Это была его обычная ежедневная работа, в которой у него не было
секретов и которую он всегда старался делать хорошо.
Сколько пота он пролил на этот лед за все годы, едкого пота настоящей
мужской работы, но вот только в чем результат - в замирании ли трибун, в
счете ли шайб, в неистовом мгновении победы, во множестве забытых игр или
в тех немногих, которые помнятся?
После тренировки команда мылась под душем. Голоса, плеск воды, шлепки
ладоней и смех сливались в гулкий неразборчивый шум.
Вот они, небожители, все голые, все на кривых ногах, потому что давно
на коньках, мощные торсы и плечи под струями воды - сейчас всего лишь
шумная компания здоровых молодых мужчин. Но вот наступает момент, когда
они в яркой форме, в шлемах, под стать друг другу выходят один за другим
на лед - выпрыгивают и катятся в свете всех фонарей, и гремит музыка, и
тысячи людей замирают на трибунах и миллионы по всей стране, - у всех
захватывает дыхание и волнение сжимает сердце, и тогда они - Команда!
Все знают каждого по фамилии и по имени, но на льду они одно существо
- Команда, их принимают как одно существо, и гордятся ими как одним
существом, и любят как одно существо - неизменной вечной любовью.
Рогов стоял под горячей водой, едва можно было терпеть. Товарищи
резвились в облаках пара.
- Рог наш воспитателем в детский сад устроился...
- Леша, платят прилично?
- "Я, го-о-рит, с детства мечту имел..."
Все громко смеялись, но не зло, его любили. Он не наблюдал издали,
когда в игре задирали товарища, а первым кидался на выручку, оттирая
обидчиков, или устраивал им "шлагбаум": брал клюшку поперек груди и
удерживал их до тех пор, пока страсти не угасали.
- Ах, ты, Боже мой, что благородство с человеком делает!
- "Я, го-о-рит, призвание чувствую..."
Рогов засмеялся:
- Ну, давай, жеребцы, давай...
Кто знал его призвание? Знал ли он сам? Было оно в том, чтобы гонять
шайбу, или в чем-то еще? Ладно, теперь уже поздно выяснять, нечего голову
ломать.
- Ох и задумчив ты стал! - крикнул из пара голый Грунин и с размаху
хлопнул его по спине. Даже звон пошел.
Рогов одевался, когда к нему подошел тренер и сел рядом.
- Как самочувствие?
- Нормально.
- А вообще жизнь?
- Нормально.
- У тебя что, сегодня приема нет?
- Почему? - засмеялся Рогов. - Есть.
- Не нравишься ты мне...
- Играю плохо?
- Почему плохо? Прилично. Игра у тебя идет. Настроение мне твое не
нравится. Что-нибудь стряслось?
- Да нет, так ничего...
- Как учеба?
- Какая учеба, хвостов набрал.
- Ничего, сдашь, нам в Канаду скоро.
- Вышибут меня, вот и будет Канада.
- Что ты преувеличиваешь?! - рассердился тренер. - Ты весело должен
жить, легко... Вон как Пашка Грунин. Чего тебе не хватает? Из тебя
защитник мирового класса может выйти, а ты... - Он умолк и глянул в глаза.
- А?
"Ладно, - подумал Рогов, - надо кончать, поговорили". Он бодро
кивнул.
- Да, - сказал он. - Конечно.
- Что? - опешил тренер.
- Все правильно, я и сам так считаю. Нормально. Не подведу.
- Да? - недоверчиво посмотрел тренер. - Смотри, держись, молодняк
подпирает. Я на тебя надеюсь. - Он глянул еще раз внимательно и отошел.
Рогов не изменился в лице и не подал виду, но на мгновение кольнул
страх. Он старался не думать об этом, ему только двадцать четыре, еще не
вечер, поиграем, только и начинается настоящая игра. Но вот сказаны вслух
слова - и впереди смутно обозначилась черта, за которой все неразличимо.
Он подошел к столу вахтера и взял трубку.
- Леша, подвезешь? - спросил Надеин.
- Сейчас. - Рогов набрал номер, но ответа не было, и он положил
трубку.
Они вышли на улицу, сразу нахлынули болельщики, пришлось пробираться
в плотной толпе; Рогов возвышался над всеми, самых назойливых отодвигал в
сторону.
Машина со всех сторон была облеплена мальчишками. Рогов тронулся с
места и едва ехал, не переставая сигналить.
- Черт, под колеса лезут! - Он напряженно сжимал руль.
- А для него, может, счастье под твою машину попасть.
- Балбесы! - в сердцах отмахнулся Рогов. Выехав на дорогу, он с
облегчением перевел дух и прибавил скорость. - С Канадой играть легче.
- Кумир! - засмеялся Грунин.
- Развелось бездельников, прохода не дают. Выйти никуда не могу. -
Рогов посмотрел в зеркало заднего вида: неподвижная толпа мальчишек и
подростков, запрудив дорогу, смотрела вслед машине.
- Удивляюсь я тебе, - сказал Надеин, - что ты все звонишь? Мало
женщин вокруг? О таком, как ты, любая мечтает. Хочешь, познакомлю?
Рогов не ответил. Он часто слышал эти разговоры - привык, а первое
время пытался объяснить, что ему не нужна любая, ему нужна одна - одна из
всех.
- Леша, не сохни, смотреть больно. Дать телефончик? - весело глянул
Грунин.
- Не понимаю. У нас решающие игры, а ты... Сопляков каких-то
привел... - продолжал Надеин.
- Да, а где они? - вспомнил Рогов.
- Не знаю, я видел, сержант увез, натворили чего-нибудь.
Рогов неожиданно развернулся на перекрестке и помчался назад. Он
резко затормозил у здания катка и побежал внутрь.
- Двое? В одинаковых курточках? - переспросил вахтер. - Они в
милиции. Коньки увели.
- Как?!
- Украли. - Вахтер достал две пары коньков.
- Это Грунин им дал! На моих глазах было.
- Да? Значит, ошибка вышла. А их в отделение повезли.
Рогов бросился к машине.
- Леша, что стряслось? - невинно спросил Грунин.
Рогов глянул на него в бешенстве и рванул машину с места. Они
подлетели к отделению. Парни сидели у барьера на жестком вокзальном
диване. Вид у них был убитый.
Дежурный капитан сразу узнал Рогова, показал на парней и сказал:
- Отпираются.
Рогов набрал номер катка и протянул трубку капитану:
- Поговорите...
- Дежурный слушает, - сказал тот. Потом послушал и недовольно сказал:
- Надо было на месте разобраться. - Он посмотрел поверх барьера на парней
и спросил: - Что ж толком не объяснили? А то бормочете - мы не брали, а
так все говорят. Можете идти.
Они недоверчиво встали и неуверенно пошли к выходу.
- Ну что? - спросил Рогов на улице. - Нашли приключение?
Оба едва не плакали и горестно молчали.
На улице гулял ветер. Было малолюдно и оттого еще холоднее. Ветер
гнал по асфальту сухие листья, наметая к стенам домов; листья бились в
сточных решетках, как живые.
Рогов открыл дверцу и сел на сиденье. Тихо работал мотор. Парни
остались на тротуаре и ежились, провожая Рогова взглядами. Нет, с него
хватит.
- До свидания, - сказал тот, что был повыше.
- Спасибо, - сказал маленький.
- Пока, - ответил Рогов.
Он включил печку и приемник. Заиграла музыка, прибавилось уюта, жизнь
показалась веселее, да и вообще не было повода печалиться: все живы, все
здоровы, вот и справедливость восторжествовала.
- Поехали, что ли? - спросил Грунин.
- Поехали, - ответил Рогов и сказал в окно: - Ладно, лезьте в машину.
Подвезу.
- Да ты просто отец родной, - засмеялся Грунин.
Они ехали по улицам. На шесть была назначена вторая тренировка, после
которой команда уезжала на загородную базу.
Вся их жизнь была расписана по часам день за днем, год за годом -
менялись вратари, защитники, нападающие, но распорядок не менялся.
В редкие свободные минуты семейные торопились домой, а холостые
находили занятие по душе, чаще бросались развлекаться, ныряя в городскую
толчею. Еще недавно и Рогов пускался во все тяжкие, но со временем интерес
пропал - стареем, что ли? - веселье шло стороной.
Все тебя знают, все мечтают с тобой свести знакомство, девушки
сохнут, мальчишки подражают, но вот выдалось свободное время - куда
податься?
Можно, конечно, пойти в разные места, в разные дома, где тебе всегда
рады, приласкают, обогреют, но все не то, все не то, а где то - кто знает?
Город жил дневной суетной жизнью, улицы были полны людей и машин.
Рогов притормозил у тротуара, они вышли втроем, мальчишки остались в
машине, во все глаза они смотрели на игроков.
- А ты куда? - спросил Наедин.
- Позвонить надо, - сказал Рогов.
- Все звонишь, - засмеялся Грунин. - Леша, пошли со мной, найдем тебе
подружку.
Рогов покачал головой, отказываясь. Грунин заглянул ему в лицо и
воскликнул:
- Леша, не грусти, жизнь прекрасна! - Он погрозил через стекло юнцам.
- Детки, не шалите, - и, уходя, сделал "козу" Рогову. - Папаша... -
пропищал он детским голосом.
Они пошли по тротуару элегантно-спортивные, броские,
мужчины-загляденье, широкоплечие, веселые лица, ясно - удачливые ребята.
Отхватили в жизни счастья, пробились... Надолго? Не стоит об этом
думать... Пока все чисто, на горизонте ни тучки. Ну, а потом,
когда-нибудь? О, до этого - целая жизнь!
Рогов вошел в будку, набрал номер, но никто не ответил. Они снова
ехали по улицам, полным дневной сутолоки.
- А вы раньше где играли? - спросил маленький.
Ему казалось, он в команде всю жизнь. Вроде бы в ней родился, рос и
живет. Все у него в команде, и потеряй он ее сейчас, он не знал бы, как
жить. Но ведь придется... Да, когда-нибудь. Но это потом, позже, еще
долго... Постепенно отмирает в тебе что-то, отсыхает, и отпадаешь сам,
как... как осенью лист с дерева. Дерево стоит, а листья появляются,
распускаются, вянут и облетают один за другим.
- Я на шахте начинал. Работал, ну и... шайбу гонял... в свободное
время. На Дальнем Востоке было.
- В городе?
- Вроде... Поселок.
Город, городок - какой это город, избы среди гор. Правда, почти пять
лет прошло, может, уже и город. Узкая долина, быстрая речка петляет среди
хребтов, тайга начинается у дома.
Стоит зайти в кассу Аэрофлота, день в кресле, потом пересаживаешься
на местный рейс, еще три часа в воздухе - сопки становятся все выше,
приходится набирать высоту. Ах, как хрупок самолетик в небе, болтается
среди гор вверх-вниз, как детская игрушка на резинке, а ты - внутри. Но
ничего, обходится...
По утрам люди идут горбатыми улочками к сопкам, переодеваются в
брезентовые робы, натягивают сапоги и каски с лампочками, расходятся по
штрекам и забоям. И пошла работа, что твой хоккей: стране нужна руда.
- А играть страшно? - спросил высокий.
Маленький повернул к нему голову и сказал:
- Трус не играет в хоккей.
- А если бы наши и канадцы в открытую дрались, кто б кого? - спросил
высокий.
- Не знаю, надо попробовать.
Он действительно не знал и не лукавил, но он всегда был готов идти до
конца, противники это чувствовали и потому остерегались.
- А вы чем занимаетесь? - спросил Рогов. - В школе учитесь?
- Работаем, - ответил маленький.
- Где?
- А, железо всякое...
- Мы монтажники, - добавил высокий.
- Нравится?
- Ничего, - вяло сказал маленький. - Только скучно.
- Почему?
- Каждый день одно и то же. На работу, с работы...
- Вот у вас жизнь! - сказал высокий. - Ездите всюду, играете... Все
вас знают, по телевизору показывают... Слава и вообще... А вас на улице
узнают?
- Иногда узнают.
- А мы бы сразу узнали. Только не поверили бы. Нам и так никто не
поверит, что мы с вами... ездили, говорили, - заметил высокий.
- Я и сам не верю, - вставил маленький, и все засмеялись.
- А что ж вы о себе не рассказываете? - спросил Рогов.
- Да это неинтересно, - ответил маленький. - Что мы, так... - Он
махнул рукой.
Ему тоже нечего было рассказывать, когда он работал на шахте. Руда,
она руда и есть, какой в ней интерес. Долбишь ее изо дня в день, пляшет
свет лампы на влажной черной стене, а ты забираешься все дальше вглубь
земли, будто ты корень дерева и в тебе его жизнь.
- А хоккей вы любите? - спросил он у них.
- Любим! - ответили они вместе.
- Еще как! - добавил высокий. - Больше всего. Мы и сами дома играем.
Скажите, а под шайбу страшно ложиться?
- Об этом не думаешь.
Они торопливо засыпали его вопросами, как будто опасались, что он
вдруг исчезнет и они не успеют всего узнать. Глаза их горели, щеки пылали.
Они ерзали на сиденье, а высокий то и дело возбужденно вскакивал и ударял
головой в крышу.
- Слушай, - сказал ему Рогов, - так ты мне крышу пробьешь.
Представляешь, идет машина, а из крыши голова торчит.
Они представили и рассмеялись.
- А скажите... - начал высокий.
Хватит, голубчики, хватит, сыт по горло. Он не очень подходит для
игры в вопросы-ответы. Для этого есть специалисты получше. А он умеет
принять на себя шайбу, сам может щелкнуть без подготовки, может встретить
любого нападающего, бросить на лед или прижать к борту, как прессом, умеет
постоять за себя, за партнеров, если выдалась нервная игра, - что еще он
умеет? А что еще нужно?
Все у него есть, полное благополучие, слава, как у киноартиста,
девушки-подружки, звони любой, приятели - пол-Москвы. Что еще у тебя есть?
Команда? Правильно, команда. Но не навек же. Что еще нужно? Любви? Не
проговорись в команде, ребята засмеют. Да оглянись по сторонам, осчастливь
кого-нибудь... Сколько писем ты получаешь, сколько красавиц смотрит на
тебя, когда ты выходишь на лед? Губят, как говорится, широкие возможности
твою личную жизнь.
Они подъехали к дому, машина остановилась.
- Приехали. Мне сюда, - Рогов вылез.
- До свидания, - сказал высокий печально.
- Спасибо, - добавил маленький.
- Счастливо, - Рогов закрыл и подергал дверцы. - Вы, наверное, есть
хотите? Поешьте. Деньги есть?
- Есть, - кивнули они оба.
- Вот и сходите. Шутка ли, с раннего утра не ели. Так недолго и ноги
протянуть, как вы в хоккей играть будете?
- Да что там мы играем, - улыбнулся с грустью маленький. - Так,
балуемся.
- Все равно есть надо, - сказал Рогов, и они опечаленно направились в
пельменную на другой стороне переулка.
Он смотрел сквозь широкие окна: мальчишки ставили на подносы тарелки,
говорили о чем-то, медленно продвигались вдоль раздачи.
1 2 3 4