. Ей тринадцать, все время кажется, что она вот-вот заплачет. Когда я спросила ее, сколько уже она тут, она ответила: «Всегда, просто всегда».
В обед она пошла со мной в столовую, и мы сидели вместе за одним из длинных столов и не ели. Остаток дня мы бесцельно бродили вокруг корпуса и ничего не делали. Мне ужасно хочется сказать маме и папе, что такое быть здесь, но не стану. Это только расстроит их еще больше. В нашем корпусе есть женщина, она запойная алкоголичка, и она пугает меня, но я больше волнуюсь за Бабби. Как заставить это грязное создание не делать в нашу сторону своих пассов? Вчера, когда мы проходили мимо нее, она производила какие-то странные жесты, я спросила Бабби, можно ли ее как-нибудь унять. Но Бабби пожала плечами и сказала, что мы можем доложить об этом санитару, но лучше просто не обращать на нее внимания.
Потом случилось нечто странное, ужасное. Мы сидели в одной из «комнат отдыха», глядя на то, как остальные смотрят на нас – так рассматривают друг друга обезьяны, – и я спросила Бабби, не лучше ли нам поговорить в моей комнате, она ответила, что нам нельзя заниматься сексом в своих комнатах, но мы можем это устроить завтра в кладовке. Я не знала, что сказать! Она решила, что я хочу ее соблазнить, я была так поражена, что не смогла ничего ответить. Позже я пыталась ей объяснить, но она стала рассказывать о себе, будто меня и не было рядом.
Она сказала, что ей тринадцать, что она сидела на наркотиках два года. Ее родители развелись, когда ей было десять, и ее оставили с отцом, который работал подрядчиком, он снова женился. Думаю, какое-то время все было более-менее, но она ревновала к детям своей новой матери и чувствовала себя изгоем и чужаком. Тогда она стала все больше и больше времени проводить вне дома, говоря мачехе, что у нее проблемы в школе и ей нужно позаниматься в библиотеке и т. д. Обычные отговорки, хотя в школу она ходила только на половину занятий. Но она приносила хорошие оценки, так что родители ничего не знали. Наконец позвонили из школы, потому что она пропустила слишком много. Но Бабби сказала отцу, что школа такая большая и там так много народу, что они сами не знают, кто был на занятиях, а кто нет. Не понимаю, почему ее отец в это поверил, но это так. Наверное, если б он не поверил, это повлекло бы для него слишком много проблем.
А на самом деле Бабби вводил в мир наркотиков тридцатидвухлетний мужчина, с которым она познакомилась на дневном сеансе в кино. Она не вдавалась в детали, но, думаю, он знакомил ее не только с наркотиками, но и с жизнью в целом. Через несколько месяцев он уехал, и она обнаружила, что знакомиться с мужчинами очень просто. В общем, в двенадцать лет она была уже состоявшейся МП [малолетняя проститутка]. Она рассказывала обо всем этом так тихо, что мне казалось, что у меня вот-вот лопнет сердце. Но даже если бы я заплакала (чего я не сделала), не думаю, что она бы заметила, она была слишком отстраненной.
После того как она уже год сидела на наркотиках, ее родители стали что-то подозревать. Но вместо того чтобы во всем разобраться, они стали задавать вопросы и придираться к ней, так что она ограбила очередного мужчину, с которым познакомилась в кино, и купила билет на автобус в Лос-Анджелес. Ее друг сказал ей, что в автобусе у нее не будет проблем, и, судя по тому, что рассказала Бабби, он оказался прав. На второй день, когда она бродила по городу, она нашла «друга», красиво одетую женщину, которая привела ее в свою большую квартиру на бульваре ***. В гостиной было несколько девочек ее возраста, повсюду стояли конфетницы, полные таблеток. Через полчаса она была уже конкретно под кайфом.
Позже, когда она пришла в себя, женщина сказала, что Бабби может остаться у нее жить и ходить тут в школу. Она сказала, что ей придется работать только два часа в день, в основном вечером. На следующий день Бабби записали в школу, как племянницу этой женщины, и у нее началась жизнь высококлассной МП. У этой женщины было еще четыре племянницы в то время, когда там жила Бабби. В школу их отвозил шофер, он же и забирал их оттуда, и они никогда не видели денег, которые они зарабатывали. Бабби сказала, что большую часть времени они просто сидели в квартире, как обезьяны, никогда толком не разговаривали и никуда не ходили.
Это было настолько невероятным, что я стала задавать вопросы, но она продолжала рассказывать и была такой грустной и отстраненной; мне кажется, она говорила правду. К тому же после всего, через что я прошла, поверишь во все что угодно. Ну разве не печально находиться в месте, где все настолько невероятно, что поверишь во все? Друг мой, мне кажется это очень и очень печальным.
В общем, через две недели Бабби убежала и автостопом добралась до Сан-Франциско. Там ее избили и изнасиловали четыре парня. Она просила у прохожих денег, чтобы позвонить домой, но ей никто не дал. Она сказала, что она приползла бы домой и позволила запереть себя в шкафу, но когда я спросила ее, почему она не обратилась в больницу или в полицию, она стала кричать и плеваться в пол.
В конце концов она, похоже, все-таки связалась с родителями, но к тому времени, как они добрались до Сан-Франциско, она уже уехала с парнем, у которого была своя лаборатория по производству ЛСД. Они оба вписались в какое-то общественное дерьмо, и в результате она, как и я, оказалась тут.
Я так рада, что ты есть, мой Дневник; в этой звериной клетке абсолютно нечего делать, и все вокруг такие ненормальные, что просто не смогла без тебя существовать.
Дальше по коридору лежит женщина, которая плачет, стонет и издает какие-то странные звуки. Даже когда я закрываю уши своими больными руками и накрываю голову подушкой, все равно не удается избавиться от этих булькающих звуков. Смогу ли я когда-нибудь заснуть, не прикусывая язык, чтобы не стучали зубы, и так, чтобы мое сознание не захлестьшала волна ужаса при мысли об этом месте? Этого не может быть на самом деле! Мне кажется, что завтра привезут толпу школьников, чтобы те кормили нас арахисом сквозь решетку.
27 июля
Милый Дневник, похоже, я утратила рассудок или по крайней мере потеряла над ним контроль. Я только что пыталась молиться. Хотела попросить Господа, чтобы он мне помог, но я могу произносить только слова, мрачные, бесполезные слова, они падают на пол и закатываются по углам или под кровать. Я пыталась, правда пыталась, вспомнить, что нужно сказать после «Вот я укладываюсь спать…», но это только слова, бесполезные, искусственные, тяжелые слова, ничего не значащие и не имеющие силы. Они подобны бреду этой сумасшедшей, которая стала теперь частью моей жизни. Словесный пафос, бесполезный, бессмысленный, не имеющий значения, в котором нет ни силы, ни красоты. Иногда мне кажется, что смерть – единственный выход из этой комнаты.
29 июля
С сегодняшнего дня мне позволили ходить на занятия. Школа здесь – это привилегия. Не может быть ничего хуже, мрачнее и невыносимее, чем просто сидеть и ничего не делать, когда у тебя миллион бесконечных часов для этого.
Наверное, я плакала во сне: когда я проснулась, подушка была мокрая, и сама я была измотана до предела. У младших школьников два учителя, и у нас тоже два. Оба, кажется, добрые, а дети производят впечатление вполне управляемых. Думаю, они просто боятся, что их отправят обратно в небытие, в мир бездействия и одиночества.
Наверное, люди ко всему могут приспособиться, даже к тому, что тебя запирают. Сегодня вечером, когда закрылась эта огромная, тяжелая дверь, я не чувствовала себя такой ужасно подавленной, а может, я просто выплакалась. Мы посидели с Бабби и поговорили немного, я даже сделала ей прическу, но из нашей жизни исчезли радость и непринужденность. Я начинаю уже, как она, волочить ноги и нахожусь на грани между жизнью и смертью. Другие девочки в нашем корпусе разговаривают, шутят, смотрят телевизор, прячутся в туалетах, чтобы покурить, а мы с Бабби просто стараемся держаться вместе.
Тут все курят, и все холлы заполнены вонючими серыми клубами дыма, от него некуда спрятаться. Он, как и пациенты, здесь заперт и сошел с ума.
К передникам всех санитаров приколота тяжелая звенящая связка ключей. Их постоянное бряцание звучит как непрерывное угнетающее напоминание.
30 июля
Сегодня вечером Бабби пошла смотреть телевизор в комнату отдыха, я ревную. Стану ли срывать свою злость на ребенке, который променял свою подругу на пожилую женщину с блоком сигарет, чтобы та поделилась с ней. Этого не может быть! Это не может происходить со мной!
31 июля
Сегодня после школы в помещении центра у нас была групповая терапия. Очень интересно слу-шать ребят. Я умирала от желания спросить, как все ребята себя чувствовали, когда только сюда попали, но не посмела открыть рот. Рози была очень расстроена тем, что на нее никто не обращает внимания, и ребята сказали ей, почему с ней тяжело общаться: потому что она собственнически относится к людям, прилипает и не отпускает. Сначала она разозлилась и стала ругаться, но я думаю, что еще до конца занятия она поняла себя чуточку лучше, должна была понять.
Потом стали обсуждать, как другие «подпитывают свои проблемы», это было интересно. Может быть, время, проведенное здесь, и правда сделает меня лучше.
После терапии ко мне подошел Картер, староста группы (каждые шесть недель они выбирают нового), и сел рядом со мной, чтобы поговорить. Он сказал, чтобы я не стеснялась выражать свои мысли, злость и страхи при всех, чтобы их можно было изучить. Он сказал, что, запертые внутри, они искажаются и кажутся больше, чем они есть на самом деле. Еще он сказал, что, когда он только попал сюда, он был так испуган, что на три дня потерял голос. Он физически не мог говорить! Его послали сюда в основном из-за того, что с ним никто не мог общаться. Он столько раз побывал в зале суда, исправительных школах и сменил столько приемных семей, что не может упомнить, но считает, что пребывание в этой больнице действительно прочистило ему мозги.
Он сказал, что, если ты докажешь, что прогрессируешь и что ты управляемый человек, можно перейти в первую группу. Он пару раз уже был в первой группе, но из-за дурного характера его постоянно переводят обратно во вторую. А еще он сказал, что каждые две недели ребят из первой группы возят на автобусную на экскурсию в горные пещеры. Я хочу туда поехать! Мне нужно выбраться отсюда! Просто необходимо.
1 августа
Приходили мама с папой навестить меня. Они по-прежнему верят мне. Папа встречался с Яной, и ему кажется, что он вскоре сможет заставить ее взять обратно свои слова о том, что я пыталась продать ей наркотики.
Я так благодарна групповой терапии. Может, теперь я смогу что-нибудь вынести из этого места, вместо того чтобы быть раздавленной им.
2 августа
Была у доктора Миллера, и, похоже, он тоже мне верит! Кажется, ему приятно, что я собираюсь заняться социальной работой, он сказал, что в этой области не хватает людей, которые понимают, в чем, собственно, дело. Он предложил мне поспрашивать некоторых ребят об их прошлом, это поможет мне лучше понимать людей, но предупредил, чтобы я была готова к шокирующим вещам. Он думает, что в этом мире есть вещи, способные меня поразить. Хорошо, что он не знает о моем прошлом. По крайней мере, я надеюсь, что не знает!!!
Сначала я думала, что мне будет неудобно расспрашивать ребят об их прошлом. Но он сказал, что, если я скажу, почему я спрашиваю, они с радостью мне помогут. Я по-прежнему не уверена, что хочу вторгаться в жизнь других людей. И совсем не уверена, что хочу им рассказывать о себе. Но, думаю, придется, только опущу самое худшее.
Немного посмотрела сегодня телевизор, но в нашем корпусе шестеро подростков и тридцать взрослых женщин, так что, когда голосовали, какую программу выбрать, взрослые, естественно, победили. Лучше почитаю или попишу. Я пытаюсь приучить Бабби к чтению, и завтра, если я на нее надавлю, она, может, возьмет книгу в библиотеке центра. Это помогло бы ей отвлечься от мрачных мыслей, если она сможет сосредоточиться. Ее социальный работник пытается найти ей приемных родителей, но с ее прошлым это довольно сложно, и очевидно, что ее родители не хотят больше ее видеть. Грустно, правда?
3 августа
Сегодня был прекрасный жаркий ленивый день. Мы валялись на лужайке, и я набралась храбрости спросить Тома N из мужской половины нашего корпуса, как он подсел. Том симпатичный, привлекательный и очень общительный молодой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17