Еще две фигуры возникли из окружающего полумрака. Айрис смотрела на них с высоты седла, но вез равно эти мужчины казались ей немыслимо-огромными. У одного из них была в руках причудливой формы гитара, и он наигрывал на ней что-то монотонно-печальное.
– Это мои братья, – сказал Джерард. – Князь Элберт Эрл. Князь Эдвард Эрл. Князь Монмут Эрл.
Одинаковые фигуры, похожие имена, почти одинаковые лица… Только черты Элберта чуть более тонкие и скрытные, чем у Джерарда, в лице Монмута есть что-то тяжелое, не то медвежье, не то бычье, а Эдвард прячет за бородой совсем мальчишескую юность. «Братья Эрлы, которые ведут войну…»
– Это Айрис, – просто сказал Джерард, и она увидела, что они поняли. Им не нужно было никаких объяснений, они принимали как должное, что на закованном в броню коне сидит девушка с огненными волосами, и шелковые складки цвета их рода свешиваются с седла.
– Она похожа на Ириду, – медленно сказал Монмут, самый старший.
– Да, – кивнул Джерард, – я заметил… Ирида – это наша сестра, – сказал он, обращаясь к Айрис. – Ее убили неверные четыре года назад.
Это о ней: «дева о волосами цвета пламени», – поняла Айрис.
Четыре года назад… Все они живут не больше часа.
Джерард снял шлем – у него были густые светло-рыжие волосы, прямыми прядями спадающие на шею, но не достигающие плеч. Низкорослый слуга принял шлем из его рук и взял под уздцы коня, с которого Айрис спрыгнула, положив ладони на широкие плечи Джерарда. Опираясь на его руку, она прошла в длинный зал с витражами в стрельчатых окнах, и трое братьев тяжелой поступью последовали за ними. Здесь был накрыт узкий дубовый стол, и в воздухе стоял щекочущий аромат жареного мяса и пряностей.
– Приглашаем вас разделить с нами утреннюю трапезу, – сказал Элберт. Это прозвучало несколько натянуто, но Джерард чуть смущенно улыбнулся Айрис, и она согласно улыбнулась в ответ. А за столом натянутость исчезла, братья Эрлы весело разговорились, заразительно-звонко смеялся Эдвард, Элберт наигрывал что-то бравурное на гитаре, а Монмут сосредоточенно опрокидывал один за другим огромные бронзовые кубки. Но «они не люди…» Время, уходит время!..
– Когда вы выступаете в поход против неверных? – громко спросила Айрис, и ее звонкий голос на мгновение породил совершенную, гулкую тишину.
– Не знаю, – мальчишески-беспечно отозвался Эдвард. – Потом, после… когда-нибудь…
– Над такими вещами не смеются, – одернул его помрачневший Монмут. И тишина словно накрыла их невидимой завесой, гнетуще-тревожная и всепоглощающая.
– Мы собираем отряды по всем провинциям, – наконец подал голос Элберт, – и когда наши силы будут достаточными, мы выступим.
Вы выступите сегодня, сейчас – мне так нужно, вы выступите с недостаточными силами – мне нужно, чтобы вы потерпели поражение. Я сдаю экзамен. «Они наивны и доверчивы…»
Айрис встала. Ее черные глаза сверкали – такие черные, что даже не видно зрачков, один только огненно-страстный блеск. Распущенные волосы языками пламени рассыпались по плечам. Такую – красивую, сильную, натянутую, как струна – они послушают.
– Вы считаете, что ваши силы недостаточны – вы, братья Эрлы? Вы отступаете перед неверными – хотя один князь Эрл стоит тысячи их! Но вы давно расстались с мужеством, и вы готовы простить им все. Все, даже смерть вашей сестры! – Айрис чуть было не осеклась, увидев, как потемнели их лица. Лицо Джерарда… Нет, она не будет смотреть на лицо Джерарда! – Князь Элберт говорит, что вы собираете отряды, зачем? Наемные войска могут предать. Вы, князья Эрлы, можете выступить против неверных во главе одного-единственного отряда – отряда надежных, проверенных воинов. И вы победите: если один из вас падет – другой встанет на его место, и неверные дрогнут, решив, что вы бессмертны. Вы победите!
Где она слышала – или читала – что главное качество режиссера – умение убедительно говорить? Она владеет этим умением. Слишком хорошо владеет…
– Мы выступает немедленно, – сказал Монмут Эрл, и с гулким стуком обрушил на стол тяжелый кубок, словно ставя непререкаемую точку под этим решением. Шумно задвигались дубовые скамьи, огромные братья вставали из-за стола, и их похожие лица стали неразличимы в объединившей их фатальной решимости. Коротким стоном оборвалась струна гитары, отброшенной Элбертом. «Они наивны и доверчивы»… Что же я делаю, вдруг осознала Айрис. Неужели это она, рыженькая девушка в красной юбке, девятнадцати лет, дерзко мечтающая стать режиссером, нет, невозможно по-настоящему поверить, что именно она, именно в эту минуту – посылает на верную смерть четырех человек. И еще кто знает скольких, которым придется погибнуть в этом сражении…
Всем им все равно осталось жить несколько часов, потом они исчезнут – чтобы вновь возникнуть в следующей Вариации. А она – у нее впереди целая жизнь. Пустая, нелепая жизнь, озаренная одной-единственной мечтой. И если мечта не сумеет сбыться – что ей делать с этой немыслимо-длинной жизнью?
– Сегодня странный день, – вдруг сказал Джерард. – Я не хотел бы погибнуть именно сегодня. Элберт чуть презрительно скосил узкие голубые глаза.
– Боишься, князь Джерард Эрл?
Джерард чуть недоуменно взглянул на него – и расхохотался, широко, раскатисто, в этом хохоте почти невозможно было уловить нотку грусти.
– Я в доспехах, – сказал он, смеясь, – и пока ты будешь натягивать свои латы, я перейду за второй изгиб Эрелинелле!
– Нет уж, подожди нас, – запротестовал юный Эдвард, и трое братьев исчезли в дверном проеме.
И они остались вдвоем – в неверном тревожном свете разноцветных бликов, отбрасываемых витражами. Вдвоем…
«Я князь Джерард Эрл.» Сгрогий силуэт сверкающего рыцаря на огненно-розовом фоне рассвета. Открытые светлые глаза, которые без тени враждебности и недоверия отражают неизвестно откуда появившуюся девушку в странной одежде. Гаснущий отзвук негромкого голоса: «дева с волосами цвета…» Все это было два часа назад, этот человек совсем чужой ей.
– Сюжет для баллады, – вдруг заговорил Джерард. – Надо рассказать Элберту. Это была бы красивая баллада… Человек встречает девушку… удивительную девушку, какой не мог представить себе даже во сне. И в тот же самый день, на том же самом месте он встречает и свою смерть, – он помолчал. – В один день… Я никогда не думал, что такое может произойти в жизни. Сегодня странный день.
– Ты не встретишь сегодня свою омерть, Джерард, – неуверенно произнесла Айрис. Не то…
Странный день… Странный – потому что это единственный день его жизни. Его завтра не существует, его вчера – неизвестно кем придуманный обман. Вся жизнь – один день… и она хочет лишить, она лишает его даже этого…
Почему она не может оторвать глаз от его лица? Почему оно такое печальное, обреченное и близкое, его лицо? «Они не люди, не люди, не люди…» Джерард!
– Джерард, – глухо выкрикнула она, и он вздрогнул и шагнул к ней. – Ты не должен, не должен… ты не пойдешь туда, Джерард!
Не хватало дыхания, и слова сбились в один огромный запутанный клубок. Как объяснить… как объяснить ему, что его жизнь слишком коротка, и поэтому люди того, большого, настоящего мира готовы без зазрения совести отнять ее? Что он не человек, а только вариация Джерарда Эрла?
Нет, это все неважно, как объяснить ему, как заставить его поверить в то, что ему нельзя, нельзя идти на эту страшную неравную битву?
– Джерард, – еле слышно сказала она, – ты можешь меня убить. Я послана Царем неверных, чтобы убедить вас выступить против них со слабыми силами. Он хочет, уничтожить вас, Эрлов, а я…
Он пересек длинный зал большими шагами и остановился – совсем, совсем близко к ней.
– Айрис, – его мягкий голос звучал надежно и уверенно, как всегда, – зачем ты говоришь это? Мы приняли решение выступить сегодня два дня назад, на военном совете – тогда тебя еще не было с нами. Я… я постараюсь вернуться, Айрис.
За дверью загрохотали железом приближающиеся шаги братьев. Джерард шагнул было им навстречу, но вдруг обернулся и порывисто, страстно прижал ее к себе – на одно мгновение – и Айрис на миг ощутила его горячее дыхание и тепло тела за холодным непробиваемым металлом…
…Четыре одинаковые фигуры неумолимо удалялись к горизонту, и четыре остроконечных шпиля на шлемах непереносимо сверкали в лучах яркого солнца. Айрис отошла от узкого стрельчатого окна. Вот и все. Она уже ничего не сможет сделать.
То, что Джерард сказал о военном совете – вымысел, предназначенный снять ответственность с ее хрупких плеч? Или это событие уже неуловимо вошло в его память жителя Вариации – Вариации, в которой все должно происходить органично, без вмешательства чужих? Она – чужая здесь.
Надо возвращаться, надо теперь же, не медля ни мгновения, возвращаться в свой мир, и пусть Кармелли и другие решают, справилась ли она с заданием. «Мы все прошли через это…» Вот почему в ваших фильмах так мало жизни и так много жестокости и цинизма – потому что вы с честью прошли через это! Они знали, на что она идет – и провожали ее хохотом. Целый мир, насмешливо хохочущий над нелепым мечтами рыженькой девчонки изменить его…
Вернуться просто. Аппаратура в студии настроена, и ей нужно только положить правую руку на запястье левой, а взглядом следить за циферблатом часов, и когда удар пульса совпадет о движением секундной стрелки, задержать дыхание и закрыть глаза…
Она бесследно исчезнет из этой Вариации, и князь Джерард Эрл, возвратившись в замок, не найдет там деву с волосами цвета пламени… Ведь он вернется, он непременно вернется, не может быть, чтобы у него не было ни одного шанса, он обещал постараться вернуться и он вернется – и нельзя, чтобы его никто не ждал.
Айрис осталась ждать – и время остановилось. Ничего нет длиннее ожидания. Она не думала ни о Джерарде, ни о его братьях, ни о битве, неясный гул которой долетал до замка – она просто ждала, отмеривая бесконечные шаги из конца в конец огромного зала, а сверкающее солнце неподвижно стояло в бледно-зеленоватом перекаленном небе.
…Скрип подъемного моста прошел мимо ее сознания, как что-то далекое и постороннее, и тслько когда в лязге решетки возникли неровные громоздкие шаги, нервное напряжение многих часов взорвалось в Айрис, и она стремительно метнулась к выходу, и собственное тело не слушалось ее, было неловким и тяжелым…
Только один человек. Огромная фигура в потускневших доспехах и причудливом шлеме со шпилем на верхушке, налитые кровью глаза по-бычьи исподлобья смотрели в прорези забрала, и Айрис поняла: Монмут. Он стоял неподвижно, и его руки сжимали обнаженный меч, громадный меч, наполовину покрытый бурой ржавчиной крови.
Айрис заговорила, и ее голос показался особенно тонким и слабым рядом с его колоссальной фигурой.
– Князь Монмут Эрл… битва… кончилась?
– Битва продолжается… – глухо сказал он, и в хриплом голосе отчетливо прозвучала угроза. – Она продолжается… Джерард и Эдвард убиты. Элберт ранен в правую руку, он не продержится долго. Я тоже погибну… но сначала я убью тебя!
Айрис услышала только последние слова, и сверкающая половина поверхности меча резанула ей глаза. Меч поднимался – медленно, медленно, Монмут Эрл все делал медленно, с медвежьей тяжестью… Остановить его!
– Но… почему, Монмут?
Она просто забыла другие слова. Она хорошо знала, что эти – бессмысленны…
– Почему?! – его голос, искаженный забралом, грохотал. – Ты знаешь! Ты и тогда все знала! Мы пошли за твоими словами, и только потому, что Ирида… Но ты непохожа на нее! У нее были светлые глаза. Нет, ты непохожа, непохожа на нее!..
Он снова поднимается, этот огромный меч. Сколько людей оставили на нем сегодня отпечаток своей крови? Людей Вариации… нет, просто людей! Если бы только не было так непереносимо-страшно…
– Убей меня, Монмут Эрл, – спокойно и ровно сказала Айрис. – Убей меня, и только потом с легким сердцем отправляйся на битву… если у тебя хватит мужества вернуться туда, – в его глазах звериная ярость, но руки – руки замерли на полдороге, и, может быть… – Если бы оно у тебя было, ты бы не пришел сюда, Монмут. Ты бы сейчас воевал с сильными мужчинами, а не…
Что-то невообразимо-тяжелое просвистело у самого ее виска – но не меч, меч остался в руках Монмута, от отчаянного бега которого сотрясался пол замка. Айрис прислонилась к каменной стене, и ее сил хватило только на то, чтобы не сползти вниз…
Неизвестно, сколько времени она простояла так, без чувств, без мыслей, без ничего, кроме пустоты… Надо забыть что-то невозможное,. ужасное, что-то, что было в словах Монмута, которые она отказалась понять, отказалась услышать… Джерард!!!
…В узких окнах алым пламенем горел закат. Вот и пришел конец всему этому…
Когда-то давно, полжизни назад, был человек, которого звали Джерард Эрл. Он был высок и широк в плечах, он носил тяжелые сверкающие доспехи. Он не был красив, но у него были открытые голубые глаза, не знавшие неискренности. Он всю жизнь… да, всю жизнь воевал с неверными и не слагал баллад. И он всего только один раз обнял девушку по имени Айрис – и она уже больше никогда не сможет по-настоящему жить.
Огромный диск ало-малинового солнца навис над остроконечными скалами. Его лучи кроваво-сверкающими отблесками отражаются в стремительных водах реки, певучее название которой она забыла и уже никогда не вспомнит.
Негнущиеся, чужие пальцы правой руки почему-то никак не могут нащупать ниточку пульса…
– Айрис!!!
Она вздрогнула, порывисто обернулась, вскинула глаза – и замерла. Ни броситься к нему, ни даже разомкнуть губ, чтобы прошептать его имя, – ничего она не смогла, пригвожденная к месту этим огромным, невозможным, немыслимым…
Он стоял в алом дверном проеме, прислонившись к косяку, в измятых, залепленных землей доспехах, без шлема. Смертельно-белое лицо, потемневшие волооы спутались и запеклись кровью на виске. А в глазах отражается багровый закат, но они все равно открытые, чистые и светлые…
– Я отбросил их за третий изгиб Эрелинелле, – наконец выговорил он, тяжело переводя дыхание.
1 2 3