Макс ХАЗИН
На грани и за гранью
1. Дантист «Казанова»
Ранним летним утром компания ребятишек из подмосковного Раменского пришла порыбачить на свое заветное место. Под крутым откосом Москвы-реки. Дело обычное, если б вдруг теперь уж не припомнить кто первым увидел большой неопределенной формы, многократно обмотанный бельевой тюк. Если бы я сказал, что мальчишки, не притрагиваясь к нему, сразу же побежали в милицию или, по крайней мере, позвали кого-то из взрослых, – вряд ли бы мне кто-то поверил. И правильно бы сделал.
Как и положено пацанам, решили первыми посмотреть, что там внутри. Разрезали, дрожа от возбуждения, перочинным ножом многочисленные веревки – какое такое сокровище предстанет их взорам?! И можно ли будет с пользой употребить его в тайных мальчишеских делах или придется все-таки сдать властям и довольствоваться благодарностью участкового на школьной линейке?
Лучше бы они не видели того, что им пришлось увидеть… Одного тут же стошнило, другие онемели от ужаса. Кончилось все, натурально, вызовом милиции и следователя прокуратуры.
Стало уже привычным, описывая разного рода ужасные происшествия, подчеркивать, что «содрогнулись даже видавшие виды работники уголовного розыска» и так далее. Но кто из многоопытных мастеров сыска может похвалиться, что спокойно лицезрел груду человеческих костей и две отрезанные головы молодых женщин? Ведь именно это и было содержанием того самого тюка.
Судебно-медицинский эксперт дал категорическое заключение: смерть несчастных наступила не более суток назад, мясо с костей аккуратно срезано.
Детали этого уголовного дела не только являются готовым сюжетом для фильма ужасов, но и представляют блестящий пример ювелирно четкого и профессионально грамотного расследования. Но поскольку цель настоящей публикации совершенно иная, последующие события я изложу достаточно схематично.
Тюк был сделан из оконных штор, на которых имелась метка прачечной. По метке определили приемный пункт (кстати, давно закрытый) в Москве. В архиве управления прачечного хозяйства перелопатили пыльные горы старых квитанций и нашли на одной из них заветную метку. Женщина, сдававшая по этой квитанции белье, пояснила, что шторы принадлежает одинокому пенсионеру, у которого она раз в неделю убирается. Одинокий пенсионер рассказал, что два месяца назад подарил шторы своему племяннику, стоматологу Богословскому. (Здесь и далее фамилии персонажей по понятным причинам изменены). В отдельной двухкомантной квартире стоматолога поиск и закончился – именно здесь произошла трагедия.
В тот вечер он купил несколько бутылок вина и коньяка, чтобы пополнить подопустевший бар. (Все происходило до известного наступления на пьянство). Толкавшиеся в винном отделе две разбитные девушки пошутили, что не прочь бы слегка угоститься. Богословский любезно пригласил их к себе – он, мол, живет рядом и будет рад, если они составят ему компанию и разделят его одиночество. Не ожидавшие такой удачи (они с удовольствием выпили бы и в ближайшей подворотне) девицы охотно согласились. У Богословского нашлась и приличная закуска, а хрустальные рюмки и фужеры и вовсе обворожили гостей, не говоря уже о куртуазном обхождении хозяина. Короче говоря, через полтора часа вся компания была здорово навеселе. Девушки даже поспорили, у кого из них есть преимущественное право остаться ночевать. Хозяин сообщил им свое поистине Соломоново решение – он будет любить обеих, пусть не беспокоятся, ему не впервой, он-де и с тремя управлялся. Девицы, уж на что были облегченного поведения, возмутились, предложение противоречило их панельным представлениям о нравственности.
Богословский поспешил заверить, что сожалеет о своих нескромных предложениях, и в знак примирения открыл еще бутылку, а когда гостьи совсем опьянели, уложил их в спальне, а себе постелил в гостиной на диване. Едва женщины уснули, он убил обеих молотком, трупы перетащил в ванную, до утра состругивал мясо с костей, небольшими порциями спускал в унитаз, а несколько плотных свертков вынес в мусорные ящики сосединих домов. Оставшиеся кости и головы он завернул в шторы и на машине вывез за город, где и сбросил с обрыва.
Его рассказ объективно подтвердился многочисленными следами в квартире: здесь были и обильные следы крови на постеле, и волокна мышц в ванной и туалете, и оставленная им на память одежда обеих жертв…
Богословского направили на судебно-психиатрическую экспертизу. Впрочем, это была почти формальность: всего несколько месяцев назад его выписали из психиатрической больницы, где он находился на принудительном лечении по определению суда. И в тот раз его арестовали за убийство…
Да, уж его-то диагноз заболевания сомнений не вызывал – шизофрения. Еще в юном возрасте он возомнил себя Великим Любовником всех времен и народов. Этот присвоенный им себе титул постоянно фигурировал в его дневниковых записях. Описывая действительные и воображаемые похождения, он приводил поистине немыслимые детали своих сексуальных подвигов. Его мужская мощь якобы делал его неотразимым, и успехи его у прекрасного пола были неисчислимы. Дон Жуан и Казанова в подметки ему не годились. Заболевание явилось причиной действительной сексуальной расторможенности и всяческих половых извращений. К чем это привело, мы уже знаем. И на этот раз Богословского признали невменяемым, вторично направив на принудительное лечение.
Но вот что выявило расследование.
В «мирной» больничной жизни Богословский был спокойным и обходительным человеком, к тому же прекрасным специалистом. Он не доставлял никаких хлопот медицинскому персоналу, а потому быстро с ними поладил. И вообще отношения между больным и врачами-психиатрами напоминали «режим наибольшего благоприятствования»: он им лечил и вставлял зубы, они предоставили ему право свободного передвижения и не очень досаждали инъекциями и прочими специфическими мероприятиями. Когда же подошла очередь Богословского на «Волгу», он благополучно выкупил ее и даже получил права вождения.
Естественно, при сложившихся для всех удобных отношениях психиатры не очень упорствовали, оформляя документы об освобождении такого полезного для них пациента от дальнейшего принудительного лечения. Да и какие, на их взгляд, можно предъявить к ним претензии? Ведь на момент выписки больной опасности для окружающих не представлял. Хотя известно, что шизофрения неизлечима, и никто не может дать гарантии, что не наступит очередное обостроение. Оно и наступило… Такова грустная психиатрическая действительность. И спросить не с кого…
2. Гришаня-лакомка
Душевнобольные, которых в старину именовали умалишенными, на самом деле ума не лишены. Только самые примитивные из них, поистине слабоумные, совершают свои действия открыто, не маскируясь. И, конечно же, их сразу хватают. Иным же удается длительное время заметать следы и не попадать в поле зрения служб правопорядка. Примером тому является следующий случай, хорошо запомнившийся жителям Алма-Аты.
Под вечер в одно из отделений милиции прибежал человек с выпученными глазами. Был он изрядно пьян и все норовил рассказать милиционерам, какой подлец и мерзавец его друг. Нес он при этом такую неправдоподобную околесицу, такую несусветную чушь, что хоть уши затыкай. И ни за что не хотел уходить, хотя мирно настроенный дежурный и предлагал ему убраться подобру-поздорову. Пришлось слабо вязавшего лыко пьянчужку отправить в вытрезвитель.
Утром дежурный не успел еще смениться, а вчерашний посетитель тут как тут.
И повторяет свои фантастические россказни уже более или менее связно. На этот раз его выслушали уже внимательно. Вот что он поведал…
Накануне он прогуливался с малознакомой Зинкой в рассуждении, где бы спокойно выпить имевшуюся бутылку портвейна. Тут и встретил Гришаню Короткова, вместе сидели в колонии, после освобождения не виделись. Гришаня пригласил к себе. Живет он один в старом домишке на окраине, остался без родителей.
Гришаня в честь встречи выставил и свою бутылку водки, на закуску подал вареное мясо. Сидели хорошо, вспоминали колонию, кто где сейчас. Зинка больше молчала. Но закуска кончилась раньше, чем выпивка, и Гришаня пошел во двор, где у него стояла летняя кухонька, а Зинку позвал с собой, чтобы помогла. Отсутствовали они минут сорок, и гость начал уже не то что беспокоиться – нет, ревность тут ни при чем, Зинка ему безразлична – а удивляться: какую такую закуску готовят почти час? Очень хотелось еще выпить, а без закуски он не может, да и неудобно, хозяин мог заметить, что из бутылки отпито, а у них это не принято. Пошел он в кухню поторопить их, а там… В общем, Зинка лежала мертвая в углу, и не просто мертвая, а вся распотрошенная, вроде бы распластанная в луже крови. Гришаня же задумчиво жарил что-то на керогазе, кажется, печенку, полная сковородка была и шкворчала… Он не помнит, как убежал со двора, как добрался до милиции. Жаль, не сумел вчера толком объяснить, а в вытрезвителе его и вовсе слушать не стали, там и не такое бормочут. Очень жалко Зинку, надо скорее ехать к Гришане, как бы он не скрылся.
Откровенно говоря, рассказ посетителя приняли за бред в состоянии алкогольного психоза. Тем более что он и сам не отрицал – пил без просыпу почти две недели. На всякий случай – чем черт не шутит – поехали вместе с ним к Короткову. Тот и не думал скрываться, преспокойно отдыхал, благо был выходной день.
– Где Зинка? – спросили у него.
– В огороде, – равнодушно пояснил Коротков и самолично показал, где именно он закопал женщину, вернее то, что от нее осталось…
При обыске у Короткова нашли в погребе бочонок с засоленным мясом. Он и скрывать не стал, что за последнее время убил в своем доме нескольких женщин и в основном питался человечиной, которую заготавлил впрок. Его товарищи по работе рассказали следователю, что он и на автобазу часто приносил жареное мясо и щедро угощал собутыльников, а на их вопросы, где ему удается покупать в большом количестве столь дефицитный продукт, хитро улыбался и отшучивался – надо, мол, уметь жить.
Своих жертв каннибал отбирал только из бездомных, опустившихся бродяжек, специально для этой цели посещал рынки и вокзалы. Потому-то, когда они бесследно исчезали, никто и не заявлял об их пропаже. Некоторых так и не удалось опознать, хотя все они мирно покоились на коротковском домовом кладбище – в огороде.
Экспертиза выявила у Короткова галлюцинаторно-параноидную форму сифилиса мозга. Вкратце его история такова.
В свое время он заболел сифилисом от одной из подобных бродяжек, которых уважал как доступную и дешевую сексуальную добычу. Полечился немного частным образом, а когда внешние симптомы болезни исчезли, визиты к врачу прекратил. Вынужденное в начале лечения воздержание и панический страх снова заразиться привели, как он посчитал, к импотенции. Между тем болезнь прогрессировала и поразила головной мозг, начались необратимые изменения в психике. Он возненавидел вообще всех женщин как «источник» его несчастий и решил убивать их. Технически исполнять акции мести никакого труда для него не составляло. Но уже на втором эпизоде его осенила попутная бредовая идея – он может вылечиться, если будет поедать мясо своих жертва. Так и лечился…
Удивительно, но очень похожая история случилась в начале 20-х годов нашего века в одном маленьком немецком городке: там благополучный бюргер убил и съел более десяти (точное число так и не установили) женщин легкого поведения. Но Коротков об этом, безусловно, не знал.
3. На ровном месте
В описанных ситуациях диагноз ни малейшего сомнения не вызывал: в первом случае «Казанова» просто продублировал свои преступления до первого принудительного лечения; во втором – объективно подтверждался, помимо иных доказательств, положительным результатом анализа, именуемого «реакцией Вассермана», когда возбудитель сифилиса выявляется безошибочно.
Однако в следственной практике далеко не редкость, что психиатры признают человека невменяемым, как говорится, «на ровном месте». Я имею в виду, что ни прошлая жизнь, ни обстоятельства совершения преступления, ни даже поведения во время следствия не дают оснований усомниться в психической полноценности подозреваемого.
Я не намерен описывать те факты, когда преступника за взятку признают невменяемым, чтобы избавить от уголовной ответственности. Уже не один психиатр осужден за это, тема получила достаточно полное освещение в прессе и возвращаться к ней мне не хотелось бы. Речь идет о другом: при всяком отсутствии корыстной заинтересованности человека, по всем признакам здорового, признают душевнобольным. Понимаю, что в это верится с трудом, но любой практический работник припомнит не так уж мало подобных историй. Вот одна из них. Я, кстати, имел к ней косвенное отношение, во всяком случае, находился у ее истоков.
Пришел однажды ко мне на прием гражданин, как он объяснил, посоветоваться. Привела его в областную прокуратуру обоснованная тревога за судьбу родственников, хотя он рассказывал об этом с какой-то стеснительностью, вроде бы извинялся, что беспокоит по пустякам.
В подмосковном Красногорске у него живет брат, научный сотрудник, физик. Три дня назад после обеда брат с женой вышли из дома и отправились полить огород, участок находился километрах в полутора. Там они не появились (это подтвердили владельцы соседних участков) и домой не вернулись. Бесследно исчезли.
Я задал несколько вопросов и получил очень толковые, обстоятельные ответы. Чувствовалось, что посетитель уже не раз мысленно проработал все возможные версии.
– Не могли они неожиданно куда-либо уехать?
– Совершенно исключено. Во-первых, они были в спортивной одежде, документы и деньги остались дома. Во-вторых, оба работают, жена – учительница, в школе сейчас экзамены. В-третьих, дома же остались дети. Старший мальчик учится на третьем курсе медицинского института, младший – в девятом классе.
1 2 3 4