он даже на нюх не пробовал, что такое честность. Так что лучше всего сделать ноги, Юрец. Я знаю, что говорю.
Этот период времени запечатлелся в его памяти размазанными от стремительного бега многоцветными пятнами, пропитанными шумной музыкой из репродукторов в парке. Дрался Юрка редко.
В те годы он много думал о девочках, но стеснялся своего малого роста. Влюбившись в какое-нибудь смешливое личико, всячески скрывал своё чувство и прилагал все силы, чтобы держаться незамеченным. Он часто ходил в кино, и глядя на экран, где скакали могучие рыцари, устремляясь навстречу своим возлюбленным, и где дробили друг другу челюсти ковбои, защищая честь заезжей красотки, представлял себя скачущим на высоком белом коне с длинным кнутом в одной руке и сверкающим револьвером в другой. Он никогда никого не убивал в своих фантазиях, зато одним только решительным видом сразу распугивал всех недругов и обидчиков на глазах у собравшейся стайки нравившихся ему девочек. И девочки непременно умилённо вскидывали руки, как бы извиняясь за то, что раньше не замечали Юрку. Он же гордо кивал им, прощая их глупость, и уносился прочь под величественную музыку.
Оставаясь один, Юра обязательно извлекал заветную тетрадь из стоявшей возле кровати тумбочки и записывал в неё прыгающим почерком коротенькие истории. Иногда это было всего лишь несколько фраз на странице, которые вдруг приходили ему в голову и казались необычайно красивыми. Он не сумел бы объяснить никому, что заставляло его сочинять. Юрка просто нуждался в том, чтобы излагать свои мысли на бумаге, пускать вслед за одними строчками другие, вслушиваясь в их шуршание, шелест, перешёптывание. С того самого момента, как его в начальных классах научили прорисовывать непослушной авторучкой буквы на бумаге, он ощутил настоящую потребность в оживлении этих букв.
Откуда приходили образы? Юрий не знал и не понимал. Но был уверен в одном: он видел то, что скрыто от других. И когда начинал записывать что-то, его мир разрастался до необъятных размеров.
* * *
Подростковый период остался позади, когда на выпускном вечере в школе отзвучал прощальный вальс. Жизнь сразу наполнилась иным ритмом. Недавние друзья звонили по телефону всё реже и реже, у всех появились новые заботы – кто-то искал работу, кто-то поступал в институт. Надеявшиеся справиться с этими заботами пребывали в блаженной уверенности, что перед ними в недалёком будущем откроются врата в мир благополучия.
Успешно сдав вступительные экзамены, Юра отправился отдыхать в деревню к родственникам, которых называл «седьмой водой на киселе». Он почти не знал их, видел раза два или три за всю жизнь и ехал не столько к ним, сколько из Москвы, подальше от прежних знакомств – хотелось подвести черту под всем, что было раньше.
– Торопишься жить, Юрка, – сказал ему на это отец. – Не сжигай мосты, оставь на всякий случай запасные аэродромы.
А Юрке казалось, что новая жизнь требовала новой точки отсчёта. Он и не подозревал, что однажды ему жуть как захочется вернуться в эту прежнюю жизнь, но ничего у него не получится, он даже отыскать телефоны бывших приятелей не сумеет.
До сих пор Юра не познал женского тела. В десятом классе он сильно влюбился в девочку по имени Аня, но не осмеливался приблизиться к своей избраннице. Они учились в параллельных классах, часто сталкивалась на переменах, но ни разу не перекинулись ни единой фразой. Мишка по кличке Фраер спросил его как-то, когда они в туалете дымили сигаретами:
– Слышь, Юрец, кто тебе нравится из наших баб?
– Ну, – Юрка пожал плечами, – много разных хорошеньких.
– Нет, ты не понимаешь вопроса. Кто тебе нравится настолько, чтобы ты хотел в…ть?
Настолько Юре не нравился никто, тем более Анечка. Она казалась ему созданием нежным и ранимым, как пушистенький жёлтенький цыплёнок. Он был уверен, что она сочиняла лирические стихотворения и рисовала акварельные облака. Произнесённое Мишкой Фраером слово никак не могло иметь отношения к её ангельскому образу.
– В общем, нравится мне одна, – неопределённо ответил Юра, – только не так…
– Чего ты бледнеешь, как салага? Знаю я, на кого ты пялишься. Весь класс уже в курсе. Да и Анька твоя сама по тебе сохнет.
– Не может быть…
Однажды они встретились и долго гуляли, держась за руки, он нёс её портфель, набитый учебниками и тетрадями. До поцелуев дело не дошло ни в тот вечер, ни в другой. Любовь осталась воздушной. Вспоминать о ней было приятно, от воспоминаний на душе становилось тепло.
Теперь всё поменялось. Школьные декорации остались в прошлом, выпускники шагнули в дверь мира, который считался «взрослым», и спешно предпринимали шаги, чтобы соответствовать этому миру. Юра был таким же, как его сверстники в этом смысле. И первым рубежом, который требовалось преодолеть на заслуженном отдыхе, было постижение женского тела. Эпоха лирики ушла. Наступила эпоха плоти.
В соседнем доме он увидел Марину, стройную девушку одного с ним возраста. Она тоже отдыхала после поступления в институт и тоже ждала новой жизни. Их желание совпало и оказалось взаимным.
Их первая прогулка закончилась тем, что он увлёк девушку в заросли орешника, подальше от посёлка, поближе к дикой земле, покрытой жёсткими стеблями густой травы. Там, в прохладной тени, усеянной мелкими солнечными брызгами, они оба впервые занялись любовью, делая это неуклюже, барахтаясь, как подброшенные высоко в воздух лягушки. Но день изо дня их движения становились всё более уверенными, понимающими, и к моменту расставания в глазах Юрия уже не осталось и следа от смущённого нетерпения неопытного подростка.
* * *
Время стремительно набирало обороты, шлифовало характер Юры Полётова, обрисовывало его тонкой вязью всё новых и новых качеств, закладывая зёрна, многим из которых предстояло дать всходы лишь через десятки лет.
Если бы не страсть Юрия клитературе, то можно было бы сказать, что он ничем не отличался от большинства своих сверстников. Он так же любил повеселиться, потанцевать, посмеяться, пофлиртовать. Увлечений у него было много – двадцати четырёх часов в сутки не хватало, чтобы уделить внимание каждому. Но воображение Юрия не выключалось ни на минуту, он творил даже тогда, когда под рукой не было бумаги и авторучки: выстраивал в уме ситуации, лица, движения, звуки – всё это укладывалось в его сознании плотными слоями и никогда не забывалось. Иногда придуманная месяц назад коротенькая история всплывала из глубин памяти, когда он работал над совершенно другим сюжетом, и оказывалось, что именно этой маленькой истории сейчас и не хватало для того, чтобы получилась законченная картина.
Юрий жил в своё удовольствие, не отдавая себе отчёта в том, что удовольствие и было его работой. Работая, он наслаждался, а наслаждаясь – трудился. Каждое мгновение переосмысливалось им, разнималось на части, перетасовывалось, переиначивалось, проживалось заново и в конце концов превращалось в продукт литературного творчества. Мир был для него необъятной палитрой, где он черпал неожиданные, порой вовсе не существовавшие в природе краски. Этот мир включал в себя отношения с девушками, окрашенные в свои особые удивительные тона.
С Катей Кинжаловой Юра был знаком с раннего детства; виделись они от случая к случаю, обычно когда их родители ходили друг к другу в гости. Но пришла пора любовных похождений, и Юра стал встречаться с Катей чаще. Между ними не возникло любви, скорее их дружба превратилась в любовный флирт – весьма откровенные беседы, интригующие подробности… Но ни о каком физическом контакте речь не заходила, будто он был просто невозможен между давними друзьями.
Однажды родители Кати уехали в отпуск, и она пригласила Юру в гости.
– Можно с ночёвкой, если ты никуда не спешишь, – уточнила она, не вкладывая в это никакого заднего смысла. – Посидим, потрепемся.
В каждой из трёх комнат стояли пепельницы, заваленные окурками, – они напоминали мусорные свалки, раздавленные сигареты высыпались из них на стол и на пол.
– Похоже, у тебя был пир, – сказал Юра.
– Гуляли, – подтвердила она.
– А убрать мусор тебе ломотно, что ли? – усмехнулся он, бесцеремонно оглядывая фигуру девушки с ног до головы. Она была в лёгкой блузке синего цвета и короткой белой юбочке, вызывающе обтягивавшей круглую попку. Попка у Катерины была замечательной, равно как и грудь, отличавшаяся редкой для семнадцатилетнего существа пышностью.
Она постелила чистые простыни на широкой родительской постели, тщательно взбила подушки, облачилась в длинную ночную рубашку с кружевными оборками на просторных рукавах и ушла в соседнюю комнату играть на пианино, покуда Юра устраивался на кровати. Поведение давней подруги не вызвало у него вопросов. Если она решила провести ночь с ним в одной постели, значит, так тому и быть. Женщина полна загадок, как сказочный лес Авалона.
– Ты долго еще будешь бренчать? – крикнул он, потягиваясь на прохладной простыне.
– Иду.
Катерина вошла в комнату абсолютно спокойная с виду, хотя в её глазах Юра заметил напряжение. Легла она не сразу, сначала присела на край кровати спиной к юноше. Он с удовольствием смотрел на её прямую спину под нежной полупрозрачной тканью. Затем Катя, будто приняв какое-то решение, откинулась на спину и натянула на себя одеяло по самый подбородок.
– Я тушу свет? – спросила она.
– Валяй.
Щёлкнул выключатель на ночном столике. Лампа, стилизованная под старинный газовый фонарь, погасла. По стенам и потолку комнаты скользнул отсвет фар проехавшего автомобиля.
– Знаешь, – заговорила Катя, – я хочу, чтобы мой муж был моим первым мужчиной.
– Это шутка или как?
– Нет. Я серьёзно. Понимаю, что это звучит глупо, но я бы так хотела.
– Какого же беса ты меня пригласила на ночь, Катюха? – он повернулся на бок и приблизился к ней.
– Не знаю…
– Так дело не пойдёт.
Юрка приподнялся на локте, заглядывая в лицо девушки. Её глаза были широко распахнуты, губы приоткрылись.
– Мы с тобой никогда не целовались, Катька…
– Никогда…
Он прикоснулся своими губами к её рту и почувствовал кончик её языка и зубы. Но то не был ещё поцелуй. Просто сближение. Первое сближение. Первое знакомство давно знакомых людей. Знакомство с новой стороны. И по его телу пробежала искра. Юра раскрыл рот пошире и захватил целиком девичьи губы – поцелуй получился влажным, пробуждающим похоть.
Катя попыталась что-то сказать, но лишь глухо замычала.
– М-м-м, – ответил Юра. Его правая рука скользнула вниз по телу Катерины и без особого труда подняла подол ночной рубашки, под которым трепетали холодные ноги и бёдра девушки. Катя попыталась остановить его руку.
– Ты постелила нам вместе, Катька, – прошептал он, – значит, не имеешь права сопротивляться, это просто подло с твоей стороны.
– Я хочу, Юр… На самом деле хочу, но не могу. Я уже сказала тебе…
– Помню: твоя девственность принадлежит твоему будущему мужу, – он не прекращал мягко оглаживать внутреннюю сторону её бёдер, – но зачем же ты уложила меня рядом с собой?
Через мгновение он потянул её рубашку вверх, и девушка послушно вскинула руки.
– Твоя девственность останется при тебе, Катюша…
– Я прошу тебя…
– Трусихаты, Катька…
Она лежала рядом с ним, тонкая, вытянутая, открытая всем его прикосновениям, с круглыми мягкими грудками, плоским животом. Руками и губами он терзал её груди, ощущал вкус её кожи и твёрдость крупных сосков. Не меньше часа прошло в изнуряющей любовной игре, окутанной звуками шуршащих простыней и глубокими девичьими стонами.
– Всё, милая, хватит, – сказал он наконец, – теперь ты сделай что-нибудь…
Перекувыркнувшись в кровати, Юра резко ткнулся ртом в её влажную промежность и языком проник в девичьи недра. Она вскрикнула. Он стянул с себя трусы. Ствол его мужского орудия в полной готовности качнулся перед лицом Катерины. Не думая о том, будет ли девушка способна ублажить его, Юра продолжал работать языком. Через несколько минут он почувствовал прикосновение её пальцев. Катя трогала его неумело и боязливо, то стискивая основание, то хватаясь за кончик, иногда робко прижималась щекой, ласкаясь.
– Я боюсь, – донёсся до Юры её захлебнувшийся голос.
Но после этих слов она взяла его губами.
– Твоя девственность останется при тебе, – повторил Юра.
Она всхлипнула в ответ и жадно обняла его бёдра. Природное знание сценария любовной пьесы вдруг словно пробудилось в ней, и Катя ритмично задвигала пальцами.
Извергнулся он в сторону, ловко освободившись от её рта и рук.
– Зачем ты отодвинулся? – спросила она, отдышавшись.
– Катюха, я же не знаю, понравится ли тебе это, – засмеялся он.
– Я хочу попробовать.
– Похоже, ты серьёзно готовишься к замужеству, девочка.
– Я хочу знать всё. Спросить мне не у кого. Подруг у меня нет. Да мне и признаться бы им стыдно в том, что я до сих пор ни с кем не была. В институте девчонки об этом только и шушукаются, хвастают новыми парнями…
– Да, – отозвался он, – в некоторых кругах девственность никогда не была в почёте.
– Почему так? Разве это плохо?
– Не плохо и не хорошо. Ты сама-то как думаешь? – Он потянулся. – У тебя тело давным-давно созрело, а ты искусственно лишаешь его того, что ему надо. У тебя мозги набекрень поедут однажды. По-моему, ты глупишь… Ладно, я схожу в душ.
– Я всё правильно сделала? – Катя остановила его за руку.
– Правильно.
– Можно ещё?
– Сейчас я вернусь…
Так прошли три ночи – ночи, подарившие им обоим удовлетворение. Как ни странно, эти отношения показались им обоим абсолютно естественными и закономерными. И всё же, ублажая друг друга, Юрий и Катерина настоящими любовниками не стали.
– Скажи, – спросила она, – а если бы у тебя была жена, это считалось бы изменой?
– Я думаю, что большинство жён сочло бы изменой уже тот факт, что муж потискал другую женщину за титьки или задницу.
1 2 3 4 5 6