Дикость.– Тайная и незаконная связь, – спокойно продолжала она, – от которой проблем становится больше, чем удовольствий.– Какие еще проблемы? – механически огрызнулся он.– Разные, – все больше злясь от его, как ей казалось, непонимания и невнимания, ответила Оксана. – Незаконнорожденные дети, например. Внебрачные то есть. Слышал о таких проблемах? Или для тебя это не проблема?Ларин метнул быстрый и беспокойный вопросительный взгляд на Оксану. Она сполна насладилась его внезапным испугом, выдержав огромную паузу.– Не бойся, – наконец смилостивилась девушка. – Нас это пока обошло стороной.– Оксана, перестань, пожалуйста, – с облегчением, не укрывшимся от глаз девушки, заговорил Ларин. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Я уже и не помню, когда и к какой женщине так относился, как к тебе.Он сказал последнюю фразу совершенно искренне. А Оксана вспомнила, что Ларин сам рассказывал ей, что этой коронной фразой сводил с ума женщин. Стало еще обиднее.– Я больше не могу делить тебя с семьей, – наконец решилась сказать она то, что мучило ее в последнее время. – Мне, в конце концов, противно.– Но раньше ведь могла? – тоже не сразу, тихо и беспомощно произнес он.– Может быть, не знала, как это тяжело. Хотя нет, не потому. Просто не думала, не ожидала, кем ты со временем станешь для меня…– Оксана… тяжело выдохнул Ларин.Они вплотную подошли к той теме, которой никогда не касались. К его семье.Ларин всегда достаточно четко разделял свою жизнь на то, что касалось его жены и других женщин, которые время от времени появлялись у него. И как правило, эти две стороны жизни не пересекались и почти никогда не оказывали ощутимого влияния друг на друга. Но обходить разговоры на эту тему со своими любовницами ему и раньше не удавалось. Каждая его женщина в определенный период их отношений – обычно всегда неожиданно – вдруг поднимала эту тему, желая знать, какое место занимает в его жизни она, а какое – его семья. И от того, как Ларин мог выстроить в каждом конкретном случае это соотношение (естественно, в пользу любовницы), во многом зависели их дальнейшие отношения. Здесь главное нужно было для себя решить, каких отношений он дальше хотел. Иногда ему нужен был разрыв (а Ларин не любил первым рвать с женщинами, была какая-то тягостная инерция), и тогда он доводил любовницу до такого состояния, когда она ставила ему ультиматум: или она, или жена. При этом любовница была уверена в своей победе – так виртуозно перед этим подготавливал ее Ларин. И здесь он, играя великую борьбу чувства и долга, выбирал семью. И всегда после этого любовница приходила в себя только тогда, когда уже ничего изменить было нельзя. Разрыв был утвержден, отлит в бронзе, высечен из мрамора.Вот и с Оксаной нужно было сейчас все верно рассчитать. А главное решить – каких отношений дальше он хотел с этой девочкой.– Пожалуйста, пойми меня, – уткнулась Оксана в плечо Ларина. – Я не хочу ничего разрушать в твоей жизни. Но и свою не могу превращать в постоянное ожидание каких-то обрывочных встреч, все в страхе, что кто-то увидит, узнает…– Перестань, моя девочка, – гладил ее по голове Ларин. – Все наладится.– Нет, ничего уже не наладится. Ты женат, у тебя дочь…– Что ж тут поделаешь? Просто я не мог встретить тебя раньше. Ты ведь не так давно родилась, – попытался перевести он в шутку.– Вечный вопрос, – не слушала Ларина Оксана. – Несчастный Хоменко любит меня. А мне нечем ему ответить. Почему хочешь быть с тем, кому ты не нужен?Ларин ревновал Оксану к Роману как к более молодому самцу, но не более. Он знал, что, кроме своего молодого возраста, этот простоватый парень ему больше ни в чем не соперник. Да, нужно будет как-нибудь вернуться к этому Хоменко. Но не теперь. Главное сейчас – увести Оксану от столь опасной для них темы.– Ты пойми, нас с женой уже давно ничего не связывает. Ничего, кроме многолетней привычки, – повторял он банальности и сам же понимал это. Но других слов не было почему-то.– Так ты живешь с привычкой?– Ну не все так просто. У нас же есть дочь. Она еще ребенок. О ее чувствах тоже надо подумать…– Ничего себе ребенок! Ей столько же лет, сколько и мне.– И ты еще ребенок. А потому и не знаешь, что все у нас с тобой будет хорошо. – Ларин улыбнулся и поцеловал девушку в лоб.– Нет, не будет, – глядя в одну точку прямо перед собой, покачала головой Оксана. – Ни хорошо, ни плохо. Никак не будет. Все.Ларин снова закурил.– Ну хорошо. Я не хотел говорить тебе этого раньше времени…Он выдержал длинную паузу.– Дело в том, что у нас был разговор с женой о разводе. И этот вопрос практически уже решен, – Виктор Андреевич сказал это решительно и серьезно. Как говорят правду.И теперь наблюдал за тем, как задрожали ресницы у Оксаны и лицо сразу смягчилось. Как она нравилась ему в эти минуты растерянности и слабости.– Ну иди сюда! Иди, – тихо и осторожно позвал он ее.Она сделала несколько нерешительных шагов к нему. Он притянул ее к себе, усадил на колени. И почти сразу почувствовал, как впервые за этот час ее руки обвили его шею. Он боялся спугнуть ее. Но говорить все равно было нужно.– Но мы решили с женой, – осторожно продолжал он, – еще некоторое время сохранять видимость семейных отношений. До тех пор, пока дочка не выйдет замуж.У них действительно был с женой один раз такой разговор – года три назад.После бурной ссоры. Но они уже на следующий день помирились и обо всем забыли.Оксана слегка напряглась.– А замуж дочь выйдет уже скоро. – поспешил продолжить Ларин. – По крайней мере, все к этому идет. И мы сразу с женой разведемся. Все у нас с тобой, моя девочка, будет хорошо. Нужно только немножко подождать.Оксана не сразу, но оттаяла.– Ладно, – взъерошила она его волосы. – Я подожду.Он внимательно посмотрел ей в глаза. Неужели буря так быстро улеглась?Оксана улыбалась ему легко и умиротворенно.«Как же быстро женщины могут нырять из одного состояния в другое!» – с облегчением подумал Ларин.Не успел Виктор Андреевич еще до конца расслабиться, как услышал легкий Оксанин голос:– Я, конечно, подожду тебя. Но только подожду замужем за Хоменко.– Ну что за дурацкие шутки?– Какие шутки? Хоменко хоть как-то заменит мне тебя на то время, пока ты не оставишь свою многолетнюю привычку.– Оксана, перестань меня дергать! – Виктор Андреевич устало посмотрел на нее.– Хорошо. Я сама уже от всего устала. Оставим этот разговор на другое время…– Да, умница моя, оставим.Ее поцелуй был мягкий и легкий. Губы лишь слегка касались его губ и чуть щекотали. И раздавшийся звонок по селектору долго не мог оторвать их друг от друга.– Да, – наконец раздраженно отозвался Ларин.– Виктор Андреевич, вам звонят… – доложила по селектору секретарша.– Попросите перезвонить через десять минут, – перебил он секретаршу.– Это ваша жена. Она сказала, что срочно.– Хорошо. Соедините. – Ларин взглянул на Оксану и тут же пожалел о том, что решил переговорить с женой в ее присутствии.– Виктор, я заказала кафе – на двести мест. Нормально?– Спасибо.– Я тебя ведь не отвлекаю? Ольга сказала, что ты сейчас свободен.– Я на работе, – поморщился Ларин.– Я знаю, тебе сейчас очень тяжело. Знаешь, Витя, это так важно, чтобы в тяжелые минуты… В общем, мы уже очень давно знаем друг друга, притерлись… – Людмила Анатольевна замолчала. – Нет, не то говорю…– Послушай, может быть, мы поговорим дома? – заерзал в кресле Ларин.Оксана все так же сидела у него на коленях, напряженно прислушиваясь к разговору.– Просто я хотела сказать тебе, что люблю тебя, – сказала жена.Ларин растерянно молчал. Он слышал эти слова от Людмилы всего два раза в жизни – в первый год после свадьбы, когда сказал ей, что хочет от нее ребенка, и вот сейчас – во второй раз…– Ты слышишь?– Да, – тихо сказал он и с усилием прибавил:– Я тоже!– Что ты «тоже»?У Ларина круги пошли перед глазами, и он, собравшись с духом, тихо сказал в трубку:– Я тоже люблю тебя.Ему показалось, что это сказал не он.Когда Виктор Андреевич повесил трубку, он сразу почувствовал, что в отношениях с Оксаной подписал себе смертный приговор.Оксана встала и, поправив юбку, быстро пошла к двери.Ларин понял, что дальше уговаривать и обещать бесполезно. Пришло время принимать решение. Или – или… Да что он в конце концов теряет, мелькнула шальная мысль. И вообще он сегодня уже жутко устал, несмотря на то что день только начинался. Что ему эта девчонка?! У него умерла мать, а какие еще решения и проблемы рядом с этим имеют смысл?Он поднял трубку телефона и набрал номер жены.– Люда! Я звоню сказать, что развожусь с тобой. У меня есть другая женщина. И я люблю ее.Как в полусне отчеканив эти слова, он повесил трубку, потом по селектору вызвал секретаршу.– С женой меня не соединять, – отдал он распоряжение Ольге.Он не дал Оксане опомниться, а повел ее за собой – в маленькую комнату отдыха, смежную с кабинетом.Он не интересовался теперь, хочет Оксана этого или нет, а просто сдирал с нее одежду. Он имел теперь на это полное право. Он сделал то, чего она от него хотела. Он принял такое сложное для него решение. И теперь эта девочка должна полностью принадлежать ему – всегда, когда он этого захочет…По селектору настойчиво звонила секретарша. Ларин не сразу, злясь на нее, оторвался от Оксаны.– Ну что там еще?! – нажал он селекторную кнопку.– Виктор Андреевич, тут к вам пришли, – услышал он растерянный голос Ольги.Она не назвала, кто пришел, но Ларин почему-то сразу понял, что это фээсбэшники. Все-таки он их все время ждал.Он только успел поправить одежду, и в следующую секунду без стука в его кабинет вошли трое. Ларин с облегчением заметил, что Оксана прикрыла дверь в комнату отдыха.– Виктор Андреевич? Очень приятно, Чернов. ФСБ. А это мои помощники."Дежурный по вокзалу, срочно зайдите в администрацию. Закрепленных носильщиков просят прийти к медицинскому пункту. Уборщикам явиться на закрепленные участки. Дежурного электрика просят пройти в воинский зал.Дежурного санитарного врача просят зайти в женский. туалет на втором этаже.Начальника информационного отдела прошу срочно идти…"Чернов прислушался к столь странному объявлению, но сейчас ему было некогда удивляться. Сейчас надо было делать дело. А оно касалось жизни и смерти. Глава 25ФАЛОМЕЕВ Между тем время приближалось к двенадцати, и зал постепенно заполнялся.Алика со злостью кинула полотенце на рабочий столик и плюхнулась в кресло.Напротив, дожевывая кремовое пирожное, располагалась толстуха.– Все. Хватит жрать. Мне надоело сбивать каблуки на твоей территории, – нервно заявила Алика.– Да ладно тебе, подруга. У меня обед. Закончу и отработаю. Отдохнешь. Ты на сколько меня моложе? То-то.– У тебя обед двадцать четыре часа в сутки. И во сне жуешь, наверное.Проверься на яйцеглист. Может, у тебя свиной цепень, метров пятнадцать, сидит.– Это у тебя свиной сидит. Тоща, как спичка.Поговорили, называется.Помолчали.– Плюнь ты на него, – сказала толстуха. – Смотри, как водку жрет. Зачем тебе такой мужик? Я сначала сама запала. Сибиряк. Надежный. Да ну его к черту.Завезет куда-нибудь на БАМ, и будешь в балке куковать.– А я б и в балок поехала. Здесь десять лет по общагам не слаще.– Ладно. Пошла. К твоему-то подходить?Алика вскинула на нее удивленные глаза. Подруга уже как бы официально признала за ней права на клиента. Она шла отрабатывать свой часовой обед, когда татарка обслуживала две территории – ее и свою. Алика отмахнулась. Господи, ну до чего же несправедливо устроен мир. Понравится мужик – обязательно или подлец, или дурак, или пьет. А может, и справедливо. Она вспомнила, как уезжала из дома. Долго копилось в ней это желание. Жизнь стала казаться пресной и никчемной не сразу. Было детство, когда она со своими сверстниками, не задумываясь о будущем, носилась, голоногая, по росистой траве, гоняла жеребят.Ей, как мальчишке, отец подарил одного. Рос жеребенок, росла и она. Но жеребенок рос быстрее, и, когда ей исполнилось двенадцать, он уже превратился в прекрасного жеребца. Они дружили. А потом пьяный брат на спор с дружками оседлал его и погнал в соседний поселок за водкой, да погнал не по дороге, а напрямки. Ночью. И жеребец сломал обе передние, а брату ничего, синяки да шишки.– Лучше бы ты себе шею сломал… Лучше бы вообще сдох, – сказала она брату при всех, и это было непозволительно.Татары любят лошадей, но не до такой степени, чтобы желать ближнему родственнику смерти. С того дня Алика замкнулась и в собственной большой семья стала чем-то вроде отмеченной. Тем более что через месяц брат перевернулся на тракторе и действительно сломал шею. Ее стали сторониться. Она замкнулась еще больше. Как-то, через несколько лет, в соседний поселок приехал народный ансамбль из Казани. Она пошла в клуб. Сидела отдельно. Но когда увидела артистов и их выступление, когда увидела, как запросто они общаются между собой, как веселы и беспечны, сразу вспомнилось детство. Думала недолго.Однажды утром, когда за детьми пришел школьный автобус, она молча собрала старенький чемодан брата, с которым тот вернулся из армии, и, не оглядываясь на младших сестер и братьев, села в него. Никто не сказал ей ни слова. Так она очутилась в Казани. Нашла филармонию. Спросила про ансамбль. Он оказался на гастролях в Москве. Дни культуры Татарской АССР. Ни у кого больше ничего не спрашивая, двинулась на вокзал.И вот Москва… Теперь официантка с десятилетним стажем.Алика выглянула в зал. Не для того, чтобы проверить толстуху.Сибиряк уже отошел от похмелья. Ромео с возлюбленной давно исчезли. Их место занял какой-то командированный с портфелем.Фаломеев не умел и не любил пить один. Он и теперь почти силком усадил за свой столик первого же понравившегося ему человека. Тот отказывался, пытался заказывать сам, но Алексей настоял на своем и потребовал шампанского. У командированного оказался свой коньяк. Тогда Фаломеев заказал еще и коньяку.Говорил в основном Фаломеев. Он расписывал визави, как здорово жить у них в Нягани. Какое там лето, какая зима, охота и рыбалка, а в магазине все есть, и зарплату стали платить регулярно.Командированный молчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41