Он уже знал, что бывает дружба, похожая на бесконечную линию, бывает пунктиром, а иногда - как многоточие. С Вениамином - последний случай, к тому же его грела тайная надежда, что хотя Вениамин и стал замдиректора научно-исследовательского института, но текущий кран отремонтирует и Ольгушу этим осчастливит, как бывало (не на самой серебряной свадьбе, конечно, а потом, потом, про таких, как Веня, в народе говорят: "Он с паяльником родился").
Гамлет долго спорил с женой - не хотел видеть Любочку на вечере. Боялся, что она будет искать золотые слитки, как только пригубит два глотка.. Но Любочка была свидетельницей на их свадьбе! Как и Катя.
- Ладно, - кивнул Гамлет. - К тому же если в собрании людей есть хоть один сумасшедший, значит, это настоящее собрание. Как печать: "Подлинность заверяю"!
Катя из Екатеринбурга прислала письмо:
"Оставлю я в больных копанье
и прилечу на зов компании,
ведь даже Достоевский Федор
на пьянках был остер и бодр!"
(она - детский хирург).
- А мы Лиду позвали! Какую-какую - Лиду, семь диагнозов! Она с нами в сценках будет играть, - между прочим сообщили дочери.
Итого с Чупраковым набирается человек пятнадцать. Если, конечно, Чупраковы придут. Гамлет еще не знал, как предприниматели к дружбе относятся (дружбу в банк не заложишь - процентов не будет).
* * *
Раньше мы собирались на вечеринки, чтобы противостоять тупой реальности! А нынче мы собираемая, чтобы почувствовать, что мы существуем, что есть, будем еще! Прошлые наши сборы, почти партийные - наша партия против той, тотальной. А теперь все затопляет благодарность! Пять человек собрались на день рождения - как хорошо, что вы пришли! Я есть, я существую!
Чупраковы не только пришли на серебряную свадьбу - они появились первыми. Сан Саныч вручил Гамлету огромную керамическую вазу с грудями. С выставки - коллекционный экземпляр. Дорогая, наверное?
- У нас с наличностью сейчас свободно, - смущенно пробормотала Юлия Чупракова.
- Ну не так - свобода начинается с миллиона долларов, - Сан Саныч произносил "швобода".
Обаятельному человеку недостатки только увеличивают обаяние, думал Гамлет. Кровь начала веселее бежать у него - в любящем притягательном поле.
- Юля, какое у тебя мелирование! Стильно так! - Ольгуша видела, что лицо у гостьи запавшего птичьего вида, казалось: если б Юле вздумалось, она бы свободно могла посидеть, зацепившись когтями, на плече мужа.
Все знали, что Чупракова один раз позвали на разборки, и в этот день Юля пережила инсульт. Сан Саныч вытащил ее и с тех пор таскал везде за собой, не надеясь на сотовый телефон.
- Мелирование! Каторжное дело! Сначала она мне все седые красит в черный, а потом уж мелирует - три часа в кресле. Старость.
- Штарость города берет, - парировал Чупраков и обратился к Игнату: Ты сегодня заведующий штопором? Помочь? Я и штопор новый захватил для вас.
Тут пришла старшая дочь Инна с красивым восьмимесячным животом (муж ее опять на дежурстве). И три сестры начали носить на стол салаты.
- Гамлет, ты знаешь, что в Перми объявлен конкурс на памятник трем сестрам? Чеховским. - Сан Саныч открывал бутылки, одновременно коленом гладил Виту, улыбался Ольгуше. - Вот бы твои дочери могли позировать, да?
- В саду, в ротонде, среди колонн, и руки в Москву, в Москву? Гамлет, не докончив, бросился раздевать приехавшую из Екатеринбурга Катю (вместе с нею вошел фотограф Рауф, который сам предложил снять свадьбу на видеокамеру).
И вот уже Рауф снимает первые фразы друга Штыкова: "Гамлет, ты молодец, не пьешь - не куришь, у тебя крепкие нервы - тебе можно правду сказать! Статьи твои - непрофессиональные... нравственность толкает в диафрагму".
- Это мы вырежем, правда? - сказала Ольгуша Рауфу со взглядом, бурлящим цензурой. - Больше не снимай его!
Сопротивление среды тоже нужно, думал Гамлет, невесомость опасна, а венное притяжение оживляет.
Пришла Любочка и с ходу предложила сказать Сан Санычу, кем он был в прошлом перевоплощении. Тот отказался - Чупраков прожил несколько жизней: был юным бандитом, пронырливым солдатом, студентом мехмата и нежным другом Гамлета в общежитии, потом работал инженером, стал воинственным рекламным бароном... чего еще-тo!
Гамлет повел Сан Саныча курить на кухню. Там Вита раздумывала: можно-нет, в смысле уполовинить торт, который стоял на табуретке. Не на столе ведь! Хозяин выгнал ее вон.
- У нас еще с собой три бутылки Хванчкары. Настоящая! Мне привезли. Сан Саныч постарался, на дело вечеринки положил большие силы, весь светился от этого, словно в организме, состоящем из фирмы, дачи, счета и пр., не хватало каких-то гомеопатических добавок, которые бодрят его большое тело. Вошла его жена: тоже покурить.
- Когда же я брошу курить!
- Юля, бросишь - все ведь бросили. Все до одного, - серьезным тоном пообещал Гамлет, уходя встречать гостей, звонивших в дверь.
Это пришла подруга дочек, Лида. Ольгуша мимоходом сообщила ей заговорщицки: мол, придет один молодой поэт, может, он тебе понравится!
- Ну кому может понравится поэт! - удивился Гамлет. - Кроме тех, кто изначально готов ради него гибнуть...
- А у меня кольцо из сердолика: как сердолик заиграет, так, значит, он. Встретила свою судьбу! - Лида показала красноватое колечко. Рауф кинулся снимать колечко, и хорошо, что не на кухню, где... но об этом позднее. Тут и Галина Дорофеевна подставила под глаз видеокамеры свой подарок: блюдо с десятью куриными жареными ножками: "Вот такая курица мне попалась - с десятью ногами!"
- Мечта эротомана: у женщины во все стороны красивые ноги торчат. Куда ни глянь - ноги! Длинные притом, - заметил Шишов.
Блюдо с куриными ногами пронесли на стол - медуза запаха проплыла по воздуху. В это время появился поэт Ерофей. "Что было бы, если б у нас не было Пушкина? - обратился он к Штыкову. - Был бы какой-нибудь другой негр".
- Рауф, не снимай! - попросила в шутку Ольгуша. - Сними лучше моих девочек!
- Снимай, снимай - такой разговор у геологов называется "дикая кошка", когда бурят скважины наугад, а лишь потом...
- Штыков, вы меня помните? Я - Вениамин.
У Вени был ошалелый вид, словно он ожидал музыку барокко в роскошном зале, где пол выложен паркетом из редких пород дерева, а встретил его все тот же магнитофон с пением Пермяковой, барда их юности. У него незаправленный ремень фаллически болтался спереди. Это (ремень) Гамлета не поразило, а тронуло. Он вывел друга в коридор:
- Вень, ты только не волнуйся! Ремень у тебя немножко...
Тут же подскочила Любочка:
- Вениамин, а вы женаты во второй раз, да?
- Как вы догадались?
- Я сразу вижу вторые разы...
- А третьи?
- Не вижу, - честно отвечала Любочка.
- У меня не будет третьего брака?
- Я вообще третьи не вижу. Никогда...
Ольгуша удивилась: голос у Вени стал - бас, а был другой.
- Я съездил в Тольятти, и у меня появился бас, - признался Веня.
Штыков тут как тут:
- А вы помните, как я разбил вас при Аустерлице?!
Сразу уж и разбил, думал Гамлет, почему бы мне не вспоминть что-то радостное! И это Штыков еще не выпил, а как выпьет, так начнет то хозяину, то шкафу давать...
Ольгуша поманила Рауфа снять на видео знакомство поэта с Лидой, семь диагнозов.
- Познакомьтесь: Ерофей.
- Лида! - а сама на сердолик смотрит.
- Не путать с Ерофеевыми, - добавил поэт.
Увы, сердолик не заиграл. Отползая, Ольга читала в глазах Лиды оценку Ерофея: толстоват, лысоват, глуповат, странноват. Суффиксы эти Ольгуша сама применяла в юности. Значит, вся тончайшая, ажурная ее матримония рухнула!
Шилозадый Костя принес букет огромных роз - победительный такой! Не знали, куда его поставить.
- Квартирка-то у вас тесна по-прежнему, а друзей все больше! Как мы рассядемся, каторжное дело!
- Юля, не волнуйся! Теснее круг друзей! - Ольгуша пригласила всех к столу.
- А мы нынче новую квартиру купили...
Ну, что ж, пусть Юля хвастается, - думал Гамлет, прижимая локоть жены, чтоб молчала. Богатство - это тоже способ быть значительными.
В это время еще ввалилась толпа гостей: Елизавета с мужем, Витя с растерянной улыбкой и охранник Тимофей с бутылкой "Мартини". "Ко мне пришли. Я существую!" Гамлет оглядел всю компанию, которая образовалась, чтобы помочь друг другу почувствовать, что они есть! И дать другим кусочки сил почувствовать это же самое.
Агрессивно-помогающая Любочка на пол смахнула торт, стоящий на табуретке в кухне, и предложила Тимофею место рядом с собой. "Любить саморастворяюще", - пронеслось в голове Гамлета.
Катя взяла слово для первого тоста, когда она успела так ярко накрасить губы, думал Гамлет, кажется: они сейчас улетят. Это мешало слушать, но пару строк про себя он уловил.
"...и долго будет тем любезен он народу,
что улучшал уральскую природу..."
- Такое вино надо по молекуле цедить, - воскликнул Гамлет. - Жаль, что горло у нас слишком широкое!
Ольгуша поведала гостям: сегодня брала кастрюлю из холодильника оттуда выпало сердечко из картона, на нем надпись: "С серебряной свадьбой!" Доченьки написали.
- Ты нам зубы не заговаривай! - агрессивно погрозила вилкой Любочка. Горько!
"Неужели нам будет горько, - думал Гамлет. - Один глаз у Любонки опять горит лаской, а второй - тоской". Он припал губами к губам жены.
"...раскупоривать дни... с тобой... всегда!" - в голове у Ольгуши писалось то, что не может видеть видеокамера Рауфа.
- Вино такое мягкое, словно изнутри деликатно постучалось и спросило: "Можно ли вступить с вами во взаимодействие?" - тихо сказала Инна.
- Тебе можно только три глоточка, дочка!
- Мама, я знаю... Галина Дорофеевна, салат берите!
Частицы салата, сбежавшиеся в глубокой зеленой посудине, властно намекали шумящим вокруг гостям брать с них пример: показывать из себя самое наспевшее, сокровенное.
Ольгуша призвала выпить за то, что все вместе "мы были лучше, чем по отдельности, как эти овощи в салате!".
- Умом Ольгушу не понять, аршином общим не измерить!..
"Расслабились - пошлость полезла", - читалось на лице поэта Ерофея.
- Товарищ зав. штопором, откройте и эту бутылку!
- Я осязаю бутылку двумя руками уже, когда наливаю, - бормотал Игнат. - Мама, не беспокойся, шутка. Вон грачи прилетели!
Это из коридора маячила Кирюта в новомодной шапочке с бантиком-хвостиком сзади и околышком-клювом спереди. Такие шапочки назывались "Грачи прилетели". Кирюту посадили на тумбочку, убрав телефон.
- Игнат, ты помнишь, как ты шнурки зубами развязал - в детсаду у девочки любимой?
- Кирюта, ты хоть знаешь, сколько таких шнурков ждет его впереди? Гамлет чокнулся с нею. - Пребудем!
- Пребудем с вами!
- Тост! Гамлет, ждем от тебя... настоящий тост где?
- За то, чтоб мы давали людям больше, чем брали!
- Хорошо! А спектакль?
- Спектакль! Спектакль! - зашумели неконтролируемые гости, привыкшие к сценкам, которые сочиняли и разыгрывали три сестры, три дочери Гамлета (не путать с королем Лиром!).
Появилась Лида, семь диагнозов, переодетая в Станиславского.
- Не верю! Не верю, что вы прожили четверть века вместе! Не верю, что вырастили четверых детей! Это не ваши дети - понятно: с улицы их затащили. Плохо они играют ваших детей. Признавайтесь, чьи вы дети!
Один поэт Ерофей не смотрел спектакль, а работал вилкой в стиле русского экскаватора. Хуже Штыкова, думал Гамлет, тот хоть раз в жизни что-то приятное соизволил сказать.
- Не верю, что это ваши дети! Сколько вы заплатили статистам? Не верю, что у Ольгуши нет седых волос!..
- Ой, я вам сейчас жаркое принесу! - всполошилась Ольгуша.
- Назревает страшный конфликт хорошего с лучшим - будет еще жаркое!
- Давайте выпьем за то, чтоб все конфликты были только такие!
Тосты то и дело показывали свои юркие головки, желая оплодотворить застолье. Кто-то неизбежно цитировал Бродского: "Подруга милая, кабак все тот же..." Захмелевшая Ольгуша вдруг громко пообещала:
- Ой, я вам сейчас яйцо Бродского покажу!
- Почему одно, а не два?
- Правое или левое?
- Да с выставки... мне каталог прислала московская кузина! Там все гении в виде яиц: Модильяни, Пикассо... Бродский!
Она рылась в тумбочке, но ничего не находила.
Вдруг поэт Ерофей подошел к Гамлету и, показывая на пейзаж в рамке, сказал:
- Убери тетеньку!
Гамлет не успел это как следует понять, потому что подошел друг Штыков и стал бурить скважину своего разговора. Правый глаз у него - Аверинцев, левый - Гаспаров.
- Ты, Гамлет, помнишь, что с женой Лота было?
- Как сейчас вижу...
Поэт заорал благим матом:
- Всем стоять раз и навсегда! Всем! - внутри лица Ерофеея двигалось и шевелилось еще одно лицо. - Стоять, я сказал!
- Держите меня четверо, как говорят в народе, - расправил плечи охранник Тимофей.
Белая, как стая гусей, Ольгуша хотела увести поэта в другую комнату.
- Стоять! - крикнул он.
- А ты скажи это своему члену, - бормотал Сан Саныч. - У нас тут ни у кого нет такой надобности.
- Молчатъ!
Хамство - это черновики жизни. Берутся первые попавшиеся слова, делаются первые попавшиеся поступки, думал Гамлет (в который раз).
Ерофей достал записную книжку и стал читать свои стихи: "Вагина километровой глубины..."
- Ты парашютом-то запасаешься? - спросил Костя. - Все-таки километр!..
- Каторжное дело, - вздохнула Юля (первый раз к месту).
- Мы вам сладкое несем, сладкое! - восклицали три сестры. - Сейчас у вас начнется сладкая жизнь.
- ...километровой глубины... - повторил поэт, хватая Инну за беременный живот.
Ожесточась, Гамлет заорал в лицо Ерофею: "Что ты делаешь - у нее есть муж!" - "Где? Покажите".
- Какой торт оригинальный - полумесяцем! - восхитилась Елизавета, ангел. - Эта убывающая лужа - годы наши убывающие... Кто придумал?
Вита за полтора часа до этого уполовинила на кухне торт! Хорошо, что видеокамера Рауфа в это время была далеко... Инна срезала следы великолепных собачьих зубов и оформила все в виде полумесяца.
Вита излучала: "Я не на столе взяла, нет".
- Молчать! - закричал Ерофей, сияя глазами и зубами - белокурые его волосы разметались, он был прекрасен и орал: "Идите на..."
В это время зазвонил телефон:
- Это аварийка?
- Нет, вы ошиблись, - Гамлет одной рукой схватил кричащего, a другой хотел положить трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12