- А прислать к тебе ее смогу,
вчера она вернулась из отпуска. Девка спокойная, покладистая. Скажу, что
по какому-то общественному вопросу. Только ты не жми ее здорово,
поласковей, чтоб не обиделась на меня. Мне с людьми дружить надо"...
Все это Михальченко вспомнил, когда на стук в дверь крикнул:
"Входите!" и увидел в дверном проеме действительно очень красивую молодую
женщину в "варенках", в белой блузке, в синих модных туфлях на маленьком
каблучке. Темнокаштановые волосы были схвачены вокруг головы широкой
голубой лентой-резинкой из махровой ткани, лицо, в особенности выпуклый
лоб и высоко открытые руки темнели свежим загаром.
- Я, наверное, к вам? - спросила она. - Мне нужен товарищ
Михальченко. Моя фамилия Лынник.
- Я и есть Михальченко, - он приветливо улыбнулся.
- Меня участковый попросил зайти к вам по какому-то делу.
- Садитесь, Ольга Викторовна, - он встал и придвинул ей поудобней
кресло, поймав себя на мысли, что почти не актерствует, что с такой
женщиной приятно быть обходительным и услужливым.
- Что же это за такое бюро у вас? И название странное - "След"? -
спросила она.
- Просто частное сыскное агентство. Кооператив своего рода. Только мы
ничего не производим, - засмеялся он. - Оказываем разные услуги:
разыскиваем пропавших детей, взрослых, собачек, охраняем кооперативы. В
общем, много всякого, - она сидела чуть повернувшись боком, и в широкой
пройме ее блузки в глубине он видел нежную складку, шедшую в
обозначившейся выпуклости груди. - Ольга Викторовна, разговор у нас будет
секретный, абсолютно между нами, - он заговорщически подмигнул. - Но и
серьезный. Никто - ни знакомые, ни приятели, ни Леня Локоток, ни даже муж
не должны о нем знать. - Михальченко специально сразу же упомянул Локотка,
давая понять собеседнице, что ее связь с Локотком для него не секрет. И
мужа вспомнил намеренно, мол, не бойся, я тебя не заложу, семейные дела
ваши меня не касаются, не знает этот лопух о твоем хахале, так ему и надо,
дуракам на красивых жениться противопоказано.
Он увидел, что глаза Лынник испуганно забегали по его лицу, загар на
щеках загустел от прилива крови.
- Пожалуйста, чтоб муж не знал, - тихо попросила она. - Он добрый
человек. Работает, работает, чтоб мне хорошо жилось. Все уговаривает, чтоб
я ушла из бара... А Леню я люблю. Мы давно с ним... Еще до замужества... А
что случилось?
- Так и договоримся. Ни вы никому ни слова, ни я. А случилось вот
что: восемнадцатого апреля вы или кто-то по вашему паспорту сдал в ломбард
плащ. Импортный, темно-синий. Было такое?
- Было, - она посмотрела на него, будто удивилась: вот это и все? Это
же пустяк, обычное дело.
- Расскажите мне подробно, как вы провели день накануне,
семнадцатого.
- Накануне? - она задумалась, вспоминая. - В тот день у меня,
кажется, был отгул. Мы поехали с Леней в наш гриль-бар, пообедали.
- Выпили?
- Нет, Леня не пьет... Потом вернулись в город, гуляли в роще. Мне
надо было торопиться к портнихе, я отдала ей ушить джинсы. Мы попрощались,
и я ушла. Он тоже спешил. На съемки.
- На какие съемки?
- Он контракт заключил на конном заводе с немцем из Германии. Снимки
для ихнего журнала про наш конный завод...
- В котором часу вы приехали к портнихе?
- Без четверти пять.
- Почему вы так точно помните время?
- Она назначила мне к пяти. А когда я приехала, у нее еще сидела
другая заказчица. Портниха еще спросила: "Что ты так рано?" Она не любит,
чтоб в ее доме сталкивались клиентки.
- Понятно. Дальше. В тот день вы еще виделись с Локотком?
- Нет. Только по телефону говорили. Он позвонил, попросил, чтоб я
сдала в ломбард вещи кое-какие.
- Это зачем же?
- Он никогда хорошие вещи дома не держит, боится, чтоб не обворовали.
Знаете, что сейчас делается! Тем более, когда он уезжает на целый сезон.
Обычно я и сдаю. А тут знакомый поляк привез много хороших вещей из
Турции. Утром до работы, мы открываемся в двенадцать, я и пошла к Лене
домой...
- У вас есть ключи от его квартиры?
- Да... Взяла сумку с вещами...
- Красивая сумка - зеленая с черным?
- Нет, - она удивилась. - Другую, большую, серую. Пошла в ломбард и
сдала.
- Среди прочих вещей в сумке был и плащ?
- Ну да... А потом перед самым Лениным отъездом приехал приятель из
Москвы за этими вещами. Леня покупал их по его заказу. Я пошла в ломбард
выкупить.
- А почему плащ не выкупили?
- Леня сказал: "Забери все, кроме плаща. Пусть еще полежит".
- Понятно. Где сейчас Локоток?
- Там же, в Коктебеле.
- Что он так долго там?
- Он уезжает туда работать на сезон. С напарником из местных
фотографирует на пляжах курортников.
- Когда он должен вернуться?
- На днях. Точно не знаю. С билетами сейчас трудно. Он собирался в
Феодосию за билетом.
Михальченко сделал паузу. И Лынник, воспользовавшись ею, вставила
свой вопрос:
- Все-таки, что случилось? Ему ничто не грозит?
- Ничего вам пока сказать не могу. Выясняем, - ответил он
неопределенно. - Вот сверим время, посмотрим.
Она не поняла, о каком времени он говорит, только видела, что на лице
этого крупного сильного мужчины опять появилась доброжелательность.
- Почему вас так интересует этот плащ? - спросила Лынник.
- Чужой он, Оля. Чужой... Хорошо. На сегодня хватит. Спасибо, что
зашли. Уговор наш помните: никому ни слова, даже Локотку, - Михальченко
подумал и добавил: - Это для его пользы.
- Конечно, конечно, - она поднялась.
Михальченко проводил ее до двери.

30
- Значит, говоришь, Локоток заключил контракт с конезаводом? Для
этого журнала? - спросил Левин.
- Да, - Михальченко листал последний номер журнала, который Шоор
подарил Левину.
- Смотри, какой шустрый. Сейчас уточним. - Левин снял трубку и набрал
приемную директора. - Алло! Степана Яковлевича, пожалуйста. Скажите: Левин
из прокуратуры... Нет, мы не договаривались. Он меня знает. -
Действительно, они были знакомы давно, лет пятнадцать назад в конюшне
вспыхнул пожар, погибли две очень дорогие лошади, Левин надзирал тогда за
следствием. И сейчас, ожидая пока его соединят с директором конного
завода, он подумал, что есть бесчетное количество людей в городе, знавших
его и кого знал он, которых когда-то коснулась беда или неприятность,
ставшая невеселым поводом для знакомства. Большинство потом падало из его
жизни, но кое с кем сохранились если не дружеские, то просто добрые
отношения. - Степан Яковлевич? Левин... Да-да... Ничего, как все, так и
я... А вы?.. Ну и слава Богу... В общем-то пустяк. Мне господин Шоор
подарил журнал "Я - жокей". Что это за парень с вашими лошадками? Кто?
Локоток? Ага... Он что, по контракту? Понятно. Нет, больше ничего,
спасибо... Да, Степан Яковлевич, а господин Шоор не собирается к вам?
Жаль... Всего доброго. - Он опустил трубку и сказал Михальченко: -
Красавчик на картинках, которые перед тобой, это и есть наш Локоток.
- Здоровый бугай.
- Это еще не порок.
- Брать его надо! По всему сходится, что билет Тюнена таксисту дал
он!
- Это каким же образом брать? - усмехнулся Левин. - Нам с тобой брать
уже никого нельзя. Мы кооператоры, Иван.
- Я не в том смысле. Надо Остапчука подключать.
- Так он и побежит. Он скажет: "Я, ребята, свободен, делать мне
нехрен, поручите чего-нибудь!.." Ну, допустим, возьмешь ты с Остапчуком
Локотка. А он тебе сунет: "Билет я нашел, дорогие товарищи сыщики, мне он
не нужен был и я бескорыстно отдал его таксисту". И утер он вам, сыскарям,
сопли.
- Где нашел билет?
- В паспорте, дорогие сыщики, а паспорт в роще под кустиком, я там
его и выбросил... Рано нам хватать товарища Локотка. Что-то еще нужно,
чтоб товарищ этот стал гражданином Локотком. Если, разумеется, у нас будут
основания.
- Надо бы проверить и его график движения. Когда он явился на съемки?
Сверить эти его показания с показаниями Лынник. А что если он скажет, что
и плащ нашел?
- И плащ и билет? Не много ли находок для одного раза?
- Нашел плащ, а в кармане билет.
- Хорошо, - соглашался Левин на возражения Михальченко. - Но билет он
бескорыстно отдал таксисту, а почему же плащ - в ломбард? Допустим, в
милицию не захотел, боялся связываться. Но почему в ломбард, а не сразу в
комиссионный? Тоже ведь вопросец, Иван. А ответ, по-моему, один: ждал,
чтоб истек срок и плащ из ломбарда ушел в комиссионный анонимно...
Поскольку хватать Локотка, как ты понял, нам уже не дано, полезно было бы
с ним хотя бы побеседовать до его возвращения сюда. Там, в Коктебеле,
будет эффект внезапности. Он кое-чего стоит.
- Значит, ехать мне в Крым?
- Неплохо бы, конечно, вместе с Остапчуком, тут ты прав, но... Не
поедет Остапчук.
- Попробую его уговорить.
- Если удастся встретиться с Локотком, не переусердствуй, чтоб нам
потом прокуратура шею не намылила. Не забывай, нам нужен всего лишь старик
Тюнен. А дальше - дело не наше.
- Поглядим, - Михальченко бросил на стол журнал и вышел...

31
На каталожной карточке Левин написал: "В.Агафонов. "Расследование
убийств. Методика. Рекомендации. Истории". Кооперативное издательство
"Знамя труда".
- Мне нужна эта книжечка, - сказал Левин, протягивая карточку
библиографу университетской библиотеки.
- Вам придется подождать, - сказала она и удалилась.
Эту библиотеку Левин помнил со студенческих лет, помнил запах ее
гардеробной - теплый, влажный от пальто и зимних шапок, на которых таяли
снежинки, - стук металлической решетки у двери на полу, когда об нее
сбивали снег с обуви.
- Вы знаете, этой книги у нас нет, - дошел до Левина голос
библиографа. - Может быть, в Академии наук...
В библиотеке Академии наук книги тоже не оказалось.
- Во время войны многие фонды погибли, - объяснила пожилая женщина в
черном сатиновом халате. - Попробуйте обратиться к кому-нибудь из
библиофилов. Вы профессора Нирода не знаете? Он историк, в пятидесятых
годах работал в университете. У него очень хорошая библиотека. Иногда,
правда, очень редко, в крайних случаях тревожим его. Ему уже восемьдесят
семь.
- А вы не смогли бы дать мне его телефон?
- Только, пожалуйста, не ссылайтесь на нас, - она полистала
алфавитную книжку и на обороте каталожной карточки написала номер
телефона. - Его зовут Аполлинарий Дмитриевич.
- Спасибо...
Имя профессора Нирода Левин помнил со студенческих лет, знал, что тот
заведовал какой-то кафедрой на историческом факультете, может в те годы и
видел его, но сейчас не мог вспомнить, прошло около сорока лет... "Как
позвонить, что объяснить?.. Вполне возможно, да и скорее всего этой книги
у него нет, а сто других раритетов, которые мне не нужны, имеются. Он ведь
историк, а не юрист... Но позвонить придется, деваться некуда, не
выписывать же ее через академическую библиотеку из Москвы, из Ленинки! Это
же сколько времени пройдет!.." - думал Левин, идя домой. Его не покидало
ощущение, что с тех пор как он занялся поисками Кизе, прошли десятилетия и
он никак не может выбраться из них в сегодняшний день... Он терял к этой
истории интерес, в ней было какое-то занудство. Что ему за дело до
полковника вермахта Кизе, убитого почти полвека назад, когда голова болит
от своих каждодневных забот, вонзающихся в душу, как несмазанное сверло?!
Дома было тихо и пусто. Дети и жена на работе, внук в садике. Левин
походил по комнатам. Шкафы с бельем и одеждой в них, сервант с посудой,
телевизор и радиоприемник, полки с книгами, даже дешевенькая индийская
деревянная статуэтка женщины в комнате детей, - все, все имело свое
надежное, обжитое и вроде очень удачное место, к которому давно привыкли.
Но для того, чтобы получить это пространство и обжить его, в сущности ушла
вся жизнь. Больше ничего сюда не вместишь - покажется лишним, нарушит уют,
но и не изымешь так, чтоб без боли...
Покружив у телефона, он сел и заставил себя набрать номер, записанный
на каталожной карточке. Долго никто не отвечал. Затем немолодой женский
голос спросил:
- Вы куда звоните? - словно в эту квартиру звонить не дозволено или
сюда так давно не звонили, что люди отвыкли и считают, что просто кто-то
ошибся номером.
- Это квартира профессора Нирода? - осведомился Левин.
- Да. А вы кто, откуда? - удивилась женщина.
Левин растерялся.
- Если можно, Аполлинария Дмитриевича, - все же попросил он. - Вы его
жена?
- Нет. Я экономка. Сейчас посмотрю, не отдыхает ли.
Левин ждал, улавливая шаркающие удаляющиеся куда-то в глубину
квартиры шаги. Через какое-то время в трубке что-то зашелестело и раздался
хрипловатый голос:
- Я слушаю. С кем имею честь?
Левин объяснил, кто он и что, но без подробностей:
- Вы извините, Аполлинарий Дмитриевич, за беспокойство. Мне крайне
необходима одна книга. Я обыскал весь город, все библиотеки. Помню вас по
университету, хотя учился на юрфаке. В пятидесятые годы. Слышал, что у вас
богатая библиотека.
- Что вас интересует? - прервал его собеседник.
Левин назвал.
- Есть она у меня, но на дом книг не выдаю.
- Я понимаю, - смутился Левин, не зная, что сказать.
- Вы можете прийти полистать ее. В моем присутствии.
- Ну хотя бы так, - согласился Левин. - Когда вам удобно?
- Можете даже сегодня. После шести вечера я всегда свободен.
"От чего он свободен?" - подумал Левин и попросил адрес.
- Дом Академии наук знаете? На Костомарова. Шестнадцатая квартира.
Лифт, как всегда не работает, учтите это...

Это был дом из тех, которые называли "сталинскими" - построен в 1951
году, шестиэтажный, огромный, несуразный, но добротный. Фасад шел вогнутой
дугой, четыре подъезда с большими тяжелыми деревянными дверями, с высокими
окнами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32