Как он суров и величествен в "Омнибусе", где он изобразил себя в виде святого Дунстана с щипцами золотых дел мастера, которыми он тянет за нос зловредного издателя! У собирателей гравюр Крукшенка (о, эти добрые старые "Немецкие сказки", эти великолепные "Юморески", эти восхитительные "Френология" и "Книга эскизов" старого доброго времени при консуле Планке!), - собиратели рисунков Крукшенка, говорю я, имеют по меньшей мере сотню его вещей. Мы еще помним его в столь любезных его сердцу ботфортах в "Томе и Джерри" и в гравюрах времен суда над королевой. В последние годы он отошел от сатиры и юмора и направил свою музу на более серьезные воинственные и возвышенные темы. Но, признавая пороки и предрассудки наших дней, мы отдаем предпочтение комическому и шутливому в творчестве Крукшенка перед Крукшенком историческим, романтическим и дидактическим, каким он стал в последнее время. Да живет долгие годы, окруженный всеобщим почитанием и наслаждающийся заслуженным покоем, этот честный и благородный художник, этот замечательный юморист и учитель нравов. Он первый познакомил английских детей с юмором в рисунках. Наше молодое поколение, наши отцы и матери обязаны ему многими приятными часами невинного смеха. Неужели нет способа, с помощью которого страна могла бы воздать должное художнику за его многолетнее самоотверженное служение искусству?
С того времени, когда Крукшенк начинал свою карьеру, юмор переродился. Комус с его развратными сатирами и плотоядными фавнами сошли со сцепы, перейдя в самые низкие сферы. Супруга Комуса, если у нее есть хоть малейшее пристрастие к юмору, что сомнительно, может смело читать наших юмористов, не рискуя покраснеть от стыда. Что может быть невинней пленительных созданий фантазии Ричарда Дойля? Через всю бесконечную картинную галерею мистера Панча мы можем пройти так же спокойно, как через пансион для девиц мисс Пинкертон. Глядя на рисунки мистера Панча, на иллюстрации в "Илластрейтид Лондон ньюс" и на все картинки, выставленные на витринах в этот рождественский сезон, мы невольно проникаемся завистью к нынешним юнцам. Чем они заслужили все то, что делается для них? Почему у нас не было книжек с картинками? Почему нас так нещадно секли? Чума побери ликторов с их секирами времен консула Планка!
А теперь, после этого чересчур затянувшегося вступления, мы подошли наконец к предмету нашей статьи - Джону Личу с его "Картинками жизни и нравов", изданными в серии мистера Панча. Эта книга лучше всякого рождественского пирога. Это вечный пирог, не исчезающий, сколько бы вы его ни ели и ни потчевали бы им ваших друзей, и, отведав его, вы будете повторять это удовольствие из года в год несчетное множество раз. На фронтисписе вы видите мистера Панча, любующегося своей картинной галереей, этакого хорошо одетого, солидного почтенного джентльмена, во фраке и при белом галстуке. С довольным видом, улыбаясь, он рассматривает понравившийся ему рисунок, извлеченный из нарядного альбома. У мистера Панча есть все основания одобрительно улыбаться, глядя на это произведение искусства, и быть довольным его автором. Мистер Лич, его главный сотрудник и другие родственные ему по духу карикатуристы хорошо потрудились для мистера Панча своим пером и карандашом. А было время, если память нам не изменяет, когда мистер Панч не носил шелковых чулок и щегольских камзолов (теперь даже небольшая неправильность позвоночника, можно сказать, скорей украшает его, такой великолепный у него портной!).
А начал он с малого. Говорят, что когда-то он подвизался с небольшим обшарпанным балаганчиком на перекрестках улиц, что он водился с церковными сторожами, педелями, полисменами и народом, стоящим на самой низкой ступени общественной лестницы, что у него была уродливая жена, с которой он обращался самым возмутительным образом, и что он с трудом добывал себе хлеб насущный, откалывая грубые шутки, распевая нескромные песни и выклянчивая у прохожих полупенсовики. Но он - живое воплощение гения сатиры, о которой мы только что говорили. Он по-прежнему откалывает свои шуточки, ибо сатира должна жить, но теперь он тщательно вымыт, причесан, прилично одет и вполне респектабелен. Он вращается в лучшем общество, у него конюшня рысаков в Мелтоне, охотничьи угодья в Шотландии, кресло в Опере; он гарцует на своем коне по аллеям Хайд-парка, постоянно обедает у себя в клубе и в лучших домах Лондона, а по вечерам, в течение сезона, вы его можете видеть на балах и приемах, где бывают самые красивые дамы столицы. Он пользуется благосклонностью своих новых высокопоставленных друзей, однако, подобно старому английскому джентльмену, о котором поется в песне, не забывает и о меньшей братии. Он не пройдет мимо уличного мальчугана или девчонки, но погладив их по головке, он будет смеяться от души над шутками уличного торговца зеленью Джека и мусорщика Боба, он будет добродушно подглядывать за кухаркой Молли, флиртующей с полисменом, или за нянюшкой Мэри, любезничающей с бравым гвардейцем. В прежние времена оп, бывало, подшучивал над гвардейцами, кавалеристами к вообще над военными и до последних дней весьма пренебрежительно относился к французам. Но в настоящее время, когда гвардия отправилась на войну и когда щеголи и франты (увы, уже больше не франты) сражаются под Балаклавой и Никерманом бок о бок с нашими доблестными союзниками, мистер Панч больше не смеется над ними, но отдает им дань искреннего восхищения. Он вовсе не враг мужества и чести, но положа руку на сердце надо признать, что этот великий учитель нравов разделяет некоторые чисто английские предрассудки, и потому в мирное время он высмеивал военных и французов. Если бы эти дородные джентльмены в желтом плюше, еще неравно эскортировавшие кареты на открытие парламента, сменили бы свои ливреи на мундиры, а свои деревянные жезлы на ружья, сняли бы свои напудренные парики и сформировали Желтоплюшевую бригаду, чтобы ударить на врага, мистер Панч перестал бы смеяться над бедным Джимсом, который все еще живет припеваючи, садится за стол пять раз на дню и в ус не дует.
Адвокаты, лакеи и педели, епископы, церковники и чиновники - вот против кого мистер Панч воюет и поныне. Велик был его гнев в дни папской агрессии, и одним из больших несчастий, постигших его в то время, была потеря, из-за резкого осуждения им римско-католической иерархии, неоценимых услуг мистера Дойля, верно служившего ему своим карандашом, добродушным юмором и пленительной фантазией. Другой член кабинета мистера Панча, биограф Джимса и автор "Книги снобов", вышел в отставку из-за нападок мистера Панча на нынешнего императора французов, вызывать гнев которою мистер Джимс счел непатриотическим поступком. Мистеру Панчу пришлось расстаться с этими двумя сотрудниками, но он сумел заменить их без ущерба для себя. Мальчишки-газетчики на станциях железных дорог все так же лихо выкрикивают: "Купите "Панч"!" - и продажа журнала идет так же успешно, как и до описанных событий.
Не следует закрывать глаза на то, что Джон Лич - главная фигура в кабинете мистера Панча. Представьте себе номер "Панча" без рисунков Лича. Много ли он будет стоить? Ученые джентльмены, сочиняющие текстовую часть журнала, должны понимать, что без Лича им лучше всего вовсе не браться за перо. Взгляните на соперников художника, которых популярность "Панча" сделала известными. Хотя у каждого из них есть свое лицо, но как они бледнеют перед Личем, как не хватает им силы его юмора в описании быта и нравов, в уменье поражать воображение и развлекать публику. Нет, никому из его соперников не сравниться с ним живостью его мягкого юмора и чисто английским духом его сатиры. С каким мастерством он рисует лошадь, женщину, ребенка! Из-под его карандаша они выходят как живые! Каких пышных красоток поставляет главный художник мистера Панча в его гарем! Какие отличные стати у лошадей конюшни мистера Панча и как лихо скачет на них, не разбирая дорог, мистер Бриггс! Рисунки Лича проникнуты духом молодости, благородства, жизнерадостности, мужественной силы, особенно сотни его картинок, посвященных детям, которых он так любит рисовать. Кок и всякий порядочный британец, сердечный и добродушный, он становится мягким как воск при виде этих малюток, он нежно гладит их золотистые головки, с невыразимым удовольствием любуется их играми и забавами, их смехом и шутками и всегда готов приголубить их. Вот возвращаются из Итона ciifants terribles Здесь: шалуны (франц.)., и юная мисс впервые испытывает на них действие своих чар; вот маленькая замарашка Полли делает пироги из песка, сидя на краю канавы, или сгибается под тяжестью карапуза Джеки, немногим моложе нее, но уже вверенного ее попечению. Все эти юные существа, будь то из семей патрициев или плебеев, согреты теплом его сердца и воспроизведены с удивительной жизненностью рукой этого тонкого наблюдателя.
Помнится, в одном из старых альбомов Гилроя на нас, юных читателей, нагонял особый страх один рисунок, на котором принц Уэльский (Его Королевское Высочество был тогда сторонником Фокса) был изображен сидящим ч великолепной трапезной зале после восхитительного обеда и ковыряющим в зубах вместо зубочистки железной вилкой. Только вообразите себе первого джентльмена Англии за таким занятием! Самый элегантный принц Европы, наследник британского престола - с двузубцем в руке! Талантливый художник, нарисовавший этот портрет, был далек от общества, которое он высмеивал и развлекал. Гилрей наблюдал политических деятелей, когда они проходили мимо его лавки по пути на Сент-Джеймс-стрит, или в кулуарах палаты общин. Его студия помещалась где-то на чердаке, местом его отдыха была распивочная, где он со своей компанией просиживал вечера, попыхивая трубкой и сплевывая на усеянный опилками пол. Нельзя изображать общество, которого не знаешь. Когда Гаварни, один из острейших умов и талантливейших рисовальщиков, побывал в Англии, он выпустил книгу "Les anglais" "Англичане" (франц.)., но все его англичане - истые французы. Для его острого глаза, в продолжение стольких лет наблюдавшего парижскую жизнь, английский характер остался недосягаемым. Художник нравов должен принадлежать к обществу, которое он изображает, и с молоком матери впитать привычки и нравы, которые передает.
Всякому, кто знакомится с творчеством Лича, ясно, что его картины нравов - подлинное изображение жизни. В какие уютные и комфортабельные гостиные, салоны и кабинеты он нас вводит; каких юных повес-аристократов он нам показывает; каких обворожительных молодых денди он заставляет будить подагрического деда, чтобы тот позвал лакея, позвонив в колокольчик; а это что за юнец, отказывающийся от тетушкиного пудинга с кремом и требующий анчоусов и кларет? Посмотрите на этих малышей, пришедших на бал и остановившихся у входа в залу. Фред шепчет Чарли, указывая на свою семилетнюю партнершу: "Она очень подурнела, милый Чарли. Ты бы видел эту молодую особу в прошлом сезоне!"
Полюбуйтесь только хозяйством знаменитого мистера Бриггса. Какой у него комфортабельный, чистенький, уютный буржуазный дом (судя по окружающему фону, в Бэйсуотере, предместье Лондона), какая у него великолепная конюшня. Отдельное стойло у каждого из его прославленных скакунов. Как приятно и заманчиво выглядит его накрытый к завтраку стол! Как мила горничная, принесшая мистеру Бриггсу его высокие охотничьи сапоги, вызывающие ужас у миссис Бриггс! Какой у него шикарный гардероб, обставленный всеми необходимыми принадлежностями туалета, где он примеряет восхитительный охотничий картуз, который его супруга бросает в камин. И каким покоем веет от всей семьи Бриггсов, собравшейся в столовой после обеда: глава семьи при свете лампы читает трактат о натаскивании собак, его супруга и теща склонились над своим рукодельем, а детишки сгрудились вокруг огромной книги с картинками - вот она перед нами, эта книга, и сколько тысяч детей у скольких семейных очагов сделал в эти дни счастливыми этот том! Ведь в нем изображена повседневная жизнь нашей детворы - Джон Лич рисует их так же правдиво, как Тенирс рисовал голландских крестьян, а Морланд конюшни и свинарники. Мы увидим в книге Лича ваш дом и мои, мы познакомимся с семейным кругом наших соотечественников. Какой важный вид напускают на себя наши школьники, эти юные повесы, возвращаясь на каникулы домой! С каким усердием наряжают мамаши своих юных девиц, впервые отправляющихся на бал! Это социальная история Лондона середины XIX столетия. Именно так будет рассматривать эти страницы будущий исследователь, - его счастье, что к его услугам такая книга! Даже капризы моды он сможет проследить по ней, если пожелает. Ведь у мистера Лича не менее острый глаз на мужские и женские моды, чем на анатомию лошади. Как часто меняются фасоны верхней одежды и шляп! Какие счета от модисток мы оплачиваем каждый год! Куда девались эти увесистые chatelaines Поясные цепочки для ключей (франц.). без которых не могла обойтись ни одна светская дама в 1850 году? Где эти прелестные казакины, которые наши юные модницы носили еще несколько сезонов тому назад, когда Гэс, на очаровательной небольшой гравюре "Мода" просит у Элен адрес ее портного. Гэс в наши дни - молодой воин и, по всей вероятности, сражается под Инкерманом, а красотка Элен и ее прелестная сестра обе замужем и, мы надеемся, счастливы и участвуют в этой трогательной сценке в детской, которые наш художник рисует с таким тонким юмором. Поистине счастлив такой художник! Вы видите, что он получил образование в хорошей школе, что он в свое время немало поездил верхом на отличных лошадях, что он не раз из своего кармана платил за оригиналы этих шляпок и капоров и с отеческой теплотой наблюдал за повадками, улыбками, шалостями и мирным сном любимых им малышей. Когда вы смотрите на рисунки Лича, раскрываются тайны придуманных им для вашего услаждения шуток. Как чудесно, например, изобразил мистер Лич парикмахеров наших дней! Полюбуйтесь только на этого мистера Локонса.
1 2 3