..
Остановился у реки, попил. Рядом мужик ловил рыбу на макуху. Тут же пятилетний мальчик натягивал футболку на голову. Папа, папа, смотри! Папа посмотрел и спросил, зачем сын рвет футболку.
- Я не рву, я - инопланетянин!
Гриша понял: надо оставить после себя сына, маленького Гришу, но без шишки. Шел и все думал об этом. А в "Соснах" пели "Донцы-молодцы", шумела праздничная толпа - казачий хор закончил песню, и все смотрели выставку самодельных ковров. Местный поэт Василий Г. выступал после хора; по газетной странице он читал:
Я хочу влюбиться в хуторянку,
Завести хозяйство у пруда,
Не круша, работать по утрянке,
Как земная светлая звезда.
Иногда Грише казалось, что во время сочинения стихов Василий специально сходит с ума. Почему звезда светлая? Разве бывают темные? Гриша подошел и негромко спросил:
Если ты влюбился в хуторянку,
Успокой, пожалуйста, меня,
Ты зачем, мой милый, по утрянке
Все крадешься возле куреня?
- А здоровкаться кто будет? - протянул ладонь Василий, пропуская мимо ушей намек Гриши на очередную ночную пассию. - Я новые почитаю. Хочешь? Образ я уже освоил, образ у меня хороший получается. Сейчас над слогом работаю.
Гриша повернул к дому. "Я сам могу наплодить много слов", - думал он. "А сына?" Про несуществующее существо он ничего не мог знать - ведь оно еще и не существо.
На лавочке возле его дома сидела незнакомая женщина. Значит, муж от нее сбежал, это уж понятно. Гриша сердито отрезал: я вам не гадалка все-таки. Не хотел он больше говорить людям всю правду. Он знал, что цепь событий с его участием ничем не лучше цепи событий без его участия.
- Я распишусь, распишусь! - дергала его за рукав женщина.
Давно уже Гриша завел это тетрадь, где каждый должен был свою просьбу написать и подписаться. Женщина вывела: "Я хочу знать, где мой Витек". И подписалась: Гуселькина. Гриша сказал ей так:
- Одна потеряла, другая нашла. Общая сумма радостей и печалей не меняется...
Он мог говорить проще и предпочитал говорить проще, но боялся огорчить женщину; не его это дело - горе добавлять человеку.
- Виноград сладок, да не пьянит, он лишь раздавленный переходит в вино. Тоже... страдание человеку нужно, как винограду.
Гриша искренне так думал: раз страдание нельзя уничтожить, то на благо душе использовать его. Пострадал - потом радость, что все уже позади... Но женщина хотела конкретно знать, где Виктор Гуселькин.
- Ты сама ведь думаешь сейчас, что он у Людмилы Павловны, - сказал наконец Гриша. - Там и есть. Но не дома, а в саду они, виноград опрыскивают. Искупаться собрались к тому же...
- Купаться ей, суке, надо! - побагровев, запричитала Гуселькина. - А я уже две ночи не спала, вру детям, что на пасеке задержался он.
Гриша проводил гостью и захотел выпить. Чтобы стать таким же, как все. Пленка спасительного незнания тогда закрывала перед ним все мысли других людей, и жить становилось интересно. Когда собутыльники пьянели, Гриша становился лишь нормальным человеком. Но он не знал, где она, грань нормальности, пил еще и неизменно проскакивал ее, догонял товарищей, пьянел и засыпал.
Гриша пошел в огород, чтобы набрать овощей на закуску. Там рыжая соседская кошка ела огурцы прямо с грядки, хрустя сочной мякотью. Гриша знал, что огурцы она ест не от голода, а потому что путает их с травой "огуречник", которая повышает детородные способности. Мечта о сыне опять пришла ему на ум. Грише всегда удавались урожаи в огороде. Он нахватывался советов в разных журналах, когда бывал в библиотеке... Сейчас придет женщина Гуселькина и принесет жареную курицу. Ее нужно съесть, чтобы не испортилась. У Гриши нет холодильника. И в самом деле послышались шаги на лестнице, и она вбежала:
- Да, там она, там! Я курицу у них отобрала для тебя! Сука! Зачем ты мне сказал!.. Я убью ее... Или сама... сама...
Гриша полез в кованый сундук, достал книгу подписей и без слов показал женщине.
- Гриша, а можешь сделать так, что я опять ничего не знаю? Я тебе заплачу, хорошо заплачу!
- Не могу. Не могу я.
- Ешь курицу-то, Гришенька, ешь! А обратно его к нам перекинуть можно? Нет? К детям ведь...
- Нет.
- Я ничего не пожалею, меду у нас!.. Качаем по четыреста литров за лето...
- Я не колдун. - Гриша устал - он стал рвать курицу на части и есть. До свидания.
- Гришка! - закричала вдруг женщина. - А ты... шарлатан! В суд на тебя подам. Да-а... И часы у тебя не идут, двое часов, а стоят. Тут ведь кроется...
Гриша и без часов знал время, но не стал ничего объяснять. А Гуселькина схватила будильник и допекала: почему часы стоят?!
- Режим экономии. Слыхала такое? Чтобы не тратить лишнее время, я иногда часы останавливаю. Понятно?
Тут ей стало понятно, что перед нею человек ненормальный и взять с него нечего. А Грише только этого и нужно было... Устал он. Только так и избавляешься от напастей, когда изобразишь сумасшедшего. Он налил себе немного вина и выпил. И вдруг Грише стало хорошо, это означало - к нему идут. И не чужие, а свои - Игоренок, Вовка Бендега. Несут раков вареных. Гриша еще сбегал в огород. Когда обратно шел, увидел: проехала машина с солдатами. Опять солдаты эти задели его за живое: сына бы надо оставить! А в хате уже сидели гости, причем поэт Василий с ними (его Гриша не предсказывал себе сегодня). Значит, только что написал что-то - прибежал читать. Точно.
- Новое пошло! Такое! Предчувствие полета, слушаете?
А Гриша только что летал, он захотел послушать.
Василий насупился и начал выпевать:
Как зоб вулкана с темной магмой,
Ходящей, словно толща плоти,
В отлогах скрученных ристалищ...
Гриша прервал его:
- Много слов знаешь! Каких еще ристалищ?!
А Игоренок приставал в который раз к Грише: кто да кто у них с Маринкой родится? И в третий раз Гриша ему сказал, что все, завязал с предсказаниями.
- А как мы жить будем? - оскорбился Вовка Бендега. - Не привыкли мы жить в заблуждении...
- Заблуждение - оно, может, нужнее, - отрезал Гриша.
- Разлюбила меня баба! - вдруг горестно сообщил поэт Василий.
"Так вот почему он пришел", - подумал Гриша.
- Какая?
- Кладовщица Тося...
И начал новые стихи читать:
Мужичок ты больно слабый, как сырое просо...
- Это... хватит! - сказал Гриша. - Бред какой-то собираешь...
Василий вскочил:
- Да у меня книжка выходит! В Ростовском областном книжном издательстве, вот!
"А, вот почему он пришел, - догадался Гриша, забывший под воздействием вина, как читать мысли другого человека. - Но... плохо дело, последние дни человеком живет, там зазнается, пропадет..." И Гриша погладил Василия, который последние дни является человеком.
Вовка Бендега затянул:
Конь боевой, с походным вьюком, стоит у крыльца,
Копытом бьет,
А из ворот военной школы...
- А из ворот военной школы, - подхватили все, - и песня, простая и мужественная, пошла гулять по душам поющих, отсекая их от неприятных мыслей.
А из ворот военной школы-ы
Под смелым взглядом военрука-а...
Песня лилась без запинки, и когда у одного из поющих кончался воздух и он отдыхал, вступал второй, третий, и так они по очереди отдыхали, а песня длилась. Гриша вспомнил, как в кузнице качали воздух два меха и поток воздуха не прерывался.
- Умирать не хочется, - сказал Гриша, и слезы его капнули в стакан с вином.
- А кто тебя просит? - удивился Василий.
- Сына бы оставить после себя...
Вовка Бендега готов был спьяну поделиться своей знакомой Галей.
- Хочешь познакомлю? Она говорит всем: "Вам приятно - мне нетрудно". И беременеет - раз - и ждет ребенка, куда тут деваться?..
Запретно-постыдно-прекрасный образ плодовитой женщины на миг вдохновил Гришу, но пошел он на следующий день все-таки к пятьдесят четвертому дому, к знакомой баптистке. В школьные годы он ходил к ее дому на Стандартном охранял его. Целыми ночами, бывало, бродит. Так ему хотелось... охранять.
- А, беззаконник пришел! Закона Божьего не исполняешь! Зачем пришел?
- Подожди ты... голова раскалывается. - Он сел на полку для обуви.
- Господь нас испытывает... Духа не будешь иметь - здоровья не будет у тебя. Или нет, пусть тебя ученые твои лечат, сильно ты их любишь, Гришенька...
Он подумал, весь поселок тогда на ней лежал, а я не смел и мечтать, тем более теперь она не согласится родить мне... Тут вдруг появилась гостья-баптистка, обе они сели на стулья напротив Гриши и запели:
И шла путем я прямо к аду,
Господь поставил мне преграду.
Вовка повел его знакомиться на следующий вечер. Гриша волновался, но выпить отказался наотрез.
- Опустишься ты, когда женишься, - печально заметил Вовка.
- Я не опущусь, я корни пущу, - сказал Гриша. - Спешу я.
Но Вовка Бендега оказался жертвой арифметики, которою пренебрег. Он не подумал, что десять лет назад был в том доме, да и тогда женщина была на десять лет его старше. Таким образом, они пришли к пенсионерке. Гриша точно знал, что ей пятьдесят шесть лет. Но уже накрывали на стол - куда деться...
- Люська, - позвала женщина свою молодую квартирантку, - салат быстро нарежь, как я учила! Помельче!
Люська с интересом смотрела на Бендегу, но Гриша знал, что вино давно вымыло из него, Вовки, всю мужскую силу. Вдруг у Гриши поднялось настроение: понял, что сюда идет кто-то... Подруга Люськи Лариса. Вот она вошла и сразу встала на диск "Здоровье", начала крутиться. Будто танцевала на привязи, и хотелось Грише ее отвязать. Хотелось обнять. И не говорить лишнего, а чтобы как в Библии... но позвали за стол, и танец прекратился. Вовка мирно беседовал со своей пенсионеркой:
- Хрущев тогда был, кукурузу претворял!
- А помнишь, как у меня корова отелилась?
Гриша загорюнился: корова отелилась, овечка ягнилась, кобыла - тоже...
Лариса протянула ему рюмку - чокнуться. Губы под помадой были немолоды. Гриша сделал вид, что пригубил вино, а сам все думал, где взять деньги.
Потом Люся пошла провожать Бендегу, а Ларису нес Гриша. Он мог донести ее до своего дома, но дома не было денег.
На следующий день Гриша рано пошел к Игоренку: понес золотые часы. Их ему подарил поп Синегорской церкви - за то, что Гриша сказал, где украденные иконы. В общем, уже в полдень Гриша был в Калитве, купил золотое кольцо и стал искать Ларису. В одном кафе он встретил одноклассника (школу Гриша не закончил, потому что перед самыми выпускными экзаменами обвинил директора в краже стройматериалов, за что и... освидетельствовали его врачи и запретили сдавать экзамены). Одноклассник сказал, что видел Ларису по пути на пляж. Да ты, Гриша, смотри, она же спортсменка... чемпионка в этом...
Гриша пришел на пляж и сразу стал требовать, чтобы Лариса подарила ему сына. Она слушала так, что даже пустила на песок немного слюны. С тех пор как она помнит себя с мужиками, чего только не требовало от нее племя мужское, но рожать никто не просил. Всегда наоборот!..
Кольцо она взяла, надела: как раз. Ну, не зря ведь про Гришу говорят, что он этот... провидец. Обещала, что вечером придет к нему.
Гриша поставил в центр стола огромный букет георгинов, постелил чистое белье. Только Лариса начала на себе расстегивать что-то, как в дверь застучали.
- Гуселькин, ты? - спросил Гриша. Понял: Гуселькина выдала.
- Я... я... я тебе морду сейчас расквашу! Бабский угодник, жертва аборта! Что ты наплел жене моей?
"Нет, пора умирать", - подумал Гриша.
- Лариса, ты вылазь в окно, драка тут будет.
- Ну и что такого - драка так драка, - буднично ответила Лариса и пошла включать свет.
- Отойди от двери! - закричал Гриша.
Только она отошла, дверь выпала, запахло перегаром и мужским потом: видимо, Гуселькин всю дорогу бежал, распалялся. Гриша видел, что удар придется ему по шишке, однако не успел загородиться. Но и Гуселькин получил в лоб от Ларисы чем-то увесистым. Это заставило Гуселькина ретироваться. Прибежал на шум Игоренок, который прогуливал беременную Маринку и увидел бежавшего человека.
- Шишка после удара опять расти начнет, - печально говорил Гриша.
- И опять спадет, - успокаивал Игоренок. - Пора тебе ее вырезать!
- И буду я Гриша, бывший Шиша?.. А вдруг это буду не я?
Игоренок ушел, а Лариса снова выключила свет... После того как маленький Гриша был зачат, а будущая мать крепко заснула, Гриша-Шиша долго плакал, стараясь неслышно вытирать лицо простыней. Голова сильно болит, а в больнице он лежать не может: там вокруг у людей под одеждой идет ежеминутное разложение или перерождение, а помочь нельзя ничем. Если бы Гриша умел лечить, он бы действовал с пользой, а так... Знание без дела мертво, Гриша это еще в детстве понял, когда мать заболела. Была она человеком совершенно опустившимся, до нуля, до минус единицы, когда же заболела и слегла, то стала каяться перед сыном. А он ясно видел, как паутина смерти прорастает у матери внутри, но помочь ничем не мог, а хотел, о, как хотел-то!..
Четыре месяца Гриша провалялся почти без памяти: друзья за ним присматривали, кормили с ложки. Однажды приходила Лариса - уже неуклюжая, на пятом месяце. Гриша знал, что она пытается женить на себе Иванку-шофера с завода. Говорит ему, что беременна от него, Иванки...
В эту ночь Вовка Бендега дежурил у постели Гриши с бутылкой водки в руках. От вина он последние дни не пьянел. Пришлось купить водку. Гриша умирал, зная, что через четыре месяца будет на кладбище ползать между могил его сын. Даже не ползать, а барахтаться и кричать. Он будет сигналить миру, что живой. Муравьи приползут и захотят выесть глаза у младенца, но идущие со смены женщины заметят ребенка и отнесут в больницу. Небольшая припухлость на лбу станет заметна у него позже, когда его выпросят - за красоту и ум - приезжие венгры (муж и жена). Венгры тогда будут работать в Калитве (договор на год).
Пройдет десять - двадцать лет, и память о Грише-Шише станет слабеть, хотя кое-кому он еще пару раз явится во сне, а кого-то испугает строчкой из своих стихов, которая прозвучит над ухом почти как наяву...
ЗА ГРЕХИ МОИ
Начну, благословясь, вот с чего.
На ТВ меня спросили: что люблю больше - детей, мужа или писать рассказы. Я говорю: больше всего люблю Бога, а потом все остальное. После Людмила Александровна Грузберг мне хотела возразить: это же разные вещи Бог и остальное, а вас спросили про остальное.
1 2 3