Рассерженный Петр, пробыв в Саардаме всего неделю, переехал в Амстердам, где оставался с половины августа 1697 до января 1698 года, лишь на короткое время выезжая в Гаагу и другие города. В Амстердаме учился кораблестроению на Ост-Индской верфи и достиг значительных успехов, но он остался недоволен голландским кораблестроением. Уже в России он научился плотничать, в Голландии же искал изучить теорию кораблестроения. Но голландцы строили суда навыком, не умея составлять корабельных чертежей, не зная теории корабельного искусства. Это-то и сердило Петра. «Зело ему стало противно, – писал он сам о себе, – что такой дальний путь для сего восприял, а желаемого конца не достиг». Случайно узнал он, что теория судостроения выработана у англичан, решился поехать в Англию, в Москву же послал приказ подчинить голландских мастеров на Воронежской верфи мастерам венецианским и датским.
В Англии, куда Петр переехал без посольства в начале 1698 года, повторилось то же самое, что и в Голландии, – Петр учился теории судостроения и военному делу, катался по Темзе и присматривался к английской жизни, вращаясь в самых разнообразных сферах. Английские инженеры, техники, моряки производили на Петра лучшее впечатление, чем голландские, и он очень усердно приглашал их в Россию. Зато политическая и придворная жизнь в Англии мало интересовала Петра (то же было и в Голландии), и высшее английское общество имело основание считать Петра «мизантропом» и «моряком». Избегая придворных церемоний, Петр держал себя так свободно и странно для монарха, что встретил осуждение со стороны английского двора, которому «надоели причуды царя», как писал один дипломат.
В апреле 1698 года Петр вернулся в Голландию, к посольству, чтобы ехать с ним в Вену, до которой доехал только в июне, и прожил там около месяца. Встреченный императором Леопольдом очень радушно, он осматривал Вену, а между тем деятельно шли переговоры русских и венских дипломатов о войне с турками. С удивлением и досадой видел Петр, что австрийские политики не только не разделяют его завоевательных видов на Турцию, но даже не желают продолжения и той вялой войны, какую вели до тех пор. Русские говорили, что если уж император желает мира, то следует заключить его в интересах не одной Австрии, а всех союзников. Но и эта мысль не находила в Вене сочувствия. Петр убедился, что коалиция против турок, о которой он мечтал, невозможна, что следует и России мириться с Турцией, если она не хочет воевать с ними один на один.
В июле царь думал ехать из Вены в Италию, но получил известия из Москвы о новом бунте стрельцов. Хотя скоро пришло донесение, что бунт подавлен, однако Петр поспешил домой. На дороге в Москву, проезжая через Польшу, Петр виделся с новым польским королем Августом (в то же время и курфюрстом саксонским); их встреча была очень дружественна (Россия сильно поддерживала Августа при выборах на польский престол). Август предложил Петру союз против Швеции, и Петр, наученный неудачею своих противотурецких планов, не ответил таким отказом, как ответил раньше Пруссии. Он в принципе согласился на союз. Так за границу повез он мысль об изгнании из Европы турок, а из-за границы привез мысль о борьбе с Швецией за Балтийское море.
Что же дало Петру заграничное путешествие? Результаты его очень велики: во-первых, оно послужило для сближения Московского государства с Западною Европою; во-вторых, окончательно выработало личность и направление самого Петра.
Пользуясь пребыванием за границей царя, европейские правительства спешили извлечь из сношений с ним всевозможные выгоды для своих стран. Дипломатические сношения России с Западом пошли гораздо живее со времени путешествия Петра. Русские дипломаты и учащаяся молодежь, явившаяся на Западе вместе с посольством и отдельно от него, знакомили европейцев с Россией. В свою очередь, иностранцы толпами потянулись на Русь вследствие приглашений самого Петра и его уполномоченных. Необычный факт путешествия московского царя возбудил любопытство всего западноевропейского общества и к личности царя, и к его народу. В германских университетах темою диспутов ставили поездку Петра и будущее просвещение России как результат этой поездки. Философ Лейбниц составлял просветительные проекты для преобразования Руси. Европа, видя поведение Петра, догадывалась, что результатом просвещения самого Петра будет просвещение его государства. Поэтому поездка Петра стала весьма популярным предметом для политических и культурных рассуждений.
Для самого Петра путешествие было последним актом самообразования. Он желал получить сведения по судостроению, а получил сверх того массу впечатлений, массу знаний. Более года пробыл он за границей, всегда в толпе, среди разнообразных лиц, среди разных национальных культур. Он не только увидел культурное и материальное превосходство богатейших стран Запада над своей бедной Русью, но и сжился с обычаями этих стран, стал в них как бы своим человеком и не мог вернуться к старому мировоззрению. Сознавая превосходство Запада, он решился приблизить к нему свое государство путем реформы. Смело можно сказать, что Петр как реформатор созрел за границей. Но все воспитание Петра, вся его жизнь в Москве обусловили некоторую односторонность в его заграничном самообразовании: покоритель Азова и создатель русского флота, Петр далеко стоял от вопросов внутреннего управления Московского государства. И за границей Петра завлекало морское и военное дело, культура и промышленность, но сравнительно весьма мало занимало общественное устройство и управление Запада. По возвращении в Москву Петр немедленно начинает реформы, окончательно порывает со старыми традициями, но его первые шаги на пути реформ не касаются еще государственного быта. Он является с культурными новшествами по преимуществу и с большою резкостью проводит их в жизнь. К реформе государственного устройства и управления он переходит гораздо позднее.
25 августа 1698 года вернулся Петр в Москву из путешествия. В этот день он не был во дворце, не видел жены; вечер провел в Немецкой слободе, откуда уехал в свое Преображенское. На следующий день, на торжественном приеме боярства в Преображенском, он начал резать боярские бороды и окорачивать длинные кафтаны. Брадобритие и ношение немецкого платья были объявлены обязательными. Не желавшие брить бороду скоро стали платить ежегодную пошлину, относительно же ношения немецкого платья не существовало никаких послаблений для лиц дворянского и городского сословия; одно крестьянство осталось в старом наряде да духовные лица. Старые русские воззрения не одобряли брадобрития и перемены одежды, в бороде видели внешний знак внутреннего благочестия, безбородого человека считали неблагочестивым и развратным. Московские патриархи, даже последний – Адриан, запрещали брадобритие, московский же царь Петр делал его обязательным, не стесняясь авторитетом церковных властей. Резкое противоречие меры царя с давними привычками народа и проповедью русской иерархии придало этой мере характер важного и крутого переворота и возбудило народное неудовольствие и глухое противодействие в массе. Но и более резкие поступки молодого монарха не замедлили явиться глазам народа. Немедля по возвращении из-за границы Петр возобновил следствие о том бунте стрельцов, который заставил его прервать путешествие.
Бунт этот возник таким образом. Стрелецкие полки по взятии Азова были посланы туда для гарнизонной службы. Не привыкнув к долгим отлучкам из Москвы, оставив там семьи и промыслы, стрельцы тяготились дальней и долгой службой и ждали возвращения в Москву. Но из Азова их перевели к польской границе, а в Азов на место ушедших двинули из Москвы всех тех стрельцов, которые еще оставались там. В Москве не осталось ни одного стрелецкого полка, и вот среди стрельцов на польской границе разнесся слух, что их навсегда вывели из столицы и что стрелецкому войску грозит опасность уничтожения. Этот слух волнует стрельцов, виновниками такого несчастия они считают бояр и иностранцев, завладевших делами в Москве. Они решаются силой, противозаконно возвратиться в Москву и на дороге (под Воскресенским монастырем) сталкиваются с регулярными войсками, высланными против них. Дело дошло до битвы, которой стрельцы не выдержали и сдались. Боярин Шеин произвел розыск о бунте, многих повесил, остальных бросил в тюрьмы.
Петр остался недоволен розыском Шеина и начал новое следствие. В Преображенском начались ужасающие пытки стрельцов. От стрельцов пытками добились новых показаний о целях бунта: некоторые признались, что в их деле замешана царевна Софья, что в ее пользу стрельцы желали произвести переворот. Трудно сказать, насколько это обвинение Софьи было справедливо, а не вымучено пытками, но Петр ему поверил и страшно мстил сестре и карал бунтовщиков. Софья, по показанию современника, была предана суду народных представителей. Приговора суда мы не знаем, но знаем дальнейшую судьбу царевны. Она была пострижена в монахини и заключена в том же Новодевичьем монастыре, где жила с 1689 года. Перед самыми ее окнами Петр повесил стрельцов. Всего же в Москве и Преображенском было казнено далеко за тысячу человек. Петр сам рубил головы стрельцам и заставлял то же делать своих приближенных и придворных. Ужасы, пережитые тогда Москвою, трудно рассказать. С.М. Соловьев характеризует осенние дни 1698 года как время террора.
Рядом с казнями стрельцов и уничтожением стрелецкого войска Петр переживал и семейную драму. Еще будучи за границей, Петр уговаривал свою жену постричься добровольно. Она не согласилась. Теперь Петр отправил ее в Суздаль, где она спустя несколько месяцев была пострижена в монахини под именем Елены (июнь 1699 года). Царевич Алексей остался на руках у тетки Натальи Алексеевны.
Ряд ошеломляющих событий 1698 года страшно подействовал и на московское общество, и на самого Петра. В обществе слышался ропот на жестокости, на новшества Петра, на иностранцев, сбивших Петра с пути. На голоса общественного неудовольствия Петр отвечал репрессиями; он не уступал ни шагу на новом пути, без пощады рвал всякую связь с прошлым, жил сам и других заставлял жить по-новому. И эта борьба с общественным мнением оставляла в нем глубокие следы: от пытки и серьезного труда переходя к пиру и отдыху, Петр чувствовал себя неспокойно, раздражался, терял самообладание. Если бы он высказывался легче и обнаруживал яснее свой внутренний мир, он рассказал бы, конечно, каких душевных мук стоила ему вторая половина 1698 года, когда он впервые рассчитался со старым порядком и стал проводить свои культурные новшества.
А политические события и внутренняя жизнь государства шли своим чередом. Обращаясь к управлению государством, Петр в январе 1699 года проводит довольно крупную общественную реформу: он дает право самоуправления тяглым общинам посредством выборных бурмистерских палат. Эти палаты (а за ними и все тяглые люди) изъяты из ведения воевод и подчинены Московской бурмистерской палате, также выборной. В конце того же 1699 года Петр изменяет способ летосчисления. Наши предки вели счет от сотворения мира и начало года с 1 сентября (по старому счету 1 сентября 1699 года было 1 сентября 7208 года). Петр предписал 1 января этого 7208 года отпраздновать как Новый год, и этот январь считать первым месяцем 1700 года от Рождества Христова. В перемене календаря Петр опирался на пример православных славян и греков, чувствуя, что отмена старого обычая многим не понравится.
Так, в виде отдельных мер, Петр начинал свои реформы. Одновременно с этим намечал он и новое направление своей внешней политики. Подготовительный к деятельности период кончался. Петр сформировался и принимался за тяжелое бремя самостоятельного управления, самостоятельной политики. Рождалась великая эпоха нашей исторической жизни.

Деятельность Петра с 1700 года

С 1700 года Петр начал шведскую войну (главное дело его внешней политики). С 1700 года Петр является уже вполне созревшим правителем-реформатором. Хронологический обзор его жизни, имевший целью проследить развитие личности и взглядов Петра и обстановку этого развития, мы можем теперь заменить систематическим обзором деятельности преобразователя. Общеизвестность событий времени Петра избавляет нас от необходимости излагать подробности этих событий: мы будем следить лишь за общим ходом, смыслом и связью их, обращая внимание преимущественно на результаты, достигнутые Петром. Это даст нам возможность в целом отметить сущность преобразовательной деятельности Петра.
Первоначально обратимся к внешней политике, затем рассмотрим внутренние реформы и, наконец, попробуем дать характеристику самого преобразователя и ту степень успеха и общественного сочувствия, какою пользовалась его деятельность.

Внешняя политика Петра

Выше было сказано, что заграничное путешествие показало Петру невозможность коалиции против турок и необходимость коалиции против шведов. Сильно занятый до путешествия мыслью об изгнании турок из Европы (мечта эта могла воспитаться на политических неудачах Москвы в XVII веке), Петр затем сильно мечтает о приобретении берегов Балтийского моря (мечта эта привела Ивана Грозного к тяжелой неудаче). Соблазнительным показалось Петру предложение Августа о союзе против шведов, но он соглашался на него только принципиально, потому что не вполне надеялся на мир с турками, а турецкая война исключала возможность всякой иной.
Возвратясь в Москву, Петр хлопочет о мире с турками, чтобы не быть покинутым немцами-союзниками. В конце 1698 года думный дьяк Возницын заключает с турками перемирие, а летом 1699 года другой думный дьяк, Украинцев, на русском корабле отправлен в Константинополь для заключения мира. Но переговоры о мире затянулись почти на целый год, и это обстоятельство связывало Петру руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61