Неожиданно слева дробно застучал пулемет. Пули просвистели совсем близко.
Анисимов упал. Приникли к земле и собаки.
– Сюда! – услышал Анисимов.
Только сейчас он заметил пулеметчиков. Длинная пулеметная очередь нарушила тишину. Это Русаков, узнавший о привезенных патронах, вне себя от радости, погнал без перерыва остатки теперь уже не последней ленты.
Немцы попытались пойти в атаку на огневую позицию станкового пулемета, но не выдержали огня и снова залегли.
– Попробовали! – злорадно закричал Русаков. – Рано радовались!
Собаки лежали в кустах, пережидая, когда вожатый позовет их в обратный путь. Малыш слизывал с веток чистый затвердевший снег.
Прошло минут двадцать, может быть, полчаса.
Вдруг справа на озере раздалось раскатистое «ура».
– Ура-а! – закричал Русаков.
Немцы побежали. И снова над озером, над берегом и лесами рассыпался горох длинной очереди русаковского пулемета.
Анисимов видел, как бойцы, преодолев по льду озеро, занимали деревню. Сильный ветер дул на озеро, и трескотня пулеметов, винтовок и автоматов была едва уловимой.
Сержант Русаков все еще лежал у пулемета. Немцы поспешно и далеко отошли, боясь остаться отрезанными от своей роты, выбитой из деревни.
Наконец сержант поднялся и вздохнул:
– Все!
Потом он подошел к упряжке.
– Спасли, дорогие мои, – проговорил он и обхватил Юнту. Потом прижал к себе Малыша, тряхнул ему лапу и чмокнул в нос. Малыш удивленно смотрел на сержанта, ласково гладившего собак.
– Еще три минутки – и патроны закончились бы!
Сержант лег на снег, усталый, с серым от копоти лицом.
Тем временем Анисимов с помощью другого солдата уложил раненого ефрейтора на волокушу.
Собаки вскочили.
– Ложись! – приказал Анисимов. – Нужно перекурить.
Он достал коробку с табаком. Предложил сержанту. Все вместе закурили. И казалось, люди присели лишь для того, чтобы отдохнуть после длительного перехода, как будто и не было тех минут, когда смерть висела над их головами. Только окровавленный снег, кучи почерневших гильз да несколько трупов немцев вдали напоминали о бое.
Потом Анисимов встал, накинул на плечо лямку от лыжной установки с пулеметом и крикнул собакам:
– Вперед!
Глава девятая
ВОЖАК
На поле боя от шальной пули погибла Юнта. Это была большая потеря в подразделении.
Место вожака в упряжке занял Малыш. В новой должности он повел себя уверенно, по-хозяйски деловито. Если Юнта влияла на других собак своим примером и прилежанием, то новый вожак сразу же проявил требовательность. Он недовольно ворчал, когда упряжка задерживалась в пути. Сам Малыш всегда тянул лодочку с таким усердием, что остальным собакам невольно приходилось следовать его примеру.
Но новый член упряжки Тобик не отличался трудолюбием. Он мог в пути неожиданно рвануться в сторону, чтобы облаять встречную машину или совершить еще какой-нибудь недопустимый проступок. Он не любил ползать и часто не слушался вожатого.
Словом, Тобик оказался недисциплинированной собакой. А не следует забывать, что он находился в подразделении ездовых военных собак, где дисциплина превыше всего. Поэтому ослушание Тобика, конечно, не оставалось безнаказанным.
Однажды Малыш изрядно потрепал Тобика, когда тот попытался сорваться с потяга, чтобы схватить перебежавшего дорогу шального зайца. По его вине волокуша чуть было не перевернулась.
Анисимов никогда не позволял собакам драться. Но на этот раз он ни слова не сказал Малышу. Слишком недостойным было поведение Тобика.
Однако Тобик не исправлялся, и Анисимов доложил командиру подразделения. Командир обещал дать замену.
Между тем из-за недисциплинированности Тобика Малыш нервничал. Тобик, кроме всего прочего, оказался задирой. Однажды он набросился на Жука и в клочья разорвал его маскировочный халат.
Малыш и Снежок вступились за товарища. Только вмешательство Анисимова спасло забияку от расправы.
Вожатый ожидал, когда Тобик будет заменен. Очевидно, его нужно было использовать на другом деле. Ленивый, злой, для работы в упряжке он не годился.
Но вскоре Тобик за свою недисциплинированность дорого поплатился. Упряжка вывозила раненых с поля боя. Попав под минометный обстрел, собаки по команде вожатого залегли и зарылись в снег. Лишь Тобик продолжал прыгать, стараясь сорвать потяг.
– Ложись! – снова приказал Анисимов.
Тобик прилег и с яростью начал зубами рвать ремень. Потом он внезапно вскочил. В этот момент взрыв мины сбил его. Один осколок попал ему в голову. Была перебита также задняя лапа. Тобик отчаянно визжал. Он попробовал привстать, но тут же свалился.
Хотя Тобик и был нарушителем дисциплины, все же Анисимов искренне жалел его.
– Из-за баловства пропал, – сокрушенно сказал он, передавая Тобика ветеринарному врачу. – У других собак даже царапинки нет.
Несколько дней в упряжке работали три собаки, затем вожатый привел Шарика.
Шарик – простодушный, неказистый дворняга – в упряжке, вопреки всяким ожиданиям, показывал необычайные способности. Он был хорошо выдрессирован, умело ползал и тянул волокушу из всех сил.
– Клад – не собака, – хвалил Шарика Анисимов, – быть бы ему вожаком, если бы не Малыш. А смотрите, какой невидный!
Глава десятая
В ТЫЛ ВРАГА
Маленький отряд из трех собачьих упряжек отправился в далекий и опасный путь. Нужно было пройти свыше двухсот километров и доставить боеприпасы подразделению, действующему во вражеском тылу.
Лодочки снова были заменены нартами.
Впереди шла упряжка Анисимова. Теперь в подразделении как-то само собой определилось, что Малыш – наиболее опытный и надежный вожак.
По этим дорогам, вернее по этому бездорожью, не пробралась бы самая выносливая лошадь. Недаром трудное задание было возложено на собачьи упряжки.
Линию фронта переходили глубокой ночью, совершив далекий обход немецких позиций и гарнизонов.
Казалось, собаки плыли в снежных сугробах. Иногда из рыхлого снега были видны лишь одни их головы. Когда удавалось вырваться из глубокого снега, собаки встряхивались и поднимали облака снежной пыли. Потом появились заросли кустарников, кочки – все, что могло затруднить движение упряжек.
Вожатые шли на лыжах, но и на их долю доставалось немало тягот и лишений. И хотя Анисимов был выносливым человеком и бывалым вожатым, он в первый же день понял, что путь будет труднее, чем предполагали в подразделении.
Впрочем, вожатые не унывали и, конечно, не жаловались. Настоящие трудности были еще впереди.
Первый привал был коротким. Остановились только, чтобы утолить голод. Спустя час упряжки уже продолжали путь.
Лишь к вечеру второго дня Анисимов отдал приказание остановиться. Укрывшись в густом лесу, экспедиция расположилась на длительный отдых. Разводить костер было нельзя, а потому ужин бойцов состоял из сухого пайка.
Собаки по привычке зарылись в снег. Освобожденные от потяга, усталые, они не отходили от нарт.
Бойцы дежурили поочередно. В лесу было тихо. Снег на деревьях отяжелел, и иногда целые глыбы его срывались и шумно падали вниз.
Ночевка на снегу под открытым небом была для Малыша привычной. Утомленный, он опал спокойно, но чутко. Когда Анисимов приподнялся и тихо заговорил с дежурившим Ильинским, Малыш тотчас вскочил.
Рассвет был еще таким слабым, что даже близкие деревья не приобрели четких очертаний.
Не нарушая лесной тишины, упряжки снова пустились в путь. Медлительный рассвет еще более задерживался сплошной облачностью. Посыпался мягкий снег.
В полдень экспедиция переправилась через речку. У берегов ее на льду выступила вода, и собаки изрядно вымокли и выбились из сил, вытаскивая отягощенные грузом нарты. Но отдыхать было нельзя. Недалеко раскинулась деревня. Пришлось ее обходить, чтобы остаться не обнаруженными.
Лесные рощи чередовались с широкими полянами. Приходилось проявлять особенную осторожность. Впереди шел дозорный, он то и дело останавливался и подавал сигнал старшему вожатому: «Путь свободен».
– Малыш, вперед! – командовал Анисимов.
Так медленно, далеко обходя деревни, пробирались упряжки к своей цели.
Конечно, ни Малыш, ни другие собаки не знали всего о той опасности, какая могла им встретиться каждую минуту. Но движение впереди дозорного, разговор вожатых вполголоса и часто упоминаемое слово «немец» – все это заставляло собак держаться настороженно и очень послушно.
В назначенный день экспедиция достигла условленного места. Неизвестно откуда появился лейтенант с двумя бойцами.
Анисимов передал лейтенанту пакет. Боеприпасы были выгружены в лесу, в укромном месте.
Трехдневный переход утомил людей. А впереди им еще предстоял не менее трудный обратный путь. Но задание было выполнено, и потому вожатые чувствовали себя превосходно.
Настроение людей передавалось собакам, хотя, несмотря на привычку к переходам и выносливость, они сильно утомились. Все животные заметно похудели, на отдыхе они совсем не играли, тяжелый марш словно отнял их обычную резвость. Стоило лишь одному из вожатых подняться, как собаки настораживались.
Решено было тронуться в путь перед рассветом. Но в полночь явился связной от лейтенанта.
Немцы обнаружили местонахождение советских бойцов и предприняли облаву.
Нужно было немедленно уходить из этого района. Так, не отдохнув, экспедиция была вынуждена сняться с места.
Глава одиннадцатая
В ТРУДНЫХ УСЛОВИЯХ
Ночь стояла спокойная. В небе мерцали бесчисленные звезды. Всходила луна. Это больше всего беспокоило Анисимова. В случае встречи с врагом трудно было от него укрыться.
И встреча произошла. Вначале стали беспокоиться собаки. Малыш часто вытягивал морду, дважды останавливался. Шерсть на нем приподнималась. Наконец он злобно заворчал и даже бросился в сторону. Случай исключительный, особенно для такого опытного и дисциплинированного вожака, каким был Малыш. Конечно, птица, заяц или какой-нибудь другой зверек никогда не заставили бы вожака нарушить порядок движения. Несомненно, поблизости находились не просто безобидные лесные обитатели. Тут был враг. Это сразу же понял Анисимов.
Между тем дозорный Рухлов до сих пор ничего подозрительного не обнаружил.
Тогда Анисимов с автоматом наготове выдвинулся в сторону и углубился в лес.
Так он прошел около двух километров и решил повернуть, чтобы сблизиться с упряжками. Неожиданная автоматная очередь словно толкнула его в снег. Он залег, сам готовый открыть огонь.
Но упряжки могли уйти далеко. Укрываясь в кустарниках, вожатый пополз. Потом двигался, пригибаясь.
Едва он успел нагнать нарты, как новая очередь автоматных выстрелов нарушила тишину.
– Малыш, вперед! Вперед! – крикнул Анисимов.
Собаки помчались изо всех сил.
Началась погоня. Пули хлестали по ветвям, сбивая снег и хвою. Бежать было трудно. Лыжи натыкались на кочки. Нарты прыгали, зарывались в снег и грозили каждую минуту перевернуться.
Принять бой было нельзя, хотя преследующих, судя по редкой стрельбе, было немного. Но к ним могла подоспеть помощь.
Оторваться от преследователей – вот о чем думал Анисимов. Но на каждом шагу упряжки могли наскочить на засаду или на немецкий гарнизон.
Опасаясь этого, Анисимов приказал повернуть вправо и углубляться в лесную глушь.
Вскоре замолкли последние выстрелы. Было уже совсем светло.
Измученные гонкой, собаки едва передвигались.
Упряжки отклонились от своего направления. Между тем удлинение пути беспокоило Анисимова. Продовольствие у экспедиции было на исходе.
Два дня вел Анисимов упряжки, выискивая скрытный путь между деревнями и немецкими гарнизонами. Приходилось отклоняться все больше в сторону, а до линии фронта оставалось еще далеко.
Дневная норма продовольствия была сокращена.
Собаки тоже теперь получали уменьшенный паек, но они по-прежнему с упорством и рвением тянули нарты.
На третью ночь поднялась пурга. Захваченные в пути, упряжки остановились в мелколесье, которое совсем не защищало от снежной кутерьмы и от холодного, резкого ветра. Весь следующий день неистовствовала метель. Двигаться было невозможно. И хотя экспедиция оставалась на месте, ни люди, ни собаки не чувствовали отдыха.
Собак мучил голод. Никогда еще Малыш не знал настоящего голода, такого голода, с которым приходят истощение и потеря сил.
К вечеру, когда ветер ослаб, Анисимов выдал по последней порции продовольствия. Снова упряжки выстроились в походную колонну.
Две ночи и два дня еще двигались бойцы со своими упряжками. Голод изнурил собак. Даже пустые нарты они едва могли стронуть с места. Выбившись из сил, Снежок упал на подъеме и поднялся лишь с помощью Анисимова. Вожатый освободил измученную собаку от ремней.
На одной из стоянок из третьей упряжки пропал Джек. Он появился лишь тогда, когда упряжки уже были готовы к движению. В зубах Джек держал остатки какой-то лесной птицы.
Остальные собаки упряжки бросились к Джеку. Дисциплина, порядок, послушание – все, чему учили их вожатые, в этот момент было забыто. Началась свалка.
Забеспокоились собаки и в других упряжках. Только вмешательство Анисимова помогло уладить раздор.
Нарты были поломаны. Пришлось их бросить.
Конечно, Джеку досталось за его проступок. Он плелся теперь в упряжке Анисимова и, очевидно, сожалел о происшедшем. Кроме того, он с опаской поглядывал на Малыша, который, как было известно, не любил самовольных и непослушных собак.
Вечером дозорный неожиданно услышал окрик часового. Это был сторожевой пост одной нашей части.
Глава двенадцатая
ОДИН В УПРЯЖКЕ
После возвращения из похода собакам был дан отдых. Быстро восстанавливались силы. Несколько дней оказалось достаточно, чтобы даже Снежок стал выглядеть почти совсем нормально. Шерсть его снова стала гладкой и белоснежной. Глаза смотрели весело, по-прежнему задорно.
От безделья собаки затевали игры, гонялись друг за другом и, видимо, чувствовали себя превосходно.
Но война продолжалась. И нужно было работать – перевозить раненых, доставлять боеприпасы, нести боевую службу.
1 2 3 4 5 6