Все больше выясняясь и вырастая, показалась гора, на которой блестели главы и белели стены монастыря. Вся гора была покрыта рощей и казалась курчавой от зеленых верхушек дубов. Те же дубы росли на островах, и внизу под горою и между ними текла широкая и спокойная река.Лошади, свернув с накатанной дороги, покатили по мягкой и сочной луговой траве, низко пригибая ее колесами и мягко чавкая копытами по сырой земле. Запахло водою и дубовым лесом.В условленном месте, на особенно всем нравящейся лужайке, на траве и на разостланных ковриках, уже ожидали раньше приехавшие студент и две барышни в малороссийских костюмах, которые со смехом готовили чай и закуску.Лошади, фыркая и помахивая хвостиками от мух, остановились, и все приехавшие, оживленные дорогой, воздухом и запахом воды и леса, разом высыпали из обеих линеек.Ляля стала звонко целоваться с двумя готовившими чай барышнями. Лида поздоровалась сдержанно и представила им своего брата и Юрия Сварожича. Барышни смотрели на них с молодым тайным любопытством.— Да вы и между собой, кажется, незнакомы, — вдруг спохватилась Лида. — Это — мой брат, Владимир Петрович, а это-Юрий Николаевич Сварожич.Санин, улыбаясь, мягко и сильно пожал руку Юрию, который не обратил на него никакого внимания. Санину был интересен всякий человек, и он любил встречаться с новыми людьми, а Юрий был убежден, что интересных людей мало, и потому всегда был равнодушен к новым знакомствам.Иванов уже немного знал Санина, и то, что он о нем слышал, ему понравилось. Он с любопытством посмотрел на Санина и первый подошел и заговорил с ним. Семенов равнодушно подал ему руку.— Ну, теперь можно и веселиться! — закричала Ляля, — со скучными обязанностями покончено!Сначала всем было неловко, потому что многие видели друг друга в первый раз. Когда же стали закусывать и мужчины выпили по нескольку рюмок водки, а женщины вина, неловкость исчезла, и стало весело. Много пили, смеялись, острили — и иногда очень удачно — бегали взапуски и лазили по горе. Лес был так зелен и красив, везде было так тихо, светло и ярко, что ни у кого не осталось на душе ничего темного, заботного и злого.— Вот, — сказал запыхавшийся Рязанцев, — если бы люди побольше так прыгали и бегали, девяти десятых болезней не было бы!— И пороков тоже, — сказала Ляля.— Ну, пороков в человеке всегда будет предостаточно, — заметил Иванов, и хотя то, что он сказал, никому не показалось особенно метким и остроумным, смеялись все искренно.Пока пили чай, солнце стало садиться и река стала золотой, а между деревьями потянулись длинные, косые стрелы красноватого света.— Ну, господа, на лодки! — крикнула Лида и первая, высоко подобрав платье, пустилась бегом к берегу. — Кто скорее!И кто бегом, кто более солидно, все потянулись за ней и с хохотом и шалостями стали рассаживаться в большой пестро раскрашенной лодке.— Отчаливай! — молодым бесшабашным голосом крикнула Лида.И лодка легко скользнула от берега, оставляя за собой широкие полосы, плавно расходящиеся к обоим берегам.— Юрий Николаевич, что же вы молчите? — спросила Лида Сварожича.— Говорить нечего, — улыбнулся Юрий.— Неужели? — протянула Лида, закидывая голову и чувствуя, что все мужчины ею любуются.— Юрий Николаевич не любит болтать по пустякам, — начал Семенов, — и ему…— А, ему надо серьезную тему? — перебила Лида.— Смотрите, вот серьезная тема! — закричал Зарудин, показывая на берег.Там, под обрывом, между узловатыми корнями старого покосившегося дуба, чернела узкая и угрюмая дыра, заросшая бурьяном.— Это что же? — спросил Шафров, который был родом из других мест.— Пещера здесь, — ответил Иванов.— Какая пещера?— А черт ее знает… Говорят, что здесь когда-то была фабрика фальшивых монетчиков. Их всех, как водится, переловили… Ужасно скверно, что это «так водится», — вставил Иванов.— А то ты бы сейчас фабрику фальшивых двугривенных открыл? — спросил Новиков.— Зачем?.. Целко-овых, друг, целковых!— Гм… — произнес Зарудин и слегка пожал плечами. Ему не нравился Иванов, и шуток его он не понимал.— Да… Ну, переловили, а пещеру забросили. Она завалилась, и теперь туда никто не ходит. Когда я был еще младенцем, я лазил туда. Там довольно интересно.— Еще бы не интересно! — закричала Лида. — Виктор Сергеевич, пойдите туда… Вы храбрый!У нее был странный тон, точно теперь, при людях и при свете, она хотела издеваться и мстить Зарудину за то странное и жуткое обаяние, которое производил он на нее вечером наедине.— Зачем? — недоумевая, спросил Зарудин.— Я пойду, — вызвался Юрий и покраснел, испугавшись, что подумают, будто он рисуется.— Дело — хорошее! — одобрил Иванов.— Может, и ты пойдешь? — спросил Новиков.— Нет, я лучше тут посижу. Все засмеялись.Лодка пристала к берегу, и черная дыра сквозила теперь над самой головой.— Юрий, не делай, пожалуйста, глупостей, — приставала к брату Ляля. — Ей-Богу, глупости!— Конечно, глупости, — шутя соглашался Юрий. Семенов, передайте мне свечу. — А где я ее возьму?— Да сзади вас, в корзине!Семенов флегматично достал из корзины свечу.— Вы в самом деле пойдете? — спросила одна из барышень, высокая, красивая, с полной грудью, девушка, которую Ляля называла Зиной и фамилия которой была Карсавина.— Конечно, отчего же нет? — притворяясь равнодушным, возразил Юрий и сам припомнил, как таким же равнодушным старался он быть во время опасных партийных похождений. Это воспоминание почему-то было ему неприятно.У входа в пещеру было сыро и темно. Санин заглянул туда и сказал: «Брр!»Ему было смешно, что Юрий полезет в неприятное, опасное место потому только, что на него смотрят другие люди.Юрий зажег свечу, стараясь не смотреть на других. Его уже мучила тайная мысль: не смешон ли он? Казалось, что как будто смешон, но в то же время как-то странно выходило, что не только не смешон, а удивителен, красив и возбуждает в женщинах то таинственное любопытство, которое так приятно и жутко. Он подождал, пока разгорится свеча, и, смеясь, чтобы обеспечить себя от насмешки, шагнул вперед и сразу утонул в темноте. Даже свеча как будто потухла. И всем стало действительно жутко за него и любопытно.— Смотрите, Юрий Николаевич, — закричал Рязанцев, — там, бывает, волки прячутся!— У меня револьвер! — глухо отозвался Юрий, и голос его из-под земли прозвучал как-то странно, точно мертвый.Он осторожно пробирался вперед. Стены были низкие, неровные и сырые, как в большом погребе. Дно то поднималось, то опускалось, и раза два Юрий чуть было не сорвался в какие-то ямы. Он подумал, что лучше воротиться или сесть, посидеть, а потом сказать, что ходил далеко.Вдруг сзади послышались шаги, скользящие по мокрой глине, и прерывистое дыхание. Кто-то шел за ним. Юрий поднял свечу выше головы.— Зинаида Павловна! — удивленно вскрикнул он.— Она самая! весело отозвалась Карсавина, подбирая платье, чтобы перескочить через яму.Юрию было приятно, что это она, веселая, полная, красивая девушка. Он смотрел на нее блестящими глазами и улыбался.— Ну идемте же дальше! — несколько смущенно предложила девушка.Юрий послушно и легко пошел вперед, уже совсем не думая об опасности и старательно освещая дорогу только Карсавиной.Стены пещеры, из коричневой сырой глины, то придвигались, точно с молчаливой угрозой, то отступали и давали дорогу. Местами вывалились целые груды камней и земли, а на месте их чернели глубокие впадины. Громада земли, нависшая над ними, казалась мертвой, и что-то страшное было в том, что она не валится, а висит неподвижно, поддерживаемая своим невидимым могучим законом. Потом все выходы сошлись в одну большую и мрачную пещеру с тяжелым воздухом.Юрий обошел ее вокруг, ища выхода, и за ним ходили качающиеся тени и пятна света, глохшего во тьме. Но выходов было несколько и все завалены землей. В одном углу печально догнивали остатки деревянного помоста, напоминая вырытые из земли и брошенные доски старого сгнившего гроба.— Мало любопытного! — сказал Юрий, невольно и сам не замечая того, понижая голос. Громада земли давила.— А все-таки! — прошептала Карсавина, блестящими от огня глазами оглядываясь вокруг. Ей было жутко, и она бессознательно держалась ближе к Юрию, точно отыскивая у него защиты.И Юрий это заметил, и это было ему приятно, вызывая какую-то умиленную нежность к красоте и слабости девушки.— Точно заживо погребенные, — продолжала Карсавина, — кажется, крикни… никто не услышит!— Наверное, — усмехнулся Юрий.И у него вдруг закружилась голова. Он искоса посмотрел на высокую грудь, едва прикрытую тонкой малороссийской рубашкой, и круглые покатые плечи.Мысль, что, в сущности, она у него в руках и никто не услышит, была так сильна и неожиданна, что на мгновение у него потемнело в глазах. Но сейчас же он овладел собою, потому что был искренне и непоколебимо убежден, что изнасиловать женщину — отвратительно, а для него, Юрия Сварожича, и совершенно немыслимо. И вместо того чтобы сделать то, чего ему в эту минуту захотелось больше жизни, от чего силой и страстью загорелось все его тело, Юрий сказал:— Давайте попробуем.Странная дрожь в его голосе испугала его, ему показалось, что Карсавина догадается.— Как? — спросила девушка.— Я выстрелю, — пояснил Юрий, вынимая револьвер.— А не обвалится?— Не знаю, — почему-то ответил Юрий, хотя был убежден, что не обвалится, — а вы боитесь?— Нет… Ну… стреляйте… — немного отодвигаясь, сказала Карсавина.Юрий вытянул руку с револьвером и выстрелил. Сверкнула огненная полоска, дым, едкий и тяжелый, мгновенно затянул все кругом, и глухой гул тяжко и сердито пошел по горе. Но земля висела так же неподвижно, как и раньше.— Только и всего, — сказал Юрий. Идем.Они пошли назад, и когда Карсавина повернулась к Юрию спиной и он увидел ее крутые сильные бедра, опять то же желание пришло к нему и стало трудно с ним бороться.— Послушайте, Зинаида Павловна, — сказал Юрий, сам пугаясь своего голоса и вопроса, но притворяясь беззаботным, -вот интересный психологический вопрос: как вы не боялись со мною идти сюда?.. Вы же сами говорите, что если крикнуть, то никто не услышит… А ведь вы меня совсем не знаете…Карсавина густо покраснела в темноте, но молчала.Юрий дышал тяжело. Ему было жгуче приятно, точно он скользил над какой-то бездной, и в то же время жгуче стыдно.— Я думала, конечно, что вы порядочный человек… — слабо и неровно пробормотала девушка.— Напрасно вы так думали! — возразил Юрий, все тешась тем же жгучим ощущением. И вдруг ему показалось, что это очень оригинально, что он говорит с ней так, и что в этом есть что-то красивое.— Я бы тогда… утопилась… — еще тише и еще больше краснея, проговорила Карсавина.И от этих слов в душе Юрия появилось мягкое жалостливое чувство. Возбуждение сразу упало, и Юрию стало легко.«Какая славная девушка!» — подумал он тепло и искренне, и сознание чистоты этой теплоты и искренности было так приятно ему, что слезы выступили на его глазах.Карсавина счастливо улыбнулась ему, гордая своим Ответом и его безмолвным передавшимся ей одобрением.И пока они шли к выходу, девушка с странным волнением думала о том: почему ей было так не обидно, не стыдно, а волнующе приятно, что он спрашивал ее об этом. VI Оставшиеся наверху, постояв у пещеры и поострив над Сварожичем и Карсавиной, расселись на берегу. Мужчины закурили папиросы, бросая в воду спички и наблюдая, как расходятся по ней широкие ровные круги. Лида, тихо напевая, ходила по траве и, взявшись за пояс, выделывала какие-то па своими желтыми маленькими ботинками, а Ляля рвала цветы и бросала ими в Рязанцева, целуя его глазами.— А не выпить ли нам пока что? — спросил Иванов Санина.— Проникновенная идея, — согласился Санин.Они спустились в лодку, откупорили пиво и стали пить.— Пьяницы бессовестные! — сказала Ляля и бросила в них пучком травы.— Ха-арашо! — с наслаждением произнес Иванов.Санин засмеялся.— Меня всегда удивляло, что люди так ополчаются на вино, — сказал он шутя, — по-моему, только пьяный человек и живет как следует.— Или как животное, — отозвался Новиков с берега.— Хоть бы и так, — возразил Санин, — а все-таки пьяный делает только то, что ему хочется… хочется ему петь — поет, хочется танцевать — танцует, и не стыдится своей радости и веселья…— Иногда и дерется, — заметил Рязанцев.— Бывает. Люди не умеют пить… они слишком озлоблены…— А ты в пьяном виде не дерешься? — спросил Новиков.— Нет, — сказал Санин, — я, скорее, трезвый подерусь, а в пьяном виде я самый добрый человек, потому что забываю много мерзости.— Не все же таковы, — опять заметил Рязанцев.— Жаль, конечно, что не все… Только мне до других, право, нет ни малейшего дела.— Ну, так нельзя говорить! — сказал Новиков.— Почему нельзя? А если это — правда?— Хорошая правда! — отозвалась Ляля, качнув головой.— Самая хорошая, какую я знаю, — возразил за Санина Иванов. Лида громко запела и с досадой оборвала.— Однако они не торопятся! — сказала она.— А зачем им торопиться, — возразил Иванов, — торопиться никогда не следует.— А Зина-то… героиня без страха… и упрека, конечно! — саркастически заметила Лида.Танаров громко прыснул своим собственным мыслям и сконфузился.Лида посмотрела на него, подбоченившись и упруго покачиваясь всем телом.— Что ж, может быть, им там и очень весело! — загадочно прибавила она, пожимая плечом.— Тс! — перебил Рязанцев.Глухой гул вырвался из черной дыры.— Выстрел! — крикнул Шафров.— Что это значит? — плаксиво спрашивала Ляля, цепляясь за рукав Рязанцева.— Успокойтесь, если это и волк, так они в это время смирные… да на двоих и не нападут… — успокаивал ее Рязанцев, с досадой на Юрия и его мальчишескую выдумку.— Э, ей-Богу! — тоже с досадой крякнул Шафров.— Да идут, идут… не волнуйтесь! — презрительно скривив губы, сказала Лида.Послышался приближающийся шорох, и скоро из темноты вынырнули Карсавина и Юрий.Юрий потушил свечу и улыбнулся всем ласково и нерешительно, потому что не знал еще, как они отнеслись к его выходке. Он весь был осыпан желтой глиной, а у Карсавиной сильно было замарано плечо, которым она задела за стену.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7