а тем временем каноник (коего имя было Шиднишмидт) принялся строить у брачующихся за спиной препотешные рожи. Бракосочетание началось, и...
Лишь только часы пробили полночь, юный Отто встрепенулся и заметил, что приятель его Вольфганг исчез. Мысль, что друг его скрылся вместе с особой женского пола, облаченной в белые одежды, все более и более тревожила его.
- Пойду-ка я за ними, - сказал он; и, растолкав старого Снозо, чья очередь была ходить дозором (как ни стремился тот подоле не покидать теплое ложе), он бросился в дверь, за которою скрылся Вольфганг со своею искусительницей.
И его ли в том вина, коль он не нашел их? Обширен был замок и темны покои. Тут были тысячи дверей, и диво ли, что потеряв друга из виду, неустрашимый отрок долго не мог набрести на его след? Как и должно было ожидать, он вошел не в ту дверь и три часа плутал по огромному, пустынному замку, клича Вольфганга на потеху равнодушному, холодному эхо, разбивая в темноте юные коленки о мрачные развалины; однако же не сломился его гордый дух и не ослабло твердое решение прийти другу на выручку. Славный Отто! Твои усилия все же были вознаграждены!
Ибо он наконец очутился в том самом помещении, где ужинал Вольфганг и где престарелая парочка, сошедшая со стены и оказавшаяся отцом и матерью невесты, теперь сидела за столом.
- Ну, наконец-то у Берты есть муж, - сказала дама.
- Да, просидела в девках сто пятьдесят три года, так что пора уж, сказал господин (он был в пудренном парике с косичкой, как и подобало по старинной моде).
- Муж-то не бог весть какой, - продолжала дама, взяв понюшку табаку. Из простых: сын мясника, если не ошибаюсь. Видал ты, как он ел! Ужас! Подумать! Моя дочь - и стрелок!
- Стрелки бывают разные, - возразил старичок. - Иные из низкого звания, как ваше сиятельство изволили отметить; иные же, напротив, благородные, хоть родом, коли не по воспитанью. К примеру, Отто, маркграфа Годесбергского сын, который подслушивает у двери, словно лакей, и которого я сейчас проткну...
- Фи, барон! - сказала дама.
- Всенепременно проткну! - отвечал барон, обнажив огромный меч и уставясь на Отто. И хоть при виде такого меча и таких очей менее храбрый юноша обратился бы в бегство, неустрашимый Отто тотчас переступил порог и приблизился к барону. На шее у него висел талисман святого Буффо (кусочек от мочки уха святого, отрезанный в Константинополе).
- Сгинь, вражья сила! - вскричал он, держа пред собой священный амулет, который надела на него мама; и при виде этого амулета призраки барона и баронессы с нечеловеческим воем попрыгали в свои рамы, как Клоун в пантомиме скрывается в часы.
Он бросился в распахнутую дверь, в которую прошел Вольфганг со своей замогильной невестой, и все шел и шел по мрачным покоям, залитым зловещим лунным светом: звуки органа и свет в витражах указывали ему путь.
Он бросился к двери. Она была заперта! Он постучал. Служки были глухи. Он приложил к замочной скважине свой бесценный талисман и - рраз! - бах! тррах! - бумм! - дверь распахнулась! Орган смолк посередине фуги, - свечи в шандалах затрепетали и взлетели под потолок, - призраки, теснясь и визжа, метнулись прочь, - невеста взвыла и лишилась чувств, - жирный епископ улегся под свою плиту, - настоятель бросился назад в свой семейный склеп, - а каноник Шиндишмидт, по своей привычке, насмехавшийся на сей раз над епископом, принужден был на самом интересном месте прервать эпиграмму и исчезнуть в пустоте, откуда он явился.
Отто упал в обморок на паперти, в то время как Вольфганг замертво рухнул на ступени алтаря; в таком положении и нашли их прибывшие сюда лучники. Надо ль говорить, что обоих вернули к жизни; однако, когда они повели свой дивный рассказ (хоть волненье почти сковало им уста), иные недоверчивые натуры поговаривали: "Э, да они просто нализались!" - в то время как другие, постарше, покачивая головами, восклицали: "Они видели хозяйку Виндекского замка!" - и поминали многих, многих юношей, кои, будучи опутаны ее бесовскими чарами, не были столь удачливы, как Вольфганг, и исчезли - навеки!
После этого события Вольфганг всем сердцем привязался к своему доблестному избавителю; и лучники - поскольку уж забрезжил день и петухи огласили округу звонким кукареканьем - без промедленья пустились в путь к замку благородного покровителя стрелкового искусства, доблестного герцога Клевского.
ГЛАВА X
Состязание лучников
Хоть меж Виндеком и Клевом расположено неисчислимое множество замков и аббатств и для каждого имеется в путеводителях своя легенда и свое привидение, и достало б самой заурядной изобретательности, чтоб заставить эти привидения подстеречь наших смельчаков в пути, однако же, поскольку путешествие стало бы тогда почти нескончаемым, мы сократим его, лишь сообщив, что путники беспрепятственно достигли Клева и нашли там многое множество гостей, прибывших на ожидаемые игрища.
Далее легко было б описать собравшихся, выказав тонкое знание древних обычаев. Мы начали б- с кавалькады рыцарей, в сопровождении пажей, несущих сверкающие золотом шлемы, следом за ними - могучих стремянных, оруженосцев и знаменосцев. Следом явился бы аббат, трусящий на своем иноходце и окруженный спутниками в белоснежных сутанах. Потом шли бы песенники, менестрели, шуты и скоморохи, пестрые цыгане, черноокие и темнолицые Zigeunerinnen; Цыганки (нем.). потом - поселяне, распевающие рейнские песенки и везущие в запряженных волами повозках юных дев, чьи щеки позлатило солнце виноградников. Далее мы описали бы портшезы, украшенные гордыми гербами, и глядящие из-за расшитых занавесей надменные головки на лебяжьих шейках, принадлежащие знатным красавицам. Но для подобных описаний у нас нет места; отсылаем читателя к отчету о турнире в искуснейшей повести "Айвенго", где вышеозначенное изображено со всеми подробностями. Мы же скажем только, что Отто и его спутники прибыли в Клев и, поспешив в харчевню, вкушали отдохновение после дня пути, приготовляясь к славной завтрашней встрече.
И завтра настало; и коль скоро состязание начиналось спозаранок, Отто и его сотоварищи поспешили на поле, вооружась, уж конечно, лучшими своими луками и стрелами и горя мечтою отличиться, как и прочие стекшиеся сюда стрелки. А их было множество из всех соседних земель: толпы англичан, вооруженных, как легко догадается любезный читатель, путеводителями Мэррея, группы болтливых французов, франкфуртские евреи со столами для рулетки, тирольцы в побрякушках и в перчатках - все устремлялись на поле, где уже расставили мишени и ожидалась стрелковая потеха.
Но где найти мне слова, дабы передать волнение, охватившее благородного юношу, когда следом за оркестром из труб, волынок, свирелей и других духовых инструментов, пред очи собравшихся явился принц Клевский и дочь его принцесса Елена? И - ах! - возможно ль скромным моим пером достойно описать красы сей юной леди? Вообразите всяческие прелести, украшающие человеческое созданье, всяческие добродетели, возвышающие душу, всяческие совершенства, делающие прелестную душу и прелестное созданье еще более прелестными, и вы получите лишь неполное и слабое представление о достоинствах ее высочества принцессы Елены. Вообразите цвет лица, какой, как говорят (не знаю, сколь это справедливо), обеспечивает своим потребительницам косметическое средство фирмы Роуленд; вообразите зубы, пред которыми восточный жемчуг - что каменный уголь; глаза, столь синие, нежные и яркие, что сверкающий их взор проникает в самую душу и исцеляет от всех болезней; шею и стан, столь восхитительно стройные и гибкие, что чем меньше мы о них скажем, тем лучше; маленькую ножку, ступающую по цветам не тяжелее, чем упадает на них капля росы; и вообразите это прелестное созданье в самом элегантном из туалетов, когда-либо выходивших из рук портнихи! Волосы прелестной Елены (черные, как самая лучшая сапожная вакса) были столь длинны, что их, в нескольких ярдах от нее, несли на подушечке ее прислужницы; а шляпка, отделанная розами, подсолнухами, бисером, райскими птичками, золотыми кружевами и розовыми лентами, придавала ей вид столь distingue Изысканный (франц.)., что редактор газеты "Морнинг пост" влюбился бы в нее до безумия.
Точно то же действие оказал ее вид на юного Годесберга, когда, облокотясь на свой лук слоновой кости и расставив ноги, он стоял и глядел на нее, словно Амур на Психею. Их взоры встретились: судьба обоих была решена. В то же мгновенье щеки у обоих зарделись; дружно дрогнули сердца! С той минуты они полюбили друг друга навеки. Отто все стоял, расставив ноги, забывшись, облокотясь на свой лук; Елена же спросила у служанки носовой платок и высморкала свой прелестный греческий носик, дабы скрыть волненье. Будьте счастливы, красотки! Уж я стара; однако ж не настолько, чтоб повесть о нежной любви не горячила мою кровь. Тереза Мак-Виртер тоже жила и любила. Эх-хе-хе!
Но кто сей муж, что стоит позади принцессы и могучего старого лорда, отца ее? Кто он, чьи волосы рыжи? Чьи глаза хмуро уставились друг на друга чрез жалкую кнопку носа? Кто сей горбун, чей мерзкий рот окружен щетиной и полон желтых, острых, гнусных зубов? Хоть он облачен в небесно-голубую пару, шитую серебром, его безобразная фигура кажется от того лишь вдвойне смешною; хоть на нем невыразимые розового бархата, это лишь невольно привлекает внимание к его отвратительно кривым ногам. Шляпа цвета лосоеины с жемчужным павлиньим пером выглядит нелепо на его грубой голове; и, невзирая на мирные времена, злодей вооружен множеством кинжалов, ножей, ятаганов, сабель, палашей и шашек, что свидетельствует о его коварных и кровожадных намерениях. То жестокосердный Ровский де Доннерблитц, маркграф Копшаренбергский. Идет молва, что он добивается руки прелестной Елены. Он то и дело обращает к ней любезные речи и зловеще улыбается, склоняя мерзкие черты над ее лилейным плечом. Но она лишь отворачивается от него, содрогаясь, - словно ей предлагают слабительное!
Отто все стоит, пораженный, опираясь на лук.
- А какова награда? - спрашивают лучники друг у друга. Их две бархатная шапочка, расшитая руками принцессы, и драгоценная тяжелая золотая цепь; обе лежат на подушечке у ног Елены.
- Я знаю, что выбрать, ежели заслужу первый приз, - говорит кривоногий лучник, у которого на щите по черному полю идут кровавые линии - герб Ровского де Доннерблитца.
- Что же, говори! - отзывается Отто, бросая на него пламенный взор.
- Цепь, ясное дело! - отвечает с усмешкой лучник. - Не такой уж я простак, чтоб выбрать эту бархатную ермолку!
Отто улыбнулся презрительно и занялся своим луком. Звуки труб возвестили о начале состязания.
Надо ль его описывать? Нет: уж это сделано в упоминавшейся выше повести "Айвенго". Вообразите лучников в ярко-зеленых одеждах; все они по очереди стреляли в цель. Иные попадали, иные нет. Не попавшие принуждены были удалиться с поля под шумные насмешки многочисленных зрителей. Те, кто попал, вновь показывали свое искусство; однако же с самого начала стало ясно, что награду оспаривают Косоутофф (лучник Ровского) и юный герой с золотыми кудрями и луком из слоновой кости. Слава о меткости Косоутоффа пронеслась по всей Европе; но кто был юный его соперник? Ах! Одно сердце в пестрой толпе билось страстною жаждой это узнать. То было сердце Елены.
Началось последнее испытание. Мишень поставили в трех четвертях мили от стрелков, и была она столь мала, что не то что стрелять, и увидеть-то ее было дано далеко не всякому; и покуда Косоутофф выбирал стрелу, Ровский кинул ему кошель, туго набитый золотом, и крикнул:
- Косоутофф, коли победишь - кошель твой.
- Так считайте, что уж он у меня в кармане, ваша светлость, - отвечал стрелок, с усмешкой глянув на Отто, - юнцу покамест везло, но в такую-то цель ему не попасть. - И, прицелясь, Косоутофф послал стрелу в самую середку мишени.
- Ну как, пащенок? - сказал он, когда воздух огласили восторженные клики, когда Елена сделалась бледна как мел при мысли об опасности, грозящей тайному властелину ее сердца; и, кладя в карман деньги Ровского, Косоутофф обернулся к благородному потомку Годесбергов.
- Не сыщется ли у кого горошины? - спросил юноша. Всех насмешил этот нелепый вопрос; а старушка, разносившая в толпе овсяную кашу, протянула ему требуемую овощь. Горошина была сухая и желтая. Приблизясь к мишени, Отто заставил Косоутоффа извлечь стрелу и вставил в дырку от стального наконечника горошину, взятую у старушки. И он вернулся на свое место. Покуда он готовился к выстрелу, Елена испытывала такое волненье, что опасались, как бы она не упала в обморок. В жизни, в жизни еще не видала она созданья, столь прекрасного, как наш юный герой!
Он казался почти божеством. Он откинул с высокого чела и с прекрасных глаз свои длинные пряди. Нежно зарделись его щеки, - чей пух прелестный не знал цирюльника. Он взял в руки лук и одну из самых красивых своих стрел и, слегка наклонясь к правой ноге, устремился вперед, подняв левую ногу на уровень уха. В этой позе он напоминая Аполлона. Он выпустил стрелу со звенящей тетивы - она пронзила синий воздух - ффью!
- Он расщепил горошину! - сказала принцесса и упала в обморок.
Ровский одним глазом смерил юношу с ног до головы, в то время как другим метнул негодующий взор на своего лучника.
Лучник сыпал страшными ругательствами.
- Он выиграл! - сказал он. - Полагаю, парень, ты выберешь золотую цепь?
- Золотую цепь? Предпочесть золотую цепь шапочке, шитой сей божественной ручкой? Никогда! - И, приблизясь к балкону, где сидела уже пришедшая в себя принцесса, он преклонил пред ней колена и получил бархатную шапочку, которую принцесса, став краснее самой шапочки, водрузила на его золотые кудри. Вновь встретились их взоры - сердца зашлись. Они не сказали друг другу ни слова, но знали, что полюбили друг друга навеки.
- Желал бы ты служить Ровскому де Доннерблитцу? - спросил у юноши этот человек. - И стать над моими лучниками вместо жалкого мазилы, которого ты одолел?
- Сей жалкий мазила искусный и доблестный стрелок, - отвечал Отто надменно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9