"Тропы… Раз, два, три… Река… Брод… Пираньи? Озеро Эги… Много рыбы… Какао… Тоже мне, путешественник! Урукурикая… Стоп!"
Нужная Рорабеку тропинка красным пунктиром уходила вдоль границы карты с запада на север, затем поворачивала на восток – в верхнюю оконечность карты, то есть в тыл Мидло! Туда, откуда он не ждал удара! Повсюду на почве росли редкие кустарники, прямо на глазах переходившие в роскошные папоротники, между которыми вилась тропа.
За этим химерным, каким-то доисторическим пейзажем сплошной стеной вставала враждебная сельва.
– Здесь только динозавров не хватает, – пробормотал Рорабек и тут же встрепенулся, заметив ящеров. Немые, торчащие из болота бревна вдруг ожили, и на локоть от уровня воды поднялись жуткие головы кайманов, устремив на сержанта голодные глаза. Кусты за его спиной зашевелились, и он увидел еще с десяток гигантских рептилий, которыми уже кишело то место, где он только что прошел.
Рорабек полез в рюкзак, доставая эвакуационный надувной шар, как вдруг понял, что кайманы сожрут его раньше, чем емкость наполнится газом. "Придется пробиваться силой оружия", – твердо решил сержант, прикинув на глаз, куда будет бежать. Атаку сзади он нейтрализует слезоточивым газом. Тех тварей, которые встанут у него на пути, он расстреляет огнем почти в упор.
Видя, что стремительно темнеет, Рорабек приготовил фонарик, сбросил с лица противомоскитную сетку, понимая, что сейчас зрение превыше всего, и шагнул вперед.
Раздалось щелканье кровожадных зубов: кайманы, как запрограммированные, кинулись на него.
…Граната со слезоточивым газом глухо взорвалась, выпуская белое облако, которое под действием болотного "сквозняка" сразу растянулось в непреодолимый шлейф, обеспечивая безопасность тыла. Послышался оглушительный ров: крокодилы катались в грязи, хлестали по воде хвостами, испытывая на себе то, что обычно достается участникам демонстраций протеста в Нью-Йорке и Риме, Париже и Токио, во всех городах мира, где полицейские вместо слов применяют газ…
Рорабек шел по жалкому подобие тропки, пуская впереди себя луч фонарика: время от времени в этом луче зеркально вспыхивали холодные глаза, и тогда раздавался сухой короткий выстрел – пуля, снайперски выпущенная кандидатом в коммандос, неотвратимо попадала в цель.

Глава 2


Взошла луна. В ее холодном, равнодушном сиянии мокрые спины крокодилов рисовались движущимися в черноте, светящимися полосами, возникающим": на пути.
Рорабек продолжал шагать, стреляя в скопление копошащихся тел. Многие крокодилы, пораженные выстрелом винтовки, подлетали на месте, переворачивались на спину, показывая белое брюхо.
"Быстрее! Быстрее!"
Жесткий, как плеть, хвост болезненно хлестнул по ноге. Щелкнули челюсти. Охваченный ужасом, Рорабек подпрыгнул на месте и в кругу электрического света увидел извивающееся животное. Недолго раздумывая, сержант выстрелил прямо в широко разинутую пасть, увидел, как пуля разнесла вдребезги щелкающий от голодного возбуждения язык и улетела внутрь громадного тела. Кайман забился в предсмертной конвульсии, оглашая безмолвную пустошь громоподобным ревом.
Тут же Джон наткнулся еще на одну • бугристую, как шина, широкую спину, и в луче возник новый кайман, лежащий боком к стволу винтовки. Сержант выстрелил почти в упор, и его больно ударило осколками кожистого панциря.
Рорабек перепрыгнул через труп, как через бревно, и увидел новых животных, которые, не зная страха, управляемые тупым инстинктом, лезли к нему со всех/ сторон. Казалось, весь мир состоит из кайманов, сама земля производит их без числа, а значит, Рорабек должен умереть – ведь он здесь лишний.
Патроны кончились. Сержант в суматохе уронил пустой магазин и стал искать новый, шаря по застегнутым на все пуговицы карманам. Пока он вспомнил, что боеприпасы там, где им и положено быть, – в подсумках на поясе, очередной крокодил разинул свою ненасытную пасть.
Сержант закричал и рубанул его по глазам мачете. Визжащий от боли, ослепленный на оба глаза зверь вцепился зубами в лапу выползавшего из тьмы двухметрового каймана, между ними завязалась безумная драка, какую обычно рисуют в учебниках по зоологии.
Запах крови!
Словно прозрение сверкнуло в мозгу Рорабека. Точнее, сверкнула молния, но это совпало с главным: сержант понял, как бить крокодилов!
Рорабек посветил на тридцать метров от себя – там полз гадкий черный ящер. Сержант попал ему прямо в голову и смотрел теперь, как целая дюжина громадных земноводных принялась пожирать своего раненого товарища.
Глаза Рорабека мстительно сверкнули: с этой минуты он полюбил убивать крокодилов, убивать за то, что те инстинктивно бросались на запах крови, грызли друг друга, повинуясь бесчувственному закону джунглей…
Туча закрыла луну: болото погрузилось в непроглядную тьму. Рорабек понял, что теряет ориентацию. Сверкнула молния, и сержант увидел опушку леса – забыл о страхе, урчащих ненасытных желудках, об острых кривых зубах – побежал, не разбирая дороги, стреляя впереди себя.
Раздался треск, и сержант повалился в густой кустарник. Болото кончилось: Рорабек был жив.

* * *

Вторые сутки Рорабек находился в тылу у Мидло. Время было неощутимо, как сама забытая жизнь.
Карта усача надежно вела Рорабека по незнакомой территории, подсказывая самые легкие, самые безопасные пути.
И все-таки шагать было нелегко! Когда Рорабек цеплял плечом какую-нибудь ветку, на него сыпались лиственные черви или муравьи. Над головой кружили хищные птицы, вдоль тропы крадучись шел ягуар. Под ногами плескалась вонючая болотистая грязь, которая пыталась стащить с ног ботинки.
Чужая, враждебная человеку среда: здесь кипит бурная жизнь, но человеку нет места. К своему огромному удовольствию сержант обнаружил манговые деревья. Он съел не меньше дюжины сочных плодов, а затем проглотил таблетку угля – от расстройства желудка.
Все ближе и ближе был тот участок, где, вероятнее всего, удастся подстрелить Мидло. Местность становилась все более угрюмой, словно специально построена сумасшедшим декоратором для сюрреалистического фильма ужасов. Густая паутина серебрилась гигантскими сетями, в которых, пожалуй, могли бы запутаться не только мухи, но и слон. Огромные жабы квакали во весь голос. Роскошные папоротники-адиантулы разбросали во все стороны свои острые, как лезвия, листья. На пути вставали кусты с острыми иглами, лианы с изогнутыми шипами цеплялись за одежду, рвали ее в клочья, а под ногами – хитросплетение ветвей и корней, которые действовали, как бесчисленные капканы.
В полдень Рорабек нашел мед. Гигантский ствол секвойи, расколотый недавней молнией, лежал посреди болота, а вокруг него вились золотисто-коричневые пчелы. Джон схватил мачете и разрубил прогнившее дерево. Нижняя часть отпала, и открылся срез: черное дупло, а в нем, как в магазине на прилавке, груда медовых сот.
С грозным жужжанием вылетел пчелиный рой. Рорабек применил против пчел слезоточивый газ. Затем он, как пес, набросился на соты, пожирая и мед, и воск.
Пчелы вернулись. Теперь одно – достаться им на расправу или бежать. Рорабек выбрал бегство. Он ринулся через кусты, вспоминая ужасную крокодилью ночь.
Сержант перепрыгнул через огромную каменную глыбу и вдруг подумал: "Любой ценой я должен разобраться в том, что со мной все-таки произошло. Единственное, что нас удерживает на Земле, это память. Без памяти человек то же, что и животное. Новые события никогда не заполнят пробел в прошлом".
В следующую секунду Рорабек уже все забыл. Он стоял на краю небольшой поляны, посреди которой торчал разбитый вертолет.
Джон сразу узнал вертолет, "сикорский", один из тех, что состоят на вооружении авиакрыла, обслуживающего "Колумбус".
По всему было видно, что трагедия разыгралась года три назад. Вертолет упал, но не взорвался. Удар искорежил корпус и выбил стекла. Хвост торчал кверху, словно мачта, сломанные лопасти склонились к земле.
Рорабек подошел к вертолету. Ржавчина немилосердно изъела корпус, однако камуфлированная окраска до сих пор покрывала часть фюзеляжа.
За штурвалом, изогнувшись в противоестественной позе, сидел пилот – точнее, его скелет, облаченный в летный комбинезон из синтетической (а потому не тронутой насекомыми) ткани, в прогнивших перчатках и большом, похожем на космический, шлеме, с опускающимся солнцезащитным стеклом. Казалось, череп холодно светится в сыром полумраке кабины, жуткий, со сломанными зубами… Пилот будто говорил сержанту: и ты таким будешь.

Рорабек утер пот со лба. Он уже чувствовал себя участником идиотского представления, которым командует известный ему режиссер…
Дверь в машину открылась со страшным скрежетом – сержант с огромным трудом сдвинул ее с места. Просунул руку внутрь и включил фонарик: один, два… шесть скелетов сидели на своих местах, расплющенные ужасным динамическим ударом. Заржавленные автоматические винтовки валялись на полу.
Рорабек извлек из машины ящик с толовыми шашками. Он в последний раз залез в вертолет. Экипаж и пассажиры сидели на креслах, обшивку которых давно съели черви. Рорабек поднял с пола разбитые ручные часы; застывшие стрелки указывали время катастрофы: "12.45".

* * *

На следующий день Рорабек нашел бивак Мидло и лег в засаде. Он решил запастись терпением и уж точно укокошить врага. Иначе все, что сержант пережил ради этой затеи, пропадет зря.
Усталость четырех дней, которые провел в рейде по тылам Мидло сержант Рорабек, давала о себе знать. Чтобы не уснуть, кандидат в коммандос занялся установкой мин, замаскировав их на самых вероятных направлениях. Теперь Мидло убьет или мина, или пуля. Впрочем, взрыв всегда хуже – медальон может залететь в кусты. Хотя разве это катастрофа? Если медальона не будет, Рорабек для доказательства отрежет уши Мидло.
Время тянулось утомительно медленно. Рорабек начал скучать.
Но вот раздался гулкий взрыв, и над сельвой взметнулся черный дым.
"Сработала одна из моих мин!– обрадовался Рорабек.– Мидло разнесло в клочья!"
Джон выскочил из засады и подбежал к тому месту, где взрыв мины "Элси" и двух шашек расшвырял кусты. Дымила воронка. Кровавый след от пролетевшего над землей тела привел к зарослям тростника. Рорабек склонился над жертвой "Элси"– дикой свиньей пекари, дурацким кабаном, получившим то, что предназначалось Мидло. "Теперь он сюда не прядет,– решил Рорабек.– Надо уходить…"
Болото встретило его теплым запахом гнили, дрожащим маревом испаряющейся воды. Сержант надул лодку и поплыл на северо-запад. Он греб десантной лопаткой, маневрируя между торчащими из воды деревьями.
Противомоскитная сетка защищала лицо от ядовитых укусов, кепка – от солнечных ожогов.
Все шло нормально – к вечеру Рорабек уже должен был высадиться на остров. А там все условия – властен свободно разжечь костер, не бояться, что в любой момент схлопочешь пулю. От этой мысли лицо Рорабека расплылось в блаженной улыбке.
Рорабек подруливает к берегу. Здесь он чувствует, что под кронами деревьев не хватает кислорода – от удушья сержант начинает потеть под противомоскитной сеткой, пока наконец не находит песчаную отмель. За ней протока, опутанная лианами. И вот сержант опять в узком смрадном тоннеле, гребет лопаткой, озлобленно рубит колючие ветви острым мачете, пока вдруг не видит опушку девственного леса, уже тронутого вечерней синевой…
Шлепая ботинками по зловонным лужам, волоча на себе надутую лодку и рюкзак, Рорабек бредет по берегу, стонет от усталости и, не найдя сил, валится на землю, накрытый сверху надувной лодкой.
Утро встречает его криками диковинных птиц и обезьян. Спину ломит – обессилевший Рорабек спал, не снимая рюкзака.
Сержант сбросил с • себя надувную лодку, снял рюкзак. Блаженно зевнул, потянулся, еще до конца не веря, что здесь он в безопасности.
Захотелось пить. Рорабек налил в котелок воды, очистил ее двумя таблетками гидро-хлоропазона. Затем он терпеливо кипятил чай, сидя у костра, глядел, как пламя лижет толстые ветки.
Треск кустов, крики заставляют сержанта вскочить с винтовкой в руках, он видит стадо диких свиней пекари, ломящихся через лес. Рорабек вскидывает оружие, и пуля валит самого толстого самца: теперь сержант три дня будет есть свиной окорок, набивать свой живот, жирея в безопасности.
"Откуда на острове стадо?"– подумал Рорабек, жаря здоровенный кусок грудинки, наколотый на десантный штык. Эта мысль вяло побродила в его опьяненном свободой мозгу и угасла, подавленная блаженством.
Рорабек пил чай, налив его в крышечку термоса. Свежайшее мясо таяло во рту, словно сахар. Сержант распаковал радиопередатчик, поймал волну, настроился на одну из радио-станций Нью-Йорка. Транслировалась незнакомая рок-опера.
Внезапно ритм музыки нарушил острый непривычный звук, рождающийся в глубинах невидимого из-за густых крон неба. Сначала Рорабек не поверил, но через минуту уже закричал – он узнал звук мотора легкого самолета, заходящего на посадку.
Рорабек бросился через кусты на звук, затем вернулся за винтовкой и опять побежал, старательно запоминая дорогу. Здесь Рорабек понял, что это никакой не остров, а нормальная суша, заросшая густым тропическим лесом.
Он понял это, когда уперся грудью в забор из густоплетеной стальной сетки, обмотанной по верхушке колючей проволокой. Забор ограждал большую плантацию незнакомых Рорабеку кустов, высаженных ровными рядами. На глаз этот освобожденный от сельвы квадрат был мили полторы по периметру, с той стороны зеленела стена деревьев, скрывая от Рорабека какие-то постройки.
Приученный к опасности, Рорабек быстро вернулся на поляну и погасил костер. Рация продолжала орать – он выключил ее и засунул в рюкзак.
Рорабек расстелил карту, попытался определить свое местонахождение. И тут брови его удивленно поползли вверх – он понял, что карта врет. Рорабек стоял посреди ровного, чистого от растительности болота, а под ногами, если верить карте, колыхалось три метра воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11