— Ну, Стивен.Стивен встал, чтобы прочитать молитву перед едой: Благослови нас, Господи, и благослови даяния сии, что милостью Твоею ниспосылаешь нам во имя Христа — Спасителя нашего. Аминь. Все перекрестились, и мистер Дедал, вздохнув от удовольствия, поднял с блюда тяжелую крышку, унизанную по краям блестящими каплями.Стивен смотрел на жирную индейку, которую еще утром он видел на кухонном столе, связанную и проткнутую спицей. Он знал, что папа заплатил за нее гинею у Данна на Д'Ольер-стрит и продавец долго тыкал ее в грудку, чтобы показать, какая это хорошая птица, и он вспомнил голос продавца:— Берите эту, сэр. Спасибо скажете. Знатная птица.Почему это мистер Баррет в Клонгоузе называет индюшкой свою линейку, которой бьют по рукам? Но Клонгоуз далеко, а горячий, густой запах индейки, окорока и сельдерея поднимается от блюд и тарелок, и большое пламя в камине взлетает высоко и ярко, а зеленый плющ и алый остролист вызывают чувство такой радости! А потом, когда обед кончится, подадут громадный плам-пудинг, обсыпанный чищеным миндалем и украшенный остролистом, струйка синеватого огня бегает вокруг него, а маленький зеленый флажок развевается на верхушке.Это был его первый рождественский обед, и он думал о своих маленьких братьях и сестрах, которые дожидались теперь в детской, когда появится пудинг, как и он дожидался столько раз. В форменной куртке с низким отложным воротником он чувствовал себя необычно и по-взрослому, и, когда его одели сегодня утром, чтобы идти к мессе, и мама привела его в гостиную, папа заплакал. Это потому, что он вспомнил о своем папе. Так и дядя Чарльз сказал.Мистер Дедал накрыл блюдо крышкой и с аппетитом принялся за еду.— Бедняга Кристи, — промолвил он, — кажется, он совсем запутался в своих плутнях.— Саймон, — сказала миссис Дедал, — ты не предложил соуса миссис Риордан.Мистер Дедал схватил соусник.— В самом деле, — воскликнул он. — Миссис Риордан, простите несчастного грешника.Дэнти закрыла свою тарелку руками и сказала:— Нет, благодарю вас.Мистер Дедал повернулся к дяде Чарльзу:— А у вас, сэр?— Все в порядке, Саймон.— Вам, Джон?— Мне хватит. Про себя не забудьте.— Тебе, Мэри? Давай тарелку, Стивен. Ешь, ешь, скорей усы вырастут. Ну-ка!Он щедро налил соуса в тарелку Стивена и поставил соусник на стол. Потом он спросил дядю Чарльза, нежное ли мясо. Дядя Чарльз не мог говорить, потому что у него был полон рот, но он кивнул головой.— А ведь хорошо наш приятель ответил канонику? А? — сказал мистер Дедал.— Я не думал, что он на это способен, — сказал мистер Кейси.— Я заплачу церковный сбор, отец мой, когда вы перестанете обращать дом Божий в трибуну для агитации. «Я заплачу церковный сбор...» — реплика намекает на агитацию ирл. священников против Парнелла. Тема дальнейших споров за столом — позиция католической церкви в антипарнелловской кампании в 1890 г.

— Нечего сказать, недурной ответ, — сказала Дэнти, — своему духовному отцу. Особенно для человека, который называет себя католиком.— Им остается винить только себя, — сказал мистер Дедал с нарочитой кротостью. — Будь они поумней, они занимались бы только религией, а не совались бы не в свои дела.— Это и есть религия, — сказала Дэнти, — они исполняют свой долг, предостерегая народ.— Мы приходим в дом господен, — сказал мистер Кейси, — смиренно молиться нашему Создателю, а не слушать предвыборные речи.— Это и есть религия, — повторила Дэнти. — Они правильно поступают. Они должны наставлять свою паству.— И агитировать с амвона? — спросил мистер Дедал.— Разумеется, — сказала Дэнти. — Это касается общественной нравственности. Какой же это священник, если он не будет объяснять своей пастве, что хорошо и что дурно.Миссис Дедал опустила нож с вилкой и сказала:— Ради Бога, ради Бога, избавьте нас от этих политических споров хоть на сегодня, в такой день!— Совершенно верно, мэм, — сказал дядя Чарльз. — Довольно, Саймон. И больше ни слова.— Хорошо, хорошо, — скороговоркой ответил мистер Дедал.Он решительным жестом снял крышку с блюда и спросил:— А ну-ка? Кому еще индейки?Никто не ответил. Дэнти повторила:— Хорошие речи для католика, нечего сказать.— Миссис Риордан, умоляю вас, — сказала миссис Дедал, — оставим этот разговор хоть сегодня.Дэнти повернулась к ней и сказала:— По-вашему, я должна сидеть и слушать, как издеваются над пастырями церкви?— Никто против них слова не скажет, — подхватил мистер Дедал, — если они перестанут вмешиваться в политику.— Епископы и священники Ирландии сказали свое слово, — возразила Дэнти, — им нужно повиноваться.— Пусть они откажутся от политики, — вмешался мистер Кейси, — а не то народ откажется от церкви.— Слышите? — сказала Дэнти, обращаясь к миссис Дедал.— Мистер Кейси! Саймон! Довольно, прошу вас, — умоляла миссис Дедал.— Нехорошо! Нехорошо! — сказал дядя Чарльз.— Как! — воскликнул мистер Дедал. — И мы должны были отступиться от него по указке англичан!— Он был уже недостоин вести народ, — сказала Дэнти. — Он жил во грехе, у всех на виду.— Все мы грешники, окаянные грешники, — невозмутимо ответил мистер Кейси.— Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят, — сказала миссис Риордан. — Лучше было бы ему, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и бросили его в море, нежели бы он соблазнил одного из малых сих. Лк 17, 1-2.

Вот слова Священного писания.— И очень скверные слова, если хотите знать мое мнение, — холодно заметил мистер Дедал.— Саймон! Саймон! — одернул его дядя Чарльз. — При мальчике!— Да, да, — спохватился мистер Дедал. — Я же говорю... Я хотел сказать... Скверные слова говорил носильщик на станции. Вот так, хорошо. Ну-ка, Стивен, подставляй тарелку, дружище. Да смотри доедай все.Он передал полную тарелку Стивену и положил дяде Чарльзу и мистеру Кейси по большому куску индейки, обильно политой соусом. Миссис Дедал ела очень мало, а Дэнти сидела, сложив руки на коленях. Лицо у нее было красное. Мистер Дедал поковырял вилкой остатки индейки и сказал:— Тут есть еще лакомый кусочек, называется он архиерейский кусочек. Леди и джентльмены, кому угодно?..Он поднял на вилке кусок индейки. Никто не ответил. Он положил его к себе на тарелку и сказал:— Мое дело предложить. Но, пожалуй, я съем его сам. Я что-то за последнее время сдал.Он подмигнул Стивену, накрыл блюдо и опять принялся за еду. Пока он ел, все молчали.— А погода все-таки разгулялась! — сказал он. — И приезжих много в городе.Никто не ответил. Он опять заговорил:— По-моему, в этом году больше приезжих, чем в прошлое Рождество.Он обвел взглядом лица присутствующих, склоненные над тарелками, и, не получив ответа, выждал секунду и сказал с досадой:— Все-таки испортили мой рождественский обед!— Не может быть ни счастья, ни благодати, — процедила Дэнти, — в доме, где нет уважения к пастырям церкви.Мистер Дедал со звоном швырнул вилку и нож на тарелку.— Уважение! — сказал он. — Это к Билли-то губошлепу или к этому толстопузому обжоре из Арма! Билли — архиепископ Дублинский, Уильям Дж. Уолш (1841-1921); обжора из Арма — кардинал Майкл Лог, архиепископ Армаский, примас Ирландии.

Уважение?!— Князья церкви! — язвительно вставил мистер Кейси.— Конюх лорда Лейтрима Конюх лорда Лейтрима — поспешил на помощь своему хозяину, богатому, жестокому и распутному помещику, когда совершалось его убийство молодым крестьянином, мстившим за честь сестры.

, — добавил мистер Дедал.— Они помазанники Божий, — сказала Дэнти. — Гордость страны!— Обжора толстопузый, — повторил мистер Дедал. — Он только и хорош, когда спит. А посмотрели бы вы, как он в морозный денек уписывает у себя свинину с капустой! Красавец!Он скорчил тупую рожу и зачмокал губами.— Право, Саймон, не надо так говорить при мальчике. Это нехорошо.— О да, он все припомнит, когда вырастет, — подхватила Дэнти с жаром, — все эти речи против Бога, религии и священников, которых наслышался в родном доме.— Пусть он припомнит, — закричал ей мистер Кейси через стол, — и речи, которыми священники и их прихвостни разбили сердце Парнеллу и свели его в могилу. Пусть он и это припомнит, когда вырастет.— Сукины дети! — воскликнул мистер Дедал. — Когда ему пришлось плохо, тут-то они его и предали! Накинулись и загрызли, как крысы поганые! Подлые псы! Они и похожи на псов. Ей-богу, похожи!— Они правильно сделали, — крикнула Дэнти. — Они повиновались своим епископам и священникам. Честь и хвала им!— Но ведь это просто ужасно! — воскликнула миссис Дедал. — Ни одного дня в году нельзя провести без этих ужасных споров.Дядя Чарльз, умиротворяюще подняв руки, сказал:— Тише, тише, тише! Разве нельзя высказывать свое мнение без гнева и без ругательств! Право же, нехорошо.Миссис Дедал стала шепотом успокаивать Дэнти, но Дэнти громко ответила:— А я не буду молчать! Я буду защищать мою церковь и веру, когда их поносят и оплевывают вероотступники.Мистер Кейси резко отодвинул тарелку на середину стола и, положив локти на стол, заговорил хриплым голосом, обращаясь к хозяину дома:— Скажите, я рассказывал вам историю о знаменитом плевке?— Нет, Джон, не рассказывали, — ответил мистер Дедал.— Как же, — сказал мистер Кейси, — весьма поучительная история. Это случилось не так давно в графстве Уиклоу, где мы и сейчас с вами находимся В графстве Уиклоу, где мы... находимся — семья Джойсов жила тогда в местечке Брэй под Дублином, на границе графств Дублин и Уиклоу.

.Он остановился и, повернувшись к Дэнти, произнес со сдержанным негодованием:— Позвольте мне заметить вам, сударыня, что если вы имели в виду меня, так я не вероотступник. Я католик, каким был мой отец, и его отец, и отец его отца еще в то время, когда мы скорей готовы были расстаться с жизнью, чем предать свою веру.— Тем постыдней для вас, — сказала Дэнти, — говорить то, что вы говорили сейчас.— Рассказывайте, Джон, — сказал мистер Дедал улыбаясь. — Мы вас слушаем.— Тоже мне католик! — повторила Дэнти иронически. — Самый отъявленный протестант не позволил бы себе таких выражений, какие я слышала сегодня.Мистер Дедал начал мотать головой из стороны в сторону, напевая сквозь зубы наподобие деревенского певца.— Я не протестант, повторяю вам еще раз, — сказал мистер Кейси, вспыхнув.Мистер Дедал, все так же подвывая и мотая головой, вдруг запел хриплым, гнусавым голосом: Придите, о вы, католики,Которые к мессе не ходят! Он взял нож и вилку и, снова принимаясь за еду, весело сказал мистеру Кейси:— Рассказывайте, мы слушаем, Джон, это полезно для пищеварения.Стивен с нежностью смотрел на лицо мистера Кейси, который, подперев голову руками, уставился прямо перед собой. Он любил сидеть рядом с ним у камина, глядя в его суровое, темное лицо. Но его темные глаза никогда не смотрели сурово, и было приятно слушать его неторопливый голос. Но почему же он против священников? Ведь тогда, выходит, Дэнти права. Он слышал, как папа говорил, будто в молодости Дэнти была монахиней, а потом, когда ее брат разбогател на браслетах и побрякушках, которые он продавал дикарям, ушла из монастыря в Аллеганах. Может быть, поэтому она против Парнелла? И еще — она не любит, чтобы он играл с Эйлин, потому что Эйлин протестантка, а когда Дэнти была молодая, она знала детей, которые водились с протестантами, и протестанты издевались над литанией пресвятой девы. « Башня из слоновой кости, — говорили они. — Золотой чертог! » Как может быть женщина башней из слоновой кости или золотым чертогом? Кто же тогда прав? И ему вспомнился вечер в лазарете в Клонгоузе, темные волны, свет в бухте и горестные стоны людей, когда они услышали весть.У Эйлин были длинные белые руки. Как-то вечером, когда они играли в жмурки, она прижала ему к глазам свои руки: длинные, белые, тонкие, холодные и нежные. Это и есть слоновая кость. Холодная и белая, вот что значит башня из слоновой кости. — Рассказ короткий и занятный, — сказал мистер Кейси. — Это было как-то в Арклоу Арклоу — прибрежный городок, около 40 км от Дублина.

в холодный, пасмурный день, незадолго до того, как умер наш вождь. Помилуй, Господи, его душу!Он устало закрыл глаза и остановился. Мистер Дедал взял кость с тарелки и, отдирая мясо зубами, сказал:— До того, как его убили, вы хотите сказать?Мистер Кейси открыл глаза, вздохнул и продолжал:— Однажды он приехал в Арклоу. Мы были на митинге, и, когда митинг кончился, нам пришлось пробиваться сквозь толпу на станцию. Такого рева и воя мне еще никогда не приходилось слышать! Они поносили нас на все лады. А одна старуха, пьяная старая ведьма, почему-то привязалась именно ко мне. Она приплясывала в грязи рядом со мной, визжала и выкрикивала мне прямо в лицо: Гонитель священников! Парижская биржа! Парижская биржа — в 1890 г. Парнелла ложно обвиняли в присвоении размещенных в Париже средств Национальной Ирландской Лиги.

Мистер Фокс! Китти О'Шей! — И что же вы сделали, Джон? — спросил мистер Дедал.— Я не мешал ей визжать, — сказал мистер Кейси. — Было очень холодно, и, чтобы подбодрить себя, я (прошу извинить меня, мадам) заложил за щеку порцию талламорского табаку, ну и, само собой, слова я не мог сказать, потому что рот был полон табачного сока.— Ну и что же, Джон?— Ну так вот. Я не мешал ей — пусть орет сколько душе угодно про Китти О'Шей и все такое, — пока наконец она не обозвала эту леди таким словом, которое я не повторю, чтобы не осквернять ни наш рождественский обед, ни ваш слух, мадам, ни свой собственный язык.Он замолчал. Мистер Дедал, подняв голову, спросил:— Ну и что же вы сделали, Джон?— Что я сделал? — сказал мистер Кейси. — Она приблизила ко мне свою отвратительную старую рожу, а у меня был полон рот табачного сока. Я наклонился к ней и сказал: Тьфу! — вот так.Он отвернулся в сторону и показал, как это было.— Тьфу! Прямо в глаз ей плюнул.Он прижал руку к глазу и завопил, словно от боли:— Ой, Иисусе Христе, дева Мария, Иосиф! — вопила она. — Ой, я ослепла, ой, умираю! Он поперхнулся и, давясь от смеха и кашля, повторял:— Ослепла, совсем ослепла! Мистер Дедал громко захохотал и откинулся на спинку стула, дядя Чарльз мотал головой из стороны в сторону.
1 2 3 4 5 6