не нашел в нем ничего смешного - он не отличался тонким юмором и не любил, когда его разыгрывали. Оценить это мог лишь человек, умеющий взглянуть на себя со стороны и способный в человеческой комедии быть одновременно зрителем и актером. Р. же был солдатом и считал, что самоанализ занятие нездоровое и недостойное англичанина.
Эшенден встал и медленно направился к гостинице. Это была второразрядная швейцарская гостиница, маленькая и идеально чистая; из окон его спальни, обставленной натертой до блеска мебелью темного дерева, открывался прелестный вид; и хотя в ненастную погоду в ней, наверное, было не очень уютно, сейчас, в теплый солнечный день, она ласкала взор. В холле он присел за один из столиков и заказал бутылку пива. Хозяйке гостиницы не терпелось узнать, откуда в этот мертвый сезон вдруг взялся постоялец, и он охотно удовлетворил ее любопытство. Он рассказал, что совсем недавно перенес брюшной тиф и приехал в Люцерн поправляться. Работает он в цензурном управлении и хочет воспользоваться случаем и немного попрактиковаться в немецком языке. Поинтересовался, не может ли она порекомендовать ему преподавателя. Хозяйка, полная, белокурая и добродушная швейцарка, болтала без умолку, и Эшенден не сомневался, что она передаст их разговор кому следует. В свою очередь, он задал несколько вопросов. Она оживленно заговорила о войне. Обычно в это время отбоя нет от приезжающих, мест не хватает, и людей приходится размещать в соседних домах, а теперь вот гостиница почти совсем пустует. Несколько человек приходят столоваться, но постоянных жильцов всего две пары. Одна - пожилая ирландская чета, на лето они перебираются в Люцерн из Веве, да потом еще англичанин с женой. Жена у него немка, вот они и живут в нейтральной стране. Эшенден постарался ничем не выдать своего любопытства - по описанию хозяйки он узнал Грантли Кейпора, - но она, не дожидаясь его расспросов, сообщила, что большую часть времени они проводят в горах. Герр Кейпор - ботаник, он так увлекается местной флорой. И жена у него симпатичная, она ей очень сочувствует. Ну, да ведь не вечно же будет продолжаться эта война. Хозяйка заторопилась по своим делам, и Эшенден поднялся наверх.
Обед начинался в семь, и, желая поспеть в обеденный зал до прихода своих соседей по гостинице, как только прозвенел звонок, он тотчас же спустился вниз. Обеденный зал представлял собой очень скромную, аккуратно выбеленную комнату, обставленную такими же полированными темными креслами, что и в его номере, по стенам были развешаны олеографии с изображением швейцарских озер. На каждом из маленьких столиков стоял букетик цветов. В зале царили чистота и порядок, предвещавшие скверный обед. Эшенден хотел было для разнообразия заказать бутылку самого лучшего рейнвейна, но не решился привлекать к себе внимание подобной экстравагантностью (он заметил на нескольких столиках початые бутылки и сделал для себя заключение, что другие постояльцы употребляют вино весьма умеренно) и ограничился пинтой лагера1. Тем временем в зале начали поодиночке появляться первые посетители - судя по всему, швейцарцы, приехавшие в Люцерн по делам. Они разместились за столиками, развернули салфетки, тщательно сложенные после завтрака, и, пристроив поудобнее газеты, прихлебывая суп, принялись за чтение. Вскоре появился высокий сутулый седой старик с обвислыми седыми усами, а вместе с ним маленькая седенькая старушка в черном платье. Видимо, это был ирландский полковник и его жена, о которых говорила хозяйка. Они заняли свои места, и полковник налил чуточку вина себе и супруге. Оба молча ждали, пока крепкая разбитная служанка подаст обед.
Наконец пришли те, кого поджидал Эшенден. Он постарался углубиться в чтение немецкой книги и поднял глаза только один раз, когда они появились на пороге. Он увидел мужчину лет сорока пяти, среднего роста и крупного телосложения, с короткими темными растрепанными волосами и широким, гладковыбритым медно-красным лицом. На нем была рубашка с отложным воротничком и серого цвета костюм. Вслед за ним шла его жена, как показалось Эшендену на первый взгляд, невзрачная, ничем не примечательная немка. Грантли Кейпор уселся за стол и принялся оживленно рассказывать служанке, как великолепно они прогулялись. Когда он упомянул ничего не говорившее Эшендену название вершины, до которой они добрались, служанка стала ахать и восхищаться. Далее Кейпор, без труда говоривший по-немецки с едва заметным английским акцентом, сказал, что они боялись опоздать и решили не подниматься к себе наверх, а сполоснули руки на улице. У него был зычный голос, держался он непринужденно.
- Накормите нас поскорее, мы умираем с голода, и подайте пива, три бутылки. Lieber Gott1, до чего же я хочу пить!
Энергия в нем так и бурлила. С его приходом в унылой вылизанной столовой как будто пахнуло свежим ветром, и все посетители вдруг словно ожили. Он громко, на весь зал заговорил с женой по-английски; однако она тотчас же чуть слышно перебила его. Кейпор осекся, и Эшенден почувствовал, что он смотрит в его сторону. Миссис Кейпор заметила присутствие незнакомца и обратила на это внимание мужа. Эшенден притворился, что занят чтением, и перевернул страницу книги, но он ощутил на себе пристальный взгляд Кейпора. Они продолжали беседовать, но так тихо, что Эшенден даже не смог разобрать, на каком языке шел разговор; когда же служанка подавала суп, Кейпор негромко спросил ее о чем-то. Нетрудно было догадаться что он расспрашивает об Эшендене. Служанка что-то ответила, Эшенден расслышал только одно слово - Englander2.
Несколько посетителей закончили обед и, ковыряя в зубах, вышли из зала. Старый ирландский полковник и его супруга поднялись из-за столика, и он посторонился, уступая ей дорогу. За все время обеда они не обмолвились ни словом. Она медленно пошла к выходу; полковник заговорил со швейцарцем, по всей видимости адвокатом, и отстал на несколько шагов; она подошла к двери и остановилась, маленькая сгорбленная старушка, и ждала с какой-то робкой покорностью, пока подойдет ее супруг и откроет дверь. Эшенден сообразил, что ей никогда в жизни не приходилось самой выполнять эту процедуру. Она не знала, как это делается. Минуту спустя полковник старческими шажками засеменил к выходу, толкнул дверь и вышел вслед за супругой. В этой небольшой сценке, как в капле воды, отразилась вся их жизнь; и Эшенден попытался представить себе их характеры, их прошлое и настоящее, но вовремя одернул себя - в его положении творчество было непозволительной роскошью. Он докончил обед.
В холле его внимание привлек булль-терьер, привязанный к ножке стула, и, поравнявшись с собакой, он машинально потрепал ее вислые мягкие уши. Возле лестницы стояла хозяйка гостиницы.
- Чей это такой симпатичный песик? - поинтересовался Эшенден.
- Герра Кейпора. Его зовут Фрицди. Герр Кейпор уверяет, что родословная у него древнее, чем у английского короля.
Фрицци стал ластиться к Эшендену и ткнулся мордой в его руку. Эшенден сходил наверх за шляпой и на обратном пути заметил, что у входа в гостиницу Кейпор разговаривает с хозяйкой. Они сразу же замолчали, и по их смущенному виду Эшенден догадался, что разговор шел о нем. Выходя на улицу, он краешком глаза уловил подозрительный взгляд Кейпора. На его открытом и добродушном медно-красном лице теперь застыло вороватое выражение.
Эшенден не торопясь дошел до ближайшей таверны, где на открытой веранде подавали кофе, и, желая вознаградить себя за бутылку пива, выпитую за обедом по долгу службы, заказал самое лучшее бренди. Он был рад, что наконец-то столкнулся лицом к лицу с человеком, о котором так много слышал, и надеялся через день-другой с ним познакомиться. Завязать знакомство с человеком, у которого есть собака, всегда несложно. Но он не спешил, предпочитая, чтобы события развивались своим чередом; излишняя поспешность могла только помешать выполнению его задачи.
Эшенден еще раз припомнил все обстоятельства дела. Грантли Кейпор был англичанин, сорока двух лет от роду, по паспорту уроженец Бирмингема. Его жена, с которой он состоял в браке одиннадцать лет, была немка. Об этом знали все. Сведения же о его прошлом были собраны в специальном досье. Из них следовало, что он начал служить в адвокатской конторе в Бирмингеме, а впоследствии занялся журналистикой. Сотрудничал в английских газетах, издававшихся в Каире и в Шанхае. В эту пору он оказался замешанным в одной некрасивой истории и ненадолго угодил в тюрьму за подлог. Выйдя на свободу, он совершенно исчез из поля зрения и только через два года объявился в Марселе и устроился на работу в пароходной конторе. Из Марселя он перебрался в Гамбург, где продолжал служить в пароходстве, женился, а затем уехал в Лондон. В Лондоне он попытался заняться экспортными операциями, но через некоторое время прогорел, обанкротился и снова взялся за журналистику. Перед войной он вернулся на службу в пароходство, и август 1914 года застал его в Саутгемптоне, где он мирно жил со своей женой-немкой. В начале следующего года он обратился к начальству с ходатайством о переводе в Геную, мотивируя это тем, что из-за национальности жены он оказался в невыносимых условиях; он числился на хорошем счету, и было решено принять во внимание его сложное положение и удовлетворить просьбу. В Генуе он пробыл, пока Италия не вступила в войну, а потом подал заявление об уходе и, имея на руках совершенно чистые документы, переправился через границу и поселился в Швейцарии.
Из всего этого напрашивался вывод, что человек он не слишком щепетильный, ничего не добившийся в прошлом, без твердого положения в жизни; однако никому до этого не было дела до тех пор, пока не выяснилось, что Кейпор с самого начала войны, а возможно и раньше, был завербован германской разведкой и получал за свои услуги сорок фунтов в месяц. Хотя он был опасен и изворотлив, вряд ли против него стали бы принимать какие-нибудь меры, если бы его деятельность ограничивалась сбором информации в Швейцарии. Большого вреда он причинить не мог, и, видимо, следовало попытаться использовать его для подбрасывания противнику нужных материалов. Он был уверен, что находится вне подозрений. Вся его обширная корреспонденция тщательным образом перлюстрировалась, а так как не существует шифра, который в конце концов нельзя было бы разгадать, предполагалось, что рано или поздно через него удастся напасть на след организации, действовавшей в Англии. И тут произошел случай, привлекший к нему внимание Р. Доведись Кейпору проведать об этом, у него, наверно, душа бы ушла в пятки, и не мудрено: Р. не любил, когда ему становились поперек дороги. Кейпор познакомился в Цюрихе с молодым испанцем по фамилии Гомес, который недавно стал сотрудничать с английской разведкой, завоевал его доверие благодаря своей национальности и сумел выведать, что тот выполняет секретные поручения. Испанец, вероятно, проявил обычную человеческую слабость и, желая порисоваться, говорил слишком таинственно; так или иначе, но после приезда в Германию по донесению Кейпора за ним была установлена слежка, и однажды его схватили в тот момент, когда он отправлял по почте написанное условным кодом письмо, которое впоследствии было расшифровано. Его судили, признали виновным и расстреляли. Потеря полезного и преданного агента была в достаточной степени неприятна сама по себе, а кроме того, пришлось менять простой и надежный шифр. Р. выразил свое неудовольствие. Однако Р. не принадлежал к породе людей, которых жажда мести отвлекает от основной цели, и, решив, что Кейпор предает родину за деньги, он подумал, что стоит попытаться его перекупить и заставить предать своих хозяев. Выдача им агента союзников должна была убедить немцев в его полной благонадежности. Он мог бы принести большую пользу. Но Р. не знал, что за человек Кейпор, тот вел очень скрытный и незаметный образ жизни, и даже его фотография, да и та снятая на паспорт, имелась в одном-единственном экземпляре. Эшендену было поручено познакомиться с Кейпором и выяснить, есть ли какая-нибудь надежда на то, что он будет добросовестно работать на англичан; если окажется, что это возможно, надлежало прощупать его и в том случае, если зондаж пройдет успешно, сделать некоторые авансы. Это поручение требовало тактичного подхода и знания человеческой психологии. Если же, напротив, Эшенден придет к выводу, что купить Кейпора не удастся, ему надлежало установить за ним наблюдение и сообщать о его поездках. Информация, полученная от Густава, была расплывчатой, и в ней обращало на себя внимание лишь одно обстоятельство: немецкий резидент в Берне начинает проявлять недовольство бездеятельностью Кейпора. Кейпор просил о прибавке к жалованью, на что майор фон П. отвечал, что жалованье нужно отрабатывать. Возможно, речь шла о поездке в Англию. Если бы удалось выманить его за границу, миссия Эшендена была бы выполнена.
- Ну каким образом я должен уговорить его сунуть голову в петлю, черт побери? - спрашивал Эшенден.
- Тут пахнет скорей не петлей, а расстрелом, - отвечал Р.
- Кейпор хитер.
- Так перехитрите его к чертям собачьим.
Эшенден решил не предпринимать никаких шагов, чтобы познакомиться с Кейпором, и предоставить ему инициативу. Коль скоро от того требуют конкретных дел, ему неизбежно должна прийти в голову мысль, что из разговора с бывшим служащим английского цензурного управления можно будет извлечь пользу. У Эшендена была припасена информация, представлявшая немалый интерес для центральных держав. Имея вымышленную фамилию и чужой паспорт, не приходилось опасаться, что Кейпор может заподозрить в нем британского шпиона.
Ждать Эшендену пришлось недолго. На следующее утро, сидя в холле гостиницы, он дремал за чашечкой кофе, когда из столовой вышли Кейпоры. Миссис Кейпор поднялась наверх, а Кейпор снял с собаки ошейник. Пес рванулся вперед и радостно бросился к Эшендену.
- Фрицци, ко мне!
1 2 3 4 5 6