Никаких нареканий, по ссылке
А теперь роман-то не идет. Пока я не прощу ее. (На самом деле я давно простила, но надо ей сказать.)
И вот мылась у Люды Чудиновой. Давление подскочило, назад еле иду. Весна, гололед, едва я держусь на ногах. Читаю вслух Бродского. Меня Бедиков научил: если читать стихи, то время незаметно проходит (он так Каму переплывает: то под Бродского, то под Рубцова - единственный, может, случай, когда эти два поэта сошлись...).
А пермский весенний гололед особенный: лед внизу, а сверху, поверх льда - жидкая грязь. Мне Марина Абашева рассказывала, как иностранцы прилетели в Пермь и уже в аэропорту ее спросили: "Это что внизу?".
- А что?
- Коричневое что?
- Грязь.
Так и иду-плыву. У одного пермского поэта Кама - темнолицая. И я тоже, значит, переплываю другую темнолицую "Каму" - улицу Куйбышева. Наконец к дому подхожу. Лежит на льду женщина пьяная. У стены дома. Я мимо. Сил нет поднять. Но стыдно - замерзнет, ночь уже наступает! Я вернулась и стала ее поднимать. А поднять не могу. Наконец она сама закорячилась, встала на четвереньки, и я дернула ее - подняла! Ура!
- Спа-сси-ба... еще доведите меня вон до того дома (соседнего).
А это значит, еще одну темнолицую "Каму" переплыть - улицу "Комсомольский проспект"! Но у меня сил нет. Но уж как-нибудь, Ниночка!
- Со мной еще две ссо-бач-ки.
Крикнули собачек. Пошли. И дошли до дверей ее дома. Она мне вдруг интеллигентным таким голосом говорит:
- Может, Господь вас наградит за меня!
Думаю: надо же, пьяница, а говорит точно, как я, когда кто-то мне поможет... Повернулась: прямо на меня по тротуару едет иномарка. Остановилась. И из нее выходит... моя Наташа! Без шапки, в модной дубленке, которая словно балет такой танцует вокруг ног. Я сразу радостно: - Наташа!
- Что?
- Я тебя простила! - беру ее за руку, теплую такую.
- Спасибо огромное, тетя Нина!
Тут вышел из машины Наташин спутник - посмотреть, не обижают ли его подругу. Я говорю: "Все в порядке". И радостная поворачиваю к своему дому. За углом шепчу: "Все, теперь роман-то наш пойдет!" и ка-ак поскользнусь! Упала, ноги обе подвернула, на четвереньках поползла по грязи и добралась до своей квартиры. Вся в грязи. Домашние в ужасе:
- Мама, что с тобой?!
Говорю: вот, Наташу простила, только подумала, что роман наш сейчас пойдет - упала...
- Зачем ты торгуешься! - схватился за голову муж. - Вечно ты с Богом торгуешься! Так нельзя... Сделала доброе дело - это само по себе. Не проси ничего взамен.
- Да я уж поняла... мне уже показали.
Но в ту же ночь позвонил Томас, немецкий переводчик. Мол, хочет перевести наш роман. Я уж не стала ему говорить, что мне на букеровском банкете английский переводчик жаловался: хотел перевести наш роман, но две недели бился над именем "Цвета"... есть у англичан имя Флер, цветок. Но "Цвета" - это еще более слоеное тесто (в нем и цветок, и свет - из имени "Света")... Вдруг да у немцев найдется что-то подобное...
Однако муж оказался прав. Доброе дело - само по себе. С небесами торговаться нельзя! Издатель отказался печатать "Роман воспитания", мол, там все, как в жизни.
Так и наши критики писали: "замшелый натурализм". А одно имя "Цвета" я два месяца искала! Наташа путала "С" и "Ц" (звали Цветаеву "Светаевой"). Когда она говорила: "У Матисса такой свет... такой свет", то это "цвет" имелся в виду. А моя бабушка свою невестку Свету звала Цветой, не могла выговорить... Я уж молчу о том, что каждую страницу по 14 раз перепечатывала! Ритм не тот, а ритм тот - юмора не хватает и т.п.
* * *
Одинокая подруга решила родить, когда ей было под сорок. Говорила:
- Детей не люблю, нет, но ведь кто-то должен под старость подать мне стакан воды! Только ради этого...
Она родила. Я пришла ее навестить сразу же. Плачет:
- Что делать? Сосок весь воспалился!
- Я сейчас сбегаю - куплю тебе эритромициновую мазь. А почему так случилось - ты же сегодня только родила?!
- Ну, принесли кормить... я как приложила к груди, так час и не отрывала!
- Ты с ума сошла! Разве можно так!
- Но он такой голодный, такой родной... Как его оторвать? Не могла.
* * *
Мои подруги совпадают с разными блюдами: одна приходит, когда я чищу картошку, другая во время стряпания пельменей. А Люся Гашева бывает почему-то в те дни, когда я пеку-пеку блины (много нужно на мою большую семью). И вот она сидит, я пеку на двух сковородках и что-нибудь рассказываю. Проходит лет десять, я уже пеку на одной сковородке. Без нее на двух, но с нею - уже на одной. Потому что не могу печь на двух и разговаривать. Проходит еще десять лет. Приходит Люся, я наливаю блин и молчу.
- Ну и дальше что?
- Подожди, испечется!
- Так он печется, а ты рассказывай.
- Уже не могу... не та я. Раньше могла печь и говорить, а теперь могу или печь - или говорить.
* * *
Одна близкая подруга вдруг перестала ходить к исповеди. Год не ходит, два. Я разволновалась. И стала ей врать: мол, странно, видела во сне, что ты пошла к исповеди. И так пару раз: опять видела во сне... Она наконец пошла к исповеди. И стала ходить. И чаще, чем я. И вообще так переменилась, что стала меня презирать. Говорит:
- Зачем вы пишете? По сравнению с молитвой литература - такая чухня!
Это кто чухня - Толстой? Достоевский - чухня? Ничего себе!.. Еще недавно я врала, чтобы направить ее к исповеди, и вот... завралась я, нагрешила, получила по грехам. Включаю вчера телевизор. Патриарх выступает на вручении призов молодым исполнителям: мол, чем больше мы будем поддерживать юных, тем богаче будет Россия талантами. Патриарх не говорит, что все искусство - чухня!.. И слава Богу.
* * *
Юра пришел пьяный, в десятый раз рассказал историю, как отец его высмеивал "Анти-Дюринг" еще в годы застоя (смелость, конечно). Я завелась:
- Всегда приходишь пьяным, днем, не даешь работать! Для разнообразия хотя бы иногда приходи трезвым, не днем... - в общем, такой "Анти-Юринг" сочинила.
А не было совсем денег. И меня в то утро осенило, что можно продать мою книгу "Вся Пермь". Был дома один экземпляр. Но когда есть нечего, то все можно продать. Я пошла в магазин "Юный техник". Там я всегда, когда есть деньги, покупаю досочки для рисования. И мне сама заведующая выбирает на складе те, что полегче (тяжело нести, если много куплю). Вот к ней я и пошла. "Хотите купить мою книгу?" - "Очень!" Она дала двадцать рублей и попросила надписать. Я, конечно, с радости пожелала всего: близких людей, здоровья, ангела нарисовала тут же внизу. Заведующая растрогалась:
- Хотите выпить вина?
А мы без денег насиделись, нервы горят. Говорю: "Хочу!". И она достала портвейн "три семерки". Это последнее, что я помню. Говорят, что домой я пришла с двадцатью рублями и трехлитровой банкой маринованных помидоров. Домашней закатки. По стеночке шаря руками, прошла в детскую и легла поперек кровати, не раздеваясь - была зима, я в куртке. На все вопросы: "Где была, что пила, с кем?" отвечала только одно: "Все обойдется". Да, еще я принесла целлофановый пакет, полный досочек для рисования, но они были грязные! Муж ушел на ночное дежурство, а в гости пришла Света, моя подруга. Девочки ей сказали: "Мама напилась", Света решила, что я напилась, конечно, таблеток от давления (я же не могу спиртное пить!). Она говорит: "Тогда я уйду".
- Да нет, мама не таблеток напилась... Вы проходите, может, она ради вас встанет...
Но я не встала, а на все вопросы подруги отвечала, что "все обойдется". Утром я с ужасом обзвонила всех живущих в нашем микрорайоне друзей: никто не признался, что дал мне банку помидоров! Где я их взяла?! Почему досочки были грязные?
- Наверное, Нина, вы на них ехали (слова милого Колбаса).
Да, была холодная зимняя погода, но уже к весне дело шло, снег весь просел, и грязь выступила...
А все потому, что мне нельзя никого осуждать! Напала на Юру, вот мне сразу показали, что я сама не лучше. Стыд! Стыд у меня в ноге: начинаю запинаться на каждом шагу и на ровном месте. Хожу и запинаюсь!
Муж: - Ты ведь всегда хвалилась: ах, мне никогда не хочется выпить!
Я:
- Мне не хочется выпить - это правда, но иногда хочется напиться...
* * *
Таня, соседка снизу, говорит мне: "Кто из вас топает? Так бы и сломала ноги тому топальщику!". Но, отвечаю, тогда на костылях будет он ходить. "И костыли бы переломать!" - "А ты представь, что он на коляске инвалидной будет ездить... еще больше у тебя раздражение возникнет..."
* * *
Приятельница сказала: "Ты что, еще читаешь журналы? Но сейчас ведь никто не читает!". Кальпиди так прокомментировал, когда я пересказала сие: "Вот она и есть НИКТО! Вдумайся - что она сказала! Никто не читает, и я".
* * *
Мой друг - старый холостяк, все ему лишние сантиметры чудились в женском организме! У той все на месте, но в талии восемь лишних сантиметров, а у другой подбородок имеет лишний сантиметр. И вот в сорок лет он влюбился и женился на юной девушке, полнушечке такой. Говорит:
- Вчера жена ходила устраиваться в модели, но не взяли - ее талия на десять сантиметров уже, чем им нужно. Слишком стройна моя Надя...
(А Надя весит восемьдесят килограммов! Но любовь все меняет.)
Другой случай. Подруга всегда говорила, что, когда она видит толстую женщину, единственное, что ей хочется сделать - дать той в руки пистолет, чтоб застрелилась. Теперь у нее обе дочери - полнушки выросли. Она восторгается: "Настоящие русские красавицы! Кустодиева на них нет!".
* * *
- Нинка хорошо устроилась: не изменяет мужу якобы! Нравственная очень. Но Букур каждый день разный - она живет с разными мужиками, а говорит, что с одним. Хитрая...
* * *
На дне рождения один завсегдатай сказал моей подруге:
- Хорошо, что ты пришла. Сегодня я тебя удивлю!
А он гений, поэт, при этом поет, импровизатор классный. Подруга мне раз пять сказала: "Б. сегодня обещал меня удивить".
Но Б. к тому же алкоголик. Бывает, что он успеет всех развлечь до того, как напьется, а бывает - не успеет. В этот раз не успел. Упал в кухне на пол и заснул.
Утром подруга звонит, я поднесла Б. трубку.
- А ты вчера обещал меня удивить!
- А разве я тебя не удивил?
* * *
У нас есть приятельница, известная журналистка, любит вести себя непредсказуемо. То молчит в ответ на наше "Здравствуй!", то летит с объятиями, то снова с надутым видом мимо... Мы решили в ответ тоже вести себя непредсказуемо. Она подбегает: "Как дела?" - "Пятнадцать". - "Что пятнадцать?" - "Все". С тех пор она стала всегда предсказуемой.
* * *
Когда Сарапулов разбился, Юра Власенко поехал к Славе на работу. А муж нес японский телевизор прямо через торговый зал (он там грузчиком был). Юра ему сказал про смерть друга, Слава так в центре зала и уронил телевизор "Сони" - прямо экраном вниз.
- Все, вычтут стоимость, - сказал Юра.
Телевизор включили - он отлично работал.
- Вы мне должны премию выписать - за дополнительную рекламу, - сказал муж директору (не выписали, конечно).
* * *
1976 год. Зачем только Некрасов не потерял навсегда рукопись Чернышевского! И не было бы в нашей литературе "Что делать?"!
1996 год. Хорошо, что Некрасов не потерял навсегда рукопись Чернышевского! А то бы Набоков "Дар" не написал!
* * *
Т. увел жену известного в Перми артиста:
- Она сама говорит, что хотела уйти... у нее не было турбулентных завихрений, жизнь текла ламинарно.
Через шесть лет она ушла от него. Т. в горе - в горе, но слова все те же (ни одного в простоте):
- Она говорит, что слишком много турбулентных завихрений, ей нужно, чтобы жизнь текла ламинарно!
* * *
Врачи сказали, что Марине осталось жить три месяца. А ей до шестнадцати лет три месяца как раз оставалось. О. первый год работал в школе для больных детей. К Марине он пошел на дом, так как она уже не могла выходить из дома. О. решил, что программа уже... Бог с ней! И дал Марине читать "Трех товарищей" Ремарка. Она два раза подряд прочитала... И началось: Белль, Хемингуэй, Сэлинджер, хокку Басё... Через два года Марина закончила школу. О. помог ей поступить в педучилище...
Слово, литература - исцеляют! Но... Не сам том Ремарка пришел и вылечил Мариночку! Нужен был О., который увидел девочку - да, она вот-вот умрет - спасу, может, книгой "Три товарища"?! Люди - это почва, на которой книга, как целительное растение, каждый раз должна снова взойти...
* * *
В Усть-Качке мне в конце санаторного срока сделала такое признание соседка по столу:
- Когда ты пришла к завтраку в своем потрясающем бархатном пиджаке, я подумала: это в чем же она к обеду - в декольте придет?! Писательница! Врет, наверное, может, валютная это... эта... Но к обеду ты в том же пиджаке. Думаю: не врет, может, вправду пишет, не суетится. В чем же на танцы? На танцы не пришла ты - да, точно - пишет, читает, наверное... На другой день - в том же пиджаке. На третий... Ну, думаю, в субботу съездит в Пермь и привезет другой. Но не привезла. И так все 24 дня в одном пиджаке! Никакая не писательница, а домохозяйка, может... в одном пиджаке все 24 дня... (а это мне Лариса Ванеева подарила пиджак - его я и носила, пока не износила).
* * *
Мой друг З., видя какой-нибудь привлекательный уголок в Перми, обычно говорил: "Как будто не ступала сюда нога коммуниста!".
З. поздно женился, у него сейчас двое маленьких детей. В их дворе спилили деревья - новый русский купил эту землю и строит там гараж. В то время как по закону двор дома - его санитарная зона! Но З. как ни боролся с произволом, так ничего не смог поделать! Теперь он, видя в Перми какой-нибудь привлекательный уголок с деревьями, говорит:
- Как будто не ступала сюда нога нового русского!
(Сравни про кота! Раньше З. говорил про нашего кота: "Кот, как обкомовец, сытый!". Нынче про него же: "Кот у вас такой, словно у него есть счет в банке".)
* * *
- А моя профессия начинается на букву "б" и заканчивается на мягкий знак.
Библиотекарь! Так я с нею познакомилась в санатории (в Железноводске). Она все возмущалась, что муж проверил ее чемодан и... нашел там презервативы. "А то смотрю: все в чемодане перевернуто... а он в аэропорту был такой задумчивый!" Мы сидели за одним столом. Я подумала: много мне придется узнать за двадцать четыре дня! Но я ошибалась. На следующий день соседка пришла к завтраку задумчивая (как ее "старый муж" - так она его звала). В чем дело? В кольце. Она вчера на танцах сняла обручальное кольцо и положила за манжет блузки.
1 2 3
И вот мылась у Люды Чудиновой. Давление подскочило, назад еле иду. Весна, гололед, едва я держусь на ногах. Читаю вслух Бродского. Меня Бедиков научил: если читать стихи, то время незаметно проходит (он так Каму переплывает: то под Бродского, то под Рубцова - единственный, может, случай, когда эти два поэта сошлись...).
А пермский весенний гололед особенный: лед внизу, а сверху, поверх льда - жидкая грязь. Мне Марина Абашева рассказывала, как иностранцы прилетели в Пермь и уже в аэропорту ее спросили: "Это что внизу?".
- А что?
- Коричневое что?
- Грязь.
Так и иду-плыву. У одного пермского поэта Кама - темнолицая. И я тоже, значит, переплываю другую темнолицую "Каму" - улицу Куйбышева. Наконец к дому подхожу. Лежит на льду женщина пьяная. У стены дома. Я мимо. Сил нет поднять. Но стыдно - замерзнет, ночь уже наступает! Я вернулась и стала ее поднимать. А поднять не могу. Наконец она сама закорячилась, встала на четвереньки, и я дернула ее - подняла! Ура!
- Спа-сси-ба... еще доведите меня вон до того дома (соседнего).
А это значит, еще одну темнолицую "Каму" переплыть - улицу "Комсомольский проспект"! Но у меня сил нет. Но уж как-нибудь, Ниночка!
- Со мной еще две ссо-бач-ки.
Крикнули собачек. Пошли. И дошли до дверей ее дома. Она мне вдруг интеллигентным таким голосом говорит:
- Может, Господь вас наградит за меня!
Думаю: надо же, пьяница, а говорит точно, как я, когда кто-то мне поможет... Повернулась: прямо на меня по тротуару едет иномарка. Остановилась. И из нее выходит... моя Наташа! Без шапки, в модной дубленке, которая словно балет такой танцует вокруг ног. Я сразу радостно: - Наташа!
- Что?
- Я тебя простила! - беру ее за руку, теплую такую.
- Спасибо огромное, тетя Нина!
Тут вышел из машины Наташин спутник - посмотреть, не обижают ли его подругу. Я говорю: "Все в порядке". И радостная поворачиваю к своему дому. За углом шепчу: "Все, теперь роман-то наш пойдет!" и ка-ак поскользнусь! Упала, ноги обе подвернула, на четвереньках поползла по грязи и добралась до своей квартиры. Вся в грязи. Домашние в ужасе:
- Мама, что с тобой?!
Говорю: вот, Наташу простила, только подумала, что роман наш сейчас пойдет - упала...
- Зачем ты торгуешься! - схватился за голову муж. - Вечно ты с Богом торгуешься! Так нельзя... Сделала доброе дело - это само по себе. Не проси ничего взамен.
- Да я уж поняла... мне уже показали.
Но в ту же ночь позвонил Томас, немецкий переводчик. Мол, хочет перевести наш роман. Я уж не стала ему говорить, что мне на букеровском банкете английский переводчик жаловался: хотел перевести наш роман, но две недели бился над именем "Цвета"... есть у англичан имя Флер, цветок. Но "Цвета" - это еще более слоеное тесто (в нем и цветок, и свет - из имени "Света")... Вдруг да у немцев найдется что-то подобное...
Однако муж оказался прав. Доброе дело - само по себе. С небесами торговаться нельзя! Издатель отказался печатать "Роман воспитания", мол, там все, как в жизни.
Так и наши критики писали: "замшелый натурализм". А одно имя "Цвета" я два месяца искала! Наташа путала "С" и "Ц" (звали Цветаеву "Светаевой"). Когда она говорила: "У Матисса такой свет... такой свет", то это "цвет" имелся в виду. А моя бабушка свою невестку Свету звала Цветой, не могла выговорить... Я уж молчу о том, что каждую страницу по 14 раз перепечатывала! Ритм не тот, а ритм тот - юмора не хватает и т.п.
* * *
Одинокая подруга решила родить, когда ей было под сорок. Говорила:
- Детей не люблю, нет, но ведь кто-то должен под старость подать мне стакан воды! Только ради этого...
Она родила. Я пришла ее навестить сразу же. Плачет:
- Что делать? Сосок весь воспалился!
- Я сейчас сбегаю - куплю тебе эритромициновую мазь. А почему так случилось - ты же сегодня только родила?!
- Ну, принесли кормить... я как приложила к груди, так час и не отрывала!
- Ты с ума сошла! Разве можно так!
- Но он такой голодный, такой родной... Как его оторвать? Не могла.
* * *
Мои подруги совпадают с разными блюдами: одна приходит, когда я чищу картошку, другая во время стряпания пельменей. А Люся Гашева бывает почему-то в те дни, когда я пеку-пеку блины (много нужно на мою большую семью). И вот она сидит, я пеку на двух сковородках и что-нибудь рассказываю. Проходит лет десять, я уже пеку на одной сковородке. Без нее на двух, но с нею - уже на одной. Потому что не могу печь на двух и разговаривать. Проходит еще десять лет. Приходит Люся, я наливаю блин и молчу.
- Ну и дальше что?
- Подожди, испечется!
- Так он печется, а ты рассказывай.
- Уже не могу... не та я. Раньше могла печь и говорить, а теперь могу или печь - или говорить.
* * *
Одна близкая подруга вдруг перестала ходить к исповеди. Год не ходит, два. Я разволновалась. И стала ей врать: мол, странно, видела во сне, что ты пошла к исповеди. И так пару раз: опять видела во сне... Она наконец пошла к исповеди. И стала ходить. И чаще, чем я. И вообще так переменилась, что стала меня презирать. Говорит:
- Зачем вы пишете? По сравнению с молитвой литература - такая чухня!
Это кто чухня - Толстой? Достоевский - чухня? Ничего себе!.. Еще недавно я врала, чтобы направить ее к исповеди, и вот... завралась я, нагрешила, получила по грехам. Включаю вчера телевизор. Патриарх выступает на вручении призов молодым исполнителям: мол, чем больше мы будем поддерживать юных, тем богаче будет Россия талантами. Патриарх не говорит, что все искусство - чухня!.. И слава Богу.
* * *
Юра пришел пьяный, в десятый раз рассказал историю, как отец его высмеивал "Анти-Дюринг" еще в годы застоя (смелость, конечно). Я завелась:
- Всегда приходишь пьяным, днем, не даешь работать! Для разнообразия хотя бы иногда приходи трезвым, не днем... - в общем, такой "Анти-Юринг" сочинила.
А не было совсем денег. И меня в то утро осенило, что можно продать мою книгу "Вся Пермь". Был дома один экземпляр. Но когда есть нечего, то все можно продать. Я пошла в магазин "Юный техник". Там я всегда, когда есть деньги, покупаю досочки для рисования. И мне сама заведующая выбирает на складе те, что полегче (тяжело нести, если много куплю). Вот к ней я и пошла. "Хотите купить мою книгу?" - "Очень!" Она дала двадцать рублей и попросила надписать. Я, конечно, с радости пожелала всего: близких людей, здоровья, ангела нарисовала тут же внизу. Заведующая растрогалась:
- Хотите выпить вина?
А мы без денег насиделись, нервы горят. Говорю: "Хочу!". И она достала портвейн "три семерки". Это последнее, что я помню. Говорят, что домой я пришла с двадцатью рублями и трехлитровой банкой маринованных помидоров. Домашней закатки. По стеночке шаря руками, прошла в детскую и легла поперек кровати, не раздеваясь - была зима, я в куртке. На все вопросы: "Где была, что пила, с кем?" отвечала только одно: "Все обойдется". Да, еще я принесла целлофановый пакет, полный досочек для рисования, но они были грязные! Муж ушел на ночное дежурство, а в гости пришла Света, моя подруга. Девочки ей сказали: "Мама напилась", Света решила, что я напилась, конечно, таблеток от давления (я же не могу спиртное пить!). Она говорит: "Тогда я уйду".
- Да нет, мама не таблеток напилась... Вы проходите, может, она ради вас встанет...
Но я не встала, а на все вопросы подруги отвечала, что "все обойдется". Утром я с ужасом обзвонила всех живущих в нашем микрорайоне друзей: никто не признался, что дал мне банку помидоров! Где я их взяла?! Почему досочки были грязные?
- Наверное, Нина, вы на них ехали (слова милого Колбаса).
Да, была холодная зимняя погода, но уже к весне дело шло, снег весь просел, и грязь выступила...
А все потому, что мне нельзя никого осуждать! Напала на Юру, вот мне сразу показали, что я сама не лучше. Стыд! Стыд у меня в ноге: начинаю запинаться на каждом шагу и на ровном месте. Хожу и запинаюсь!
Муж: - Ты ведь всегда хвалилась: ах, мне никогда не хочется выпить!
Я:
- Мне не хочется выпить - это правда, но иногда хочется напиться...
* * *
Таня, соседка снизу, говорит мне: "Кто из вас топает? Так бы и сломала ноги тому топальщику!". Но, отвечаю, тогда на костылях будет он ходить. "И костыли бы переломать!" - "А ты представь, что он на коляске инвалидной будет ездить... еще больше у тебя раздражение возникнет..."
* * *
Приятельница сказала: "Ты что, еще читаешь журналы? Но сейчас ведь никто не читает!". Кальпиди так прокомментировал, когда я пересказала сие: "Вот она и есть НИКТО! Вдумайся - что она сказала! Никто не читает, и я".
* * *
Мой друг - старый холостяк, все ему лишние сантиметры чудились в женском организме! У той все на месте, но в талии восемь лишних сантиметров, а у другой подбородок имеет лишний сантиметр. И вот в сорок лет он влюбился и женился на юной девушке, полнушечке такой. Говорит:
- Вчера жена ходила устраиваться в модели, но не взяли - ее талия на десять сантиметров уже, чем им нужно. Слишком стройна моя Надя...
(А Надя весит восемьдесят килограммов! Но любовь все меняет.)
Другой случай. Подруга всегда говорила, что, когда она видит толстую женщину, единственное, что ей хочется сделать - дать той в руки пистолет, чтоб застрелилась. Теперь у нее обе дочери - полнушки выросли. Она восторгается: "Настоящие русские красавицы! Кустодиева на них нет!".
* * *
- Нинка хорошо устроилась: не изменяет мужу якобы! Нравственная очень. Но Букур каждый день разный - она живет с разными мужиками, а говорит, что с одним. Хитрая...
* * *
На дне рождения один завсегдатай сказал моей подруге:
- Хорошо, что ты пришла. Сегодня я тебя удивлю!
А он гений, поэт, при этом поет, импровизатор классный. Подруга мне раз пять сказала: "Б. сегодня обещал меня удивить".
Но Б. к тому же алкоголик. Бывает, что он успеет всех развлечь до того, как напьется, а бывает - не успеет. В этот раз не успел. Упал в кухне на пол и заснул.
Утром подруга звонит, я поднесла Б. трубку.
- А ты вчера обещал меня удивить!
- А разве я тебя не удивил?
* * *
У нас есть приятельница, известная журналистка, любит вести себя непредсказуемо. То молчит в ответ на наше "Здравствуй!", то летит с объятиями, то снова с надутым видом мимо... Мы решили в ответ тоже вести себя непредсказуемо. Она подбегает: "Как дела?" - "Пятнадцать". - "Что пятнадцать?" - "Все". С тех пор она стала всегда предсказуемой.
* * *
Когда Сарапулов разбился, Юра Власенко поехал к Славе на работу. А муж нес японский телевизор прямо через торговый зал (он там грузчиком был). Юра ему сказал про смерть друга, Слава так в центре зала и уронил телевизор "Сони" - прямо экраном вниз.
- Все, вычтут стоимость, - сказал Юра.
Телевизор включили - он отлично работал.
- Вы мне должны премию выписать - за дополнительную рекламу, - сказал муж директору (не выписали, конечно).
* * *
1976 год. Зачем только Некрасов не потерял навсегда рукопись Чернышевского! И не было бы в нашей литературе "Что делать?"!
1996 год. Хорошо, что Некрасов не потерял навсегда рукопись Чернышевского! А то бы Набоков "Дар" не написал!
* * *
Т. увел жену известного в Перми артиста:
- Она сама говорит, что хотела уйти... у нее не было турбулентных завихрений, жизнь текла ламинарно.
Через шесть лет она ушла от него. Т. в горе - в горе, но слова все те же (ни одного в простоте):
- Она говорит, что слишком много турбулентных завихрений, ей нужно, чтобы жизнь текла ламинарно!
* * *
Врачи сказали, что Марине осталось жить три месяца. А ей до шестнадцати лет три месяца как раз оставалось. О. первый год работал в школе для больных детей. К Марине он пошел на дом, так как она уже не могла выходить из дома. О. решил, что программа уже... Бог с ней! И дал Марине читать "Трех товарищей" Ремарка. Она два раза подряд прочитала... И началось: Белль, Хемингуэй, Сэлинджер, хокку Басё... Через два года Марина закончила школу. О. помог ей поступить в педучилище...
Слово, литература - исцеляют! Но... Не сам том Ремарка пришел и вылечил Мариночку! Нужен был О., который увидел девочку - да, она вот-вот умрет - спасу, может, книгой "Три товарища"?! Люди - это почва, на которой книга, как целительное растение, каждый раз должна снова взойти...
* * *
В Усть-Качке мне в конце санаторного срока сделала такое признание соседка по столу:
- Когда ты пришла к завтраку в своем потрясающем бархатном пиджаке, я подумала: это в чем же она к обеду - в декольте придет?! Писательница! Врет, наверное, может, валютная это... эта... Но к обеду ты в том же пиджаке. Думаю: не врет, может, вправду пишет, не суетится. В чем же на танцы? На танцы не пришла ты - да, точно - пишет, читает, наверное... На другой день - в том же пиджаке. На третий... Ну, думаю, в субботу съездит в Пермь и привезет другой. Но не привезла. И так все 24 дня в одном пиджаке! Никакая не писательница, а домохозяйка, может... в одном пиджаке все 24 дня... (а это мне Лариса Ванеева подарила пиджак - его я и носила, пока не износила).
* * *
Мой друг З., видя какой-нибудь привлекательный уголок в Перми, обычно говорил: "Как будто не ступала сюда нога коммуниста!".
З. поздно женился, у него сейчас двое маленьких детей. В их дворе спилили деревья - новый русский купил эту землю и строит там гараж. В то время как по закону двор дома - его санитарная зона! Но З. как ни боролся с произволом, так ничего не смог поделать! Теперь он, видя в Перми какой-нибудь привлекательный уголок с деревьями, говорит:
- Как будто не ступала сюда нога нового русского!
(Сравни про кота! Раньше З. говорил про нашего кота: "Кот, как обкомовец, сытый!". Нынче про него же: "Кот у вас такой, словно у него есть счет в банке".)
* * *
- А моя профессия начинается на букву "б" и заканчивается на мягкий знак.
Библиотекарь! Так я с нею познакомилась в санатории (в Железноводске). Она все возмущалась, что муж проверил ее чемодан и... нашел там презервативы. "А то смотрю: все в чемодане перевернуто... а он в аэропорту был такой задумчивый!" Мы сидели за одним столом. Я подумала: много мне придется узнать за двадцать четыре дня! Но я ошибалась. На следующий день соседка пришла к завтраку задумчивая (как ее "старый муж" - так она его звала). В чем дело? В кольце. Она вчера на танцах сняла обручальное кольцо и положила за манжет блузки.
1 2 3