Подумать только, два года прошло. Как ты там, что нового в твоей жизни, почему не пишешь? Видно, взял пример с Шуры. Она тоже исчезла и за эти годы не удосужилась дать знать о себе. Вот так. У меня все по-прежнему: семья, сын растет, работаю там же. Ты все-таки черкни, нехорошо забывать старых знакомых. Тамара».
– Но как оно дойдет? – передавая конверт Репрынцеву, спросила она.
– Вы еще не знаете, как хорошо может работать наша почта. Я позабочусь сам. Дойдет.
И Федор Ефимович хитро подмигнул.
Наутро он побывал у Аграновича. Ничего утешительного тот ему не сообщил.
По старым адресам Катышева не появлялась.
Федор Ефимович Репрынцев возвращался в Свердловск.
Свердловский отдел уголовного розыска не скучал без новых сообщений.
Одна из первых телеграмм, которую передали Федору Ефимовичу, пришла из Целиноградской области. В Балакшинскую милицию по плакату обратился только что прибывший из командировки шофер Лукьянов, ездивший получать с авторемонтного завода машину ГАЗ-51. В селе Георгиевка Курдайского района к нему в кабину напросилась женщина. Она была взволнована и говорила, что ей срочно нужно в Алма-Ату, а дальше – в Талды-Курган. Неподалеку от станции Атар машина Лукьянова сломалась. Тогда женщина пересела в нагнавший их рейсовый автобус Фрунзе – Алма-Ата.
Позднее увидел ее фотографию на плакате.
Из Ягодинского райотдела милиции Магаданской области пришло сообщение, в котором Катышева опознавалась работницей областной туберкулезной больницы.
Будучи в командировке: в городе Усть-Нера, эта работница столкнулась с Катышевой в гостинице. Она назвалась тогда Лейлой, эстонкой, хотя говорила без акцента. По собственному рассказу, приехала с материка после развода с мужем, думает устроиться на работу на Крайнем Севере.
Но… о появлении Катышевой сразу сообщали из-под Магадана, из Волынской области, из Уфы, из Курска, из Львова и Ужгорода, из Николаева и Куйбышева, из Иваново и Красноярска.
Все это было не то.
Наконец Федор Ефимович получил письмо от Рогачевой. В конверте лежала записка: «Федор Ефимович, выполняю вашу просьбу. Посылаю письмо Бориса. Судите обо всем сами. Желаю всего лучшего. Овчинникова».
Письмо Бориса было довольно пространным, но главное заключалось в нескольких строчках:
«…Шура, как всегда, оказалась человеком необязательным. Год назад она приезжала ко мне в Барнаул. Жаловалась, что устала мотаться. Хотела бы где-то прочно обосноваться. Просила не забывать о ней. И уехала. Через полгода подала голос из Кемерово. Надумала поселиться в Бийске. Сообщила, что уже ездила туда и купила там дом. Вскоре мне предложили перевод в Бийск. Подумал, что пока сам нигде не зацепился, можно и поездить. Приехав, пытался найти Шуру. Но, увы! Наверное, опять похвасталась. Никаких следов ее в адресном столе не обнаружил…
…А почта-то у нас какова! Получил твое письмо с разными наклеенными справками, похожими на лохмотья. А все-таки дошло, хоть и похоже на бродягу! Спасибо. Пиши. Жму руку. Борис»
И снова Федор Ефимович сорвался в командировку,
В тихом городе Бийске его ждала главная находка: в адресном бюро он обнаружил гражданку Обкатову Светлану Николаевну. Семь месяцев назад она купила в Бийске дом.
Однако новой жительницы города на месте не оказалось. За домом по поручению хозяйки следила пожилая соседка. Федор Ефимович, назвавшись двоюродным братом Обкатовой, сумел расположить старушку к себе, и она показала приобретение его «сестры».
Дом Обкатовой старушка содержала в полном по рядке. Федор Ефимович не обнаружил там и пылинки. Белоснежный тюль спадал по окнам, матово отсвечивала полированная мебель, которой было обставлено жилье, поражала белизной кухня.
– Где же сестренка-то? – сокрушался Федор Ефимович.
– Обещалась приехать через два месяца, а, почитай, больше полгода нету! – вторила ему заботливая опекунша.
– Ждать некогда, – жалел Репрынцев.
– Приедет, куда деваться, – успокаивала его та в свою очередь. – От такого добра насовсем не уезжают… А я сразу передам, что вы навещались.
– Спасибо, – искренне благодарил Федор Ефимович.
…На этот раз, возвращаясь в Свердловск, Федор Ефимович спал в вагоне спокойно. Бийскую милицию он оставил в неусыпном ожидании Обкатовой.

7

Катышева улетела в Ленинград на второй день после кражи.
Чувствовала себя в полной безопасности.
За десять дней обзавелась обновами: купила шубу за пятьсот рублей, потом еще одну – двести восемьдесят, костюм джерси, массивное кольцо.
В Ленинграде была впервые.
Город показался чужим, и оставаться в нем надолго не хотелось.
Тогда дала телеграмму любовнику в Новокузнецк, чтобы встречал. Жила у него почти безвыходно, так как чувствовала, что будут искать.
За эти дни много думала.
К новой жизни своей Александра Катышева готовилась обстоятельно.
Она никогда не была расточительна. За годы, проведенные вместе с Аграновичем, сумела подкопить приличную сумму денег. В Караганде, обзаведясь знакомствами, доставала дефицитные вещи, и это давало немалые доходы. Но едва не попала в беду: взяли с поличным, и, если бы не амнистия, могли рухнуть все надежды.
Когда Агранович уехал в Алма-Ату, решила с ним порвать: надоело ездить из города в город, надоели ночевки на квартирах его друзей, а сам Агранович – больше всего.
Зная, что никогда уж с ним не встретится, решилась взять деньги у Мешконцева. Шестьсот рублей – не лишние. Взяла без всяких угрызений совести, потому что суровый лысеющий чин не преминул завладеть ею, как только начальник и друг его отбыл в родные палестины.
Все чаще вспоминался Борис Муканов – прямой, бескорыстный, как-то по-особому преданный.
Навестила Бориса в Барнауле. Потом заехала в Бийск. Городок ей понравился своей уютностью. Решила, что жить здесь будет хорошо. И сразу купила дом. Обставила его, принарядила. Но и денег убавилось.
Тогда задумала пополнить свои накопления: только раз, но по-крупному.
Все продумала, И все сошло удачно.
Беспокойство пришло потом, когда в Новокузнецке увидела себя на плакате. Сразу будто опалило огнем. Невольно спрятала лицо в цветы, которыми только что встретил ее на вокзале ничего не подозревавший кавалер.
Теперь нужно было думать, как незаметно вернуться в Бийск.
Размышляя над плакатом, поняла, что ищут ее по настоящей фамилии, и похвалила себя в душе за предусмотрительность при покупке дома: оформила на имя Обкатовой. Благо, паспорт в порядке. Настоящая Обкатова, решила про себя, уже обнаружена и искать ее никому не нужно. А потом поиструтся, примелькаются плакаты, и все забудется. Но надо было как-то известить Бориса. Пришлось ехать в Барнаул. Узнала, что Борис перевелся в Бийск, и стало приятно, что сделал он это для нее: не зря писала ему. Осторожно нашла сослуживцев, сумела получить его адрес.
Задержалась в Новосибирске. К родным ехать не решилась: была уверена, что там ее ждет опасность.
Особенно тщательно готовилась к встрече. Перекрасила волосы. Из соломенных они превратились в каштановые. Позаботилась, чтобы тон был мягким, неброским. Несколько раз меняла прически, пока не нашлась – открывшая шею и достаточно высокая, чтобы овал лица изменился…
Отказалась от яркой одежды, которую всегда любила. Костюм, купленный в Ленинграде, выглядел буднично, хотя и обошелся дорого.
Наступил и тот день, когда взяла билет. С волнением отправила телеграмму. Знала, что удивит и обрадует.
Борис встречал ее. Заметила его еще из окна вагона по огромному букету цветов. Помахала приветливо. Видела, как он спешит за вагоном. И вдруг сама заторопилась навстречу.
Он помог ей сойти со ступенек вагона, подхватил чемодан, вручил цветы и сказал:
– Вот и хорошо. Лучше поздно, чем никогда. – Улыбнулся. – Давно жду.
– И мы – тоже…
Эти слова сказал один из молодых людей, которые стояли на платформе рядом с Борисом. Цветов у них не было.

– Мы из уголовного розыска Бийска. Встречаем по поручению Свердловска. Здравствуйте, Александра Никитична. – И обратился к Борису: – Извиняемся, молодой человек, но встречу придется перенести в другое место. А вас, Александра Никитична, просим, машина подана…
Он видел, как она встрепенулась и нервно заискала место для сумки. И тогда сотрудник предупредительно обратился:
– А сумку позвольте мне.
Она послушно выполнила его просьбу.
– Шура! – растерянно проговорил Борис.
– Все, Боря, – тихо сказала она. – Не надо. Ничего не надо…
В сумке Катышевой лежали три паспорта с известными уже нам фамилиями, восемь чистых трудовых книжек, круглая печать для заверки записей в них и около восьми тысяч рублей.
Александра Никитична Катышева не запиралась. Показания давала спокойно, подробно и поразительно откровенно.
Наверное, от жизни, которой она жила все это время, тоже устают.

– Ну, так как насчет почвы для преступлений, Герман Михайлович? – спрашивал через несколько дней Олег Владимирович Чернов.
– Как видишь. Пытаемся, искореняем, – ответил тот весело…
– Ага. Аграновичу выговор по партийной линии; директора торгово-кулинарного училища по шапке. Катышевой – десять лет. Нашим ребятам, разумеется, премии за оперативное мастерство. А все-таки как с почвой-то? Не осталось ли где-нибудь еще?..
– Поживем – увидим, – вздохнул Герман Михайлович.
– Увидим, увидим, – согласился Чернов с таким же вздохом.
…Кстати, здоровый скептицизм – это тоже профессиональная черта работников уголовного розыска.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12