Имя его, весьма обыкновенное, ничего не говорило. Его не знал ни посланник, ни французский консул. Он не принадлежал ни к какой партии, но, вероятно, не был несостоятельным. Не получая на это ответов, оставалось или из всех легенд создать биографию этого человека, что и случилось, или подождать, не захочет ли он проявиться тем или другим способом.
Но что особенно возбуждало любопытство, так это разрешение вопроса, откуда он мог достать такой камень. Об этом все с тоской спрашивали друг друга. И, наконец, все хлынули на улицу Бонд, особенно после того, как пронесся слух, наделавший шума, что рубин выставлен у Купера за железной решеткой.
В этот вечер во всех ресторанах таинственный вопрос принял иную форму; уже не спрашивали:
— Что вы думаете о рубине?
— Видели ли вы рубин?
И было величайшим позором признаться, что не видел его. Несчастный Купер и его компаньоны боялись потерять головы; чтобы лучше видеть рубин, у них разбили стекло витрины, стоящее больше двадцати фунтов стерлингов.
Но все толки шли только про камень.
Что же касается героя, счастливого собственника самого прекрасного рубина на свете, так он только что снял обширный, комфортабельно меблированный дом на улице Кромвеля, о чем немедленно разнеслась молва. Те люди, которые прекрасно знали этот дом, обедали там сколько раз, имели сношения с владельцем дома, У которого были больные легкие и который проводил зиму в Ницце, — эти люди сразу приобрели значительное почтение.
— Господин такой-то! А! да… он знает дом, где живет собственник рубина… Нужно его пригласить завтра Же к себе на обед…
И, в благодарность за обед, господин этот должен был описывать вдоль и поперек жилище владельца рубина. Узнали достоверно, что дом этот вполне «респектабельный», конюшни роскошны, а меблировка не только хорошего вкуса, но «эстетична». Драгоценное сведение!.. Все радовались, получив хоть какое-нибудь понятие о склонностях жильца дома. Это уже было «нечто».
Вскоре увидели в парке фаэтон, запряженный парой чистокровных лошадей; в фаэтоне молодой человек элегантно одетый, свободно правил лошадьми.
— Владелец рубина! — сейчас же пронеслось повсюду. Сколько прекрасных глаз устремилось на него. Сколько лиц обернулось в сторону его экипажа, приняло ангельский вид!.. Сколько нежных улыбок!.. Отцы и матери этих очаровательных девиц, прекрасно знавшие их характер дома, были очень удивлены… Но сами они, занятые трогательным осмотром богатого иностранца, не имели времени критиковать поведение своих дочерей…
И в самом деле, ведь это человек, имеющий в кармане такой рубин! Есть от чего улыбаться, я думаю! И девушка, которой удалось бы выйти за него замуж, разве не была бы в большом выигрыше! Ни на одного человека никогда не устремлялось столько взглядов. Молодые люди заметили, что «он недурно правит», «для француза», поспешили они прибавить; а дамы, все без исключения, находили его очаровательным. Вся женская половина из бывших в этот день в парке решила немедленно же завести знакомство с молодым человеком, таким богатым, и не одна из матерей, окидывая взглядом самую красивую из дочерей, сказала себе:
— Вот какого жениха нужно для моей красавицы! — и, наверно, поклялась ничего не упустить, чтобы добиться такого желанного брака.
Последствием этой прогулки было то, что известные швеи, модистки, перчаточники и сапожники получили заказов в три раза больше, чем обыкновенно, и в десять раз большего труда им стоило угодить своим клиентам. Ах! какая это ужасная конкуренция в Лондоне, и как трудно добиваться, чтобы не остаться позади!
На следующий день мистер Рютвен, член парламента, и мистрис Рютвен, его жена, сидели за завтраком в обществе своих детей. Было около девяти часов утра. Мистрис Рютвен, с правильным лицом, прекрасной еще фигурой, затянутая в платье из серого сукна, которое застегивалось на пуговицы до самого подбородка, сидела перед серебряной вазой, вокруг которой стояли широкие чашки. Напротив нее мистер Рютвен торопливо ел яичницу с ветчиной, запивая ее в то же время крепким чаем и пробегая глазами газеты. По сторонам продолговатого стола сидели три молодые девушки, а два места были пустые. Все три девицы походили друг на друга, но одна из них была, очевидно, объявлена красавицей семьи. Это видно было по ее весьма красивому лицу, и, кроме того, по ее более изысканной прическе, более изящному туалету, а также по известному высокомерному и грубому тону с сестрами, который, как говорят, всегда сопровождает признанную роль красавицы в британских семействах. Ее сестры были только недурны; но она вполне очаровательна, с волосами цвета золоченой бронзы, розовыми щеками и тонкой талией.
— Еще чаю, Мюриель? — сказала с улыбкой мистрис Рютвен.
— Да, пожалуйста!
— А вы хотите, Полли, Марта? — продолжала мистрис Рютвен менее нежным тоном. — Я вам советую, Марта, не пить его; это вам портит цвет лица, вы были ужасно красны вчера на балу.
— Это не моя вина, — отвечала Марта недовольным тоном.
— Но от этого вы не можете похорошеть, моя милая… Мюриель, милочка, еще немножко сливок в чай… Для вас есть еще горячие бисквиты… Я знаю, вы их любите…
— О! но это испортит ей цвет лица! — заметила Полли ироническим тоном.
— Ее цвет лица не может испортиться, — произнесла мистрис Рютвен с гордостью. — Она может танцевать всю ночь, и на ней не отразится…
— Я бы хотела, чтобы оставили в покое мой цвет лица! — проворчала нетерпеливо Мюриель.
— Где это ваш брат, Боб, Марта? — поспешила спросить мистрис Рютвен, чтобы переменить разговор. — Как это он до сих пор еще не вышел?
— Я это не знаю!..
— Пойдите напомните, что завтрак подан.
— Мюриель может пойти!
Мюриель не шевельнулась и с равнодушным видом продолжала есть жаркое.
Видя, что ни одна из дочерей не поднимается, мистрис Рютвен встала с места и нажала пуговку звонка.
— Сообщите мистеру Роберту, что уже полчаса, как подан завтрак! — приказала она появившейся прислуге.
— Какие новости в газетах? — обратилась она к мужу, садясь снова на свое место.
— Гм!.. фонды понижаются… слухи о европейской войне… египетский вопрос… длинная статья о драгоценных камнях… биография этого знаменитого господина Дероша…
— Ах, прочтите! — воскликнули все четыре дамы в один голос, внезапно заинтересованные…
Тогда отец прочел от начала до конца статью, в которой сообщалась несколько фантастическая биография молодого француза.
Когда он закончил, вокруг стола воцарилось довольно продолжительное молчание.
— Джордж, — сказала наконец мистрис Рютвен, нарушая молчание, — как вы думаете, не должны ли мы познакомиться с этим молодым человеком?
— Э! какой молодой человек? А, этот француз! Совершенно не знаю зачем.
— Это нужно безусловно, — продолжала жена. — Не может ли кто-нибудь вам его представить?
— Каким образом и где?
— Но… в клубе… в собрании… в парламенте!., да где вы захотите!
— Я не вижу в этом надобности!.. Во всяком случае, — добавил мистер Рютвен, — нужно подождать, пока он станет известен. Это, может быть, какой-нибудь авантюрист… большая часть иностранцев авантюристы.
— Это абсурд! — сказала резким тоном мистрис Рютвен. — Человек, имеющий такие рубины, не может быть каким-то бродягой. Подумайте, если мы будем ждать дома, его у нас перебьют, и мы останемся в толпе! Тогда мы будем для него таким же семейством, каких тысячи. Нужно найти средство познакомиться с ним раньше!
В эту минуту появился Боб, отсутствовавший брат, высокий молодой человек, белокурый и розовый. Он прикоснулся губами ко лбу матери, пробормотал: «С добрым утром!», проходя мимо отца, и сел на один из пустых стульев, посылая оттуда легкий кивок головой своим сестрам.
— Вы всегда опаздываете, Боб, — вздохнула мистрис с упреком, подавая ему чашку чая. — Вы, к тому же, знаете, что своей неаккуратностью приводите меня в ужас!
— А Реджинальд? — заметила Полли, которая, казалось, была в семье чем-то вроде Иоанна Златоуста. — Реджинальд постоянно опаздывает, а ему никогда ничего не говорится!
— Реджинальд — старший сын, — ответила тотчас же мистрис Рютвен. — Я вас прошу не забывать этого!..
Перед этим британским аргументом Полли уступила и замолчала.
— О чем пишут? — спросил Боб веселым тоном, доставая себе из буфета большой кусок холодной говядины.
— О мистере Дероше! — ответили все дамы вместе.
— Это становится законом, — заметил Боб, смеясь, — ни о чем больше не говорят, как только о нем. Половина женщин Лондона потеряла головы из-за этого рубина. А знаете, я его встретил, этого феномена!
— Встретил?
— Где?
— Когда?
— Как?
— Вчера я был в Гамптонских верфях и поехал кататься на лодке… нас опрокинуло судно с углем… Молодой человек тоже ехал в лодке… Это замечательный гребец и пловец… он меня вытащил. Мы обменялись карточками, и таким образом я узнал этого знаменитого Дероша.
— Боб! Я прощаю вам все ваши шалости прошедшие и будущие! — воскликнула обрадованная мистрис Рютвен. — Вы, по крайней мере, пригласили его прийти?
— Ба!.. чтобы посмотреть кучу дам? — сказал Боб непочтительно. — Очень это интересно!
— Джордж! Вы должны сделать ему визит.
— Я? — возразил мистер Рютвен, поднимая голову. — Пусть меня повесят, если я пойду…
— Вы это должны, непременно должны сделать! — повторила мистрис Рютвен решительно. — Это будет только благодарностью за спасение вашего сына…
— Ах, ах! — воскликнул Боб, заливаясь громким смехом. — Я, вероятно, не сумел бы выплыть?., бедный ребенок!..
— Я думаю, что он сам может о себе позаботиться! — сказал мистер Рютвен, улыбаясь.
— Если вы не сделаете этого, то сделаю я! — продолжала мистрис Рютвен. — Самая простая вежливость требует, чтобы мы пригласили его завтра к обеду!
Оба мужчины опрокинулись на спинки своих стульев, хохоча от всей души.
— Так я сейчас же напишу ему несколько слов, — продолжала мистрис Рютвен, не двигаясь. — Его адрес Боб?
— 304 bis, улица Кромвеля, — сказала в ту же минуту Мюриель.
— О! о! мисс Мюриель!.. Как это вы знаете, скажите пожалуйста? — спросил Боб.
— Я прочитала в газете, — отвечала совершенно спокойно молодая девушка, — а вчера, катаясь верхом по парку, проезжала мимо его дома… Он очень красив…
— Отлично! напишем! — сказал мистер Рютвен, соглашаясь. — Мы увидим этого удивительного мистера Дероша.
— Он имеет вид вполне порядочного молодого человека! — добавил Боб, уплетая апельсиновый мармелад.
ГЛАВА III. В клубе Мельтон
Мистрис Рютвен не одна считала счастьем познакомиться с владельцем рубина. Английское общество употребляло все усилия, повсюду преследуя того, кого прозвали львом дня, —и с тех пор, как протрубили его имя, — Оливье Дерош попал в моду: его стали приглашать повсюду, он был необходим на всех вечерах. Его рубины, величиной с куриное яйцо, открыли ему входы в самые неприступные крепости и, в большинстве случаев, они заменили ему всякие рекомендации. Его буквально рвали друг у друга.
И действительно, он мог бы жить припеваючи, как сыр в масле. Приглашавшие его — это толпа зевак, которые жаждали только его видеть, для них это был огромный слиток золота. Других качеств от него не требовали, но, однако, они у него были. И вот, когда прошел первый взрыв любопытства, все вдруг заметили, что У молодого Креза прекрасная наружность, есть ум, образование и непринужденные манеры. Молодые люди признали в нем наилучшего товарища из всех, каких они встречали. Молодые девушки называли его несравненным танцором. Маменьки хвалили его за любезность и внимательность. Очень скоро популярность, которую он приобрел так скоро, но которая так же быстро могла бы и исчезнуть, эта популярность, наоборот, утвердилась на прочных основаниях.
Только устояли пока отцы да солидные мужья. Они при взгляде на молодого человека были несколько сбиты с толку. Почему? Наверно, потому, что сам иностранец не окружал себя таинственностью. Не открывая своего секрета относительно происхождения камней, он никому не отказывал давать сведения из своей биографии. Но вот беда — эти сведения были совершенно бесцветны. Можно было согласиться с тысячью других, но эти не проливали никакого света на тот пункт, который особенно всех интересовал.
Мистер Дерош обыкновенно рассказывал, что он родом из маленького городка Перигорд, где его отец был нотариусом. Учился он в лицее Лавуазье, под надзором старого дяди, известного ученого, в лаборатории которого он также работал некоторое время. Потом он путешествовал, чтобы усовершенствоваться в языках, особенно в английском, который больше всего нравился; когда же он хорошо изучил этот язык, то захотел побывать в Англии. Все это он рассказывал вполне свободно, ничего не утаивая, каждый мог это понять!
Но это нисколько не приближало к разъяснению интересующего всех вопроса о происхождении камней.
— Очевидно, — говорил однажды лорд Темпль в клубе Мельтон, где в этот вечер особенно оживленно разбирали личность мистера Дероша, предложившего себя кандидатом в члены клуба, — все это очень ясно и весьма понятно, что молодой человек желает вступить в члены этого клуба; только это не то, что нас интересует.
— Да, в его биографии все ясно, исключая один только темный пункт, который мы именно и желали бы знать, — сказал сэр Джон Ольдфиельд, член академии живописи.
— А что же именно вы хотели бы узнать? — спросил с особенным нетерпением Фицморрис Троттер.
— Происхождение его богатства!
— Вы хотели бы увидеть курицу, которая несет рубиновые яйца? Может быть, даже разрезать ей живот? Стоит об этом так много беспокоиться! Я же лучше согласился бы никогда не проникать в эту тайну, только чтобы подольше видеть этого героя среди нас. Если он исчезнет, никогда больше нам не придется есть таких обедов, какие он дает; я это говорю потому, что сам видел. Не правда ли, майор Фейерлей?
— Его гостеприимство, как и его обращение, безупречны! — поспешил ответить майор.
— Есть другие вещи, о которых надо подумать, — произнес многозначительно лорд Темпль.
1 2 3 4 5 6