— спросил Амаров.
— Умар Кулиев — личность на Берегу достаточно известная… — Агаев был обстоятелен. — Хотя и молод. Нигде не работал, занимался браконьерством. Сейчас вы его увидите…
— Подонок. Человеческую жизнь погубил. А кто тот? — он кивнул на пепелище.
— Молодой парень. Афганец… Воининтернационалист… Недавно с курсов…
На носилках под закрытой простыней пронесли в закрытую машину останки погибшего. Офицеры сняли фуражки.
Внезапно толпа зашевелилась. Из подъехавшей патрульной машины показалось несколько людей в форме. Они со всех сторон окружали парня в наручниках, который шел в середине.
Старший группы вместе с арестованным и конвоем прошел к тому месту, где стоял генерал и начальник милиции.
— Вот он, — просто сказал Агаев, показывая на парня. — Умар Кулиев.
Конвой расступился, давая Амирову рассмотреть арестованного.
— Твоя работа? — спросил генерал. Тот молча кивнул.
Это был крепкий черноволосый парень лет двадцати пяти.
— А задумал давно?
— Месяца два назад…
— Готовился? — Кулиев пожал плечами. Милиционеры переглядывались.
— Почему вчера решился? — допытывался Амиров.
— Пьяный был.
— На машине приехал?
— Да.
— А машина?
— Моя.
— Где она?
— Дома стоит.
Генерал посмотрел на Агаева, тот тут же шепнул чтото одному из помощников. Сотрудник бегом побежал к патрульной машине.
— Сколько канистр бензина вылил? — спросил Амаров.
— Одну.
— Потом?
— Потом от ворот поджег… — Кулиев показал на начало выгоревшей дорожки.
С улицы послышался неистовый женский плач, это приехали мать и отец, сестры погибшего. Толпа пришла в движение. Кулиев поежился, дернул головой. Толпа надвигалась.
— Увозите… — приказал Агаев старшему конвоя. Закрывая Кулиева от обозленных людей, конвой начал отступать к машине. Возмущенная толпа наседала. Пару раз конвоирам пришлось применить дубинки, чтобы отогнать наиболее настырных.
— Отходи! Назад! Суд разберется…
Генерал заканчивал разговор с Агаевым в машине, полковник провожал его, стоя у незакрытой дверцы.
— Так и живем… — развел руками Агаев. — Начальника водной милиции второй год нет…
— Кого предлагаешь? — спросил замминистра.
— Туру Саматова из Мубека. Я его знаю. Вместе учились в Москве, в «вышке»1. Классный специалист…
— Его — что? Освободили?
— Не сегоднязавтра вопрос решится. Мне звонили… Генеральный прокурор внес протест. Решен вопрос о его восстановлении в органах…
— Что же он так сразу и приедет?
— Нет, конечно. Но мы год ждали. Еще пару месяцев подождем.
Откудато из глубины тюрьмы когото вели. Гулкие шаги арестованного и его конвоира, мерно шагавших сквозь лабиринт коридоров, оформляли звонкую тишину современного узилища.
Арестованным, покидавшим тюрьму в то утро, был Тура Саматов.
В канцелярии Туру вписали в какието книги. Дали расписаться. Незапоминающаяся личность — работник тюремного отдела глухо зачитал постановление. В нем разбирались две строчки:
— …»За отсутствием состава преступления… Изпод стражи освободить…»
Непохожим на себя — коротко остриженным, в телогрейке и немыслимых ботинках — шагнул он в ворота под традиционным девизом отечественной тюрьмы:
«На свободу — с чистой совестью!»
За воротами Туру ждали. Офицер милиции поднялся со стоявшего у стены разбитого ящика.
— «…Я вышел зол и непреклонен, свободен, словно вор в законе, который вышел из тюрьмы!»2
Это был Силов.
На мгновение они коснулись друг друга лбом, щеками и тут же бегом бросились прочь от страшного этого здания.
За тюрьмой по широкой магистрали сверху от площади катил на светофор неудержимый вал машин, Силов и Тура в его немыслимом для столицы обличьи подбежали к краю тротуара. Силач успел крикнуть на бегу:
— МВД отвело нам номер в своих апартаментах… Тут недалеко… Я перевез туда коекакие твои вещи…
— А нельзя сразу домой?
— Нет! Завтра тебя ждут в министерстве… Форма должна быть соблюдена! Тебе вернут статус сотрудника МВД и звание…
Первый же притормозивший частник, с которым Силову удалось пошептаться, согласился их отвезти.
— Ну вот! Товарищ мечтает подвезти тебя, Тура, — торжественно провозгласил Силин, открывая перед Саматовым дверцу. — Ты окажешь честь, если прямо с казенных нар пересядешь в поролоновый рай моего нового друга…
В гостинице МВД было тоже много людей, как и в обычной гостинице. Ее отличало разве только то, что больший процент постояльцев был в форменных одеяниях МВД и милиции. Обгоняя офицеров, Силов и Саматов побежали вверх по лестнице к окошку администрации. На бегу Силов кивнул Туре на офицера в форме, тащившего свернутый в рулон ковер, и его жену, в каждой руке которой было по автомобильной покрышке:
— Ай да майор! Едет в отпуск при погонах… Смотришь, в магазинах чтонибудь и выпросит… И жену приспособил!
Силов здесь тоже был уже своим, знаемым, любимым: администраторша о чемто предупредила его. Ключ не дала, показала наверх.
Тура начал с душа, потом перешел к бритью. На двери ванны висел его форменный мундир. Человек военный, Тура переходил из одного состояния в другое, подчиняясь приказу.
Тура брился, смотрел в зеркало. С каждым взмахом бритвы лицо его становилось все более узнаваемым, прежним, жестким. Лицо мента… Вот он провел по щекам кремом, растер его. Застегнул милицейскую сорочку. Поправил галстукрегату. Теперь это снова был подполковник милиции Саматов, он ничем не напоминал человека, который несколько часов назад освободился из тюрьмы.
Силов возился с бутылками, с закуской. Номер был двухкомнатный, на тумбочке у кровати Туры стояла привезенная Силовым большая фотография.
Погибшие жена и сын, и с ними он, Тура, взявшись за руки, бегут по тропинке между деревьями…
Тура поднес фотографию к губам.
— Все готово! — выглянул Силов из другой комнаты. — Прошу…
Тура поставил фотографию на место, вышел к столу.
— Помянем! — Силов показал головой в сторону тумбочки с фотографией. — Пусть земля будет им пухом!
Они выпили, не чокаясь.
Силов рассказывал:
— …В прокуратуре полная неразбериха. Прикомандированные следователи наломали дров. Потом разъехались… Свердловчане, ульяновские. С Украины… Лучших следователей никто не даст… Так что можешь представить. Местных обычаев никто не знал. Короче: нам крупно повезло.
— Да. Нам очень крупно повезло… — грустно заметил Тура.
Силов поправился:
— Прости. Я не точно выразился. Я хотел напомнить, что ты на свободе…
— Понимаю.
— Мы ходили к Генеральному, но Рекунков нас не принял. У него есть дела поважнеt, чем вытаскивать посаженных в тюрьму честных ментов…
— Тогда как же я здесь?
— Расположение звезд… Вот так же у одного бродяги по пьянке в поезде сняли туфли… А он возьми и напиши Щелокову… Тысячи людей пишут жалобы и ни одна не доходит. А здесь — для смеху, что ли! — дали министру… Тот резолюцию: «Разыскать! Доложить!» Милиция с ног сбилась… Туфли ищут! Наконец, какойто умник догадался. Притащил рваные штиблеты… «Пожалуйста!» Ему, конечно, благодарность! Премия. А дальше — полный отпад! Некому вручить. Бродяга уже сидит, а от штиблет амбре такое — хоть беги…
— Это ты так считаешь, — Тура мудро улыбнулся.
— А ты — нет?
Тура покачал головой.
— Это Хамидулла. Наш местный АльКапоне. Я виделся с ним в тюрьме и он мне обещал… Да ладно! — Он прервал себя. — Тыто как?
— А что я? — Силов улыбнулся. — Зажило, как на собаке. Три перелома и вывих. Правда, при ходьбе хрустит чтото в колене. Как в протезе. Да Бог с ним!
Силов наполнил рюмки, подумал. Заткнул бутылку, убрал в холодильник.
— Пожалуй, больше ни грамма. Остальное — у себя!
— Во сколько нас ждут в министерстве? — Тура.
— С утра. В четырнадцать у нас самолет. Вечером мы уже дома. В Мубеке…
Тура незаметно опьянел. Он сидел на террасе, за столом, уставленным бутылками, жалкий, состарившийся, в будничном синем халатечапане. Взгляд Туры сквозь раскрытые двери блуждал по жилищу, где он столько лет прожил с женой и сыном.
Он видел дорогие его сердцу приметы той, прежней жизни — зонтик жены, сандалии сына, мячик, книжку, торчащую изпод дивана.
— Шесть лет вычеркнуто из жизни, Валек… — Язык его заплетался. — За что? За что погибли Надя и Улугбек? Даже если бы Аллах хотел меня наказать, он не выбрал бы такой жестокой казни! За что, Валек?
Силов в комнате включил телевизор.
Был час комментаторов за круглым столом. На экране появились знакомые лица «специалистов»международников: СейфульМулюков, Зорин, Боровик.
— …Своим мнением с телезрителями поделятся также Олег Беляев, Алексей Медведко…
— Я не могу видеть их лиц… — стукнул кулаком по столу.
Бутылки перед ним задребезжали. Силов поискал по каналам — передавали съездовскую программу.
— Выключи ты эту херню! Я не могу ее больше слушать… — Тура по блатному долго скрипнул зубами.
Силов выключил телевизор, вернулся на террасу, смотрел на Туру: таким своего друга он никогда не видел. Тура продолжал безнадежно:
— …Я ничего больше не понимаю. Не знаю, как дальше жить. Ясно, что в Мубеке мне нельзя находиться. Кончится тем, что я не выдержу — отправлю когото на тот свет… И тогда снова сяду, но уже за дело. Может, уволиться?
— А что ты умеешь еще хорошо делать, кроме как ловить преступников? — Силов мягко попытался его успокоить. — Может, я чегото не знаю?
Тура замолчал.
— Тото…
Силов наполнил рюмки.
— Я думаю, ты должен принять предложение Агаева и поехать на Каспий. В водную милицию. Агаев — твой друг. А после того, как ты спас его девочку на канале в Санзаре, он и его жена в тебе вообще души не чают… Поедешь, отдохнешь… А там, смотришь, и я подъеду… Чего мне тут одному?
От слов, а больше под влиянием голоса единственного оставшегося ему близкого человека, Тура постепенно оттаивал. Выражение лица его смягчилось.
— Представляешь оперативную обстановку на Берегу… — Силов, как мог, поднимал настроение. — Шесть преступлений… За год! Тишина вокруг… Зеленое море. Красная рыба. Черная икра… А там, смотришь, я подъеду… — Силов поднял рюмку. — За это!..
На море стоял полный штиль. Изумруднозеленая вода была полна водорослей, вырванных ночным штормом. Далеко у горизонта виднелся белоснежный морской паром — высокий, с обрезанной напрочь кормой с круглыми дырочками иллюминаторов по бокам, похожий на гигантский старый утюг, заправленный древесным углем.
С берега за ним наблюдали.
— «Советская Нахичевань…» — сказал ктото. Несколько человек поглядывали на море и на машины, стоявшие поодаль. Среди легкового автотранспорта, «Волг» и «Жигулей», выделялся могучий КРАЗ, с кузовом, закрытым брезентом.
Человеком, от которого зависели все эти собравшиеся на берегу люди, был Садык Баларгимов, руководитель браконьерской мафии.
Невысокий, поджарый, лет сорока, он держался жестконезависимо, в руке у него была двустволка.
По пятам за Баларгимовым повсюду следовал крохотный, переваливающийся на коротких ножках, уродливый, с толстыми усами карлик — Бокасса, то ли шут, то ли — советчик.
— Вахидов — хорош… — заметил мафиози. — Теперь уже КРАЗом рыбу возит! Белым днем…
— Ты тоже хорош, Садык… — На правах шута грубо польстил Бокасса. — Раньше на двух лодках начинал! А теперь — целая флотилия! Весь Берег кормишь! Все у тебя в кулаке!
Место для выгрузки рыбы было выбрано пустынное — забытый согражданами и властями кусок земли. Шоссе, петляющее между барханами. Одинокое здание метеостанции и отнесенные на почтительное расстояние друг от друга сараи»козлятники».
Баларгимов вел себя как владетельный князь здешних мест.
Вот его взгляд вырвал из кучки стоявших плешивого толстоватого мужика в плаще:
— Тебе сегодня рыбы не будет… — Он показал ему рукой. — Вали отсюда! Чтоб через минуту тебя не видел…
Лысый не обиделся, развел руками, улыбнулся, быстро побежал к машине.
— И тебе!
Баларгимов отправил еще одного, тот держался с оскорбленным достоинством, но возразить не пытался.
Внезапно мафиози прислушался. Далеко на море слышался звук моторов.
Баларгимов поднял двустволку. Выстрелил. Звук отдался двойным эхом. Баларгимов перезарядил ружье.
Второй раз стрелять не пришлось.
С моря раздался сильнейший гул, казалось, там готовятся к взлету реактивные лайнеры. Это ревели соединенные по четырепять на каждой лодке мощные лодочные моторы. Почти одновременно показались и сами лодки; они выходили в залив, высоко, почти вертикально, задрав к небу носы. Лодки были гружены рыбой.
У «козлятников» на берегу залаяли собаки.
Лодки не подошли к берегу — работяги Баларгимова в резиновых сапогах принялись разгружать их на плаву. Рыбу переносили на берег.
Здесь уже появились весы.
Рыба была без головы. Ездоки в лодках и носильщики были перепачканы кровью и слизью. Всюду виднелась чешуя.
Покупатели держались попрежнему поодаль у машин, зная крутой нрав мафиози. Время от времени Баларгимов показывал комуто рукой, и тот почти бегом бежал к весам. Только к одному из покупателей Баларгимов подошел сам, пожал руку, здороваясь. Перед ним был Вахидов, снабженец Сажевого комбината. Поодаль, за Вахидовым, следовал молодой водитель могучего КРАЗа.
— Подожди немного, — Баларгимов явно благоволил к снабженцу, — может будет чтото поприличнее… — Он был явно поддатый и ни на минуту не расставался со своим винторезом.
— Садык! — окликнул его карлик Бокасса. Добавил тихо: — Там Сейфуллин чтото… воду мутит…
Баларгимов подошел к одной из лодок.
— Шеф! — Высокий молодой рыбак в брезентовой робе, в сапогах спрыгнул с лодки, подошел к Баларгимову.
1 2 3 4