Теперь Селия будет думать, что ее дочь что-то замышляет. Не нужно было говорить таким многозначительным тоном и так насмешливо. Она была искренне рада, что ее мать чувствует себя счастливой, и ей очень не хотелось испортить этот праздник.
— Когда, вы приехали, мы с Яном беседовали на очень интересную тему, — сказала она с весьма серьезным выражением лица.
— Да, — подтвердил Ян и добавил после небольшой паузы:
— Мы обсуждали чрезвычайно важный вопрос о том, как сознание человека должно руководить его поступками.
— О! — воскликнула Шей, вызывающе приподнимая подбородок и поворачиваясь к нему. — С моим сознанием все в полном порядке. И с моими поступками тоже.
— Тогда, может, стоит обсудить твои моральные принципы?
— Ян… — попытался вмешаться Джон Дуглас.
— О дорогая! — воскликнула Селия. — А я так надеялась…
— Мои моральные принципы вполне нормальны и современны, — парировала Шей, запрокидывая голову, чтобы видеть глаза Яна.
— Ты не смогла мне этого доказать.
— А я ничего и никому не обязана доказывать, — яростно выпалила Шей, не обращая внимания на попытки матери успокоить ее. — Я никогда не доверяла таким узколобым, ограниченным и самодовольным педантам, как ты. — Ее грудь бурно вздымалась, когда она выкрикивала наполненные гневом слова. — Извините меня, — сказала она, направляясь к двери. — Мне нужно принять душ и переодеться к ужину.
Шей взбежала вверх по лестнице, вошла в ванную и включила такую холодную воду, какую только могла выдержать. Но вместо долгожданного успокоения холодный душ лишь усилил приступ охватившего ее гнева.
— Какой дикарь, — пробормотала она, надевая короткую юбку и блузку свободного покроя. Мягкая и тонкая ткань блузки приятно щекотала тело и не скрывала округлые формы груди. Шей собрала волосы в пучок и завязала их на макушке. При этом несколько локонов остались свободными, что придавало особое очарование ее лицу.
Ян Дуглас сочетал в себе все качества, которые она всегда презирала в людях. Он был чересчур рассудительным, чересчур категоричным и слишком правильно говорил о всех вопросах, которые касались морали и нравственности человека. Он осуждал любое проявление свободомыслия и независимости и при этом считал возможным поучать таких, как она.
Шей было уже тридцать лет, и она не могла изменить себя, свой характер и привычки, да и не хотела этого делать, если честно признаться. Ее отец был единственным человеком, который до конца понимал ее. Он всегда поощрял ее чувство свободы, поддерживал ее стремление к независимости в суждениях. Воспитывая в ней терпимость к другим людям и их недостаткам, он часто говорил, что она не должна строго судить других людей. Когда он умер, она потеряла не только любящего отца, но и самого близкого друга, верного союзника.
Она до сих пор помнит его и чувствует, как ей недостает его. Он был врачом, которым восхищались все его пациенты, мужем, которым восторгалась жена, отцом, которого так сильно любила дочь. У них сложились очень редкие по тем временам отношения — открытые и доверительные. Мать Шей всегда была сдержанной и неохотно обсуждала с дочерью некоторые подробности интимной жизни человека. Отец же был предельно откровенным и всегда прямо отвечал на все ее вопросы, даже самые пикантные, причем делал это подробно и обстоятельно. Более того, он всегда ценил ее способность проявлять любознательность и задавать самые разные вопросы, считая это естественным проявлением человеческого любопытства и интереса к жизни. Тем же, кто постоянно упрекал Шей в не совсем правильном поведении, он всегда отвечал, что это нормальное проявление открытости, откровенности и честности. Она все время ощущала его защиту и покровительство.
Более всего Шей ненавидела тех узколобых, ограниченных людей, которые считали себя вправе поучать других, навязывать им собственные стереотипы поведения. Она всеми фибрами души ненавидела ханжество и показную добропорядочность. Теперь она уже нисколько не сомневалась, что Ян Дуглас принадлежит именно к такой категории людей. Жаль, что это так. Человеку с такой внешностью не подходит роль, которую он старательно пытается играть. У него такие чудесные глаза, такой красивый волевой подбородок. Ей казалось, что совершенно невозможно ненавидеть человека со столь красивым телом и лицом, что Нарцисс заплакал бы от зависти.
Вдруг ей пришла в голову мысль, что она сама становится слишком требовательной к человеку, которого только что встретила, и слишком строго судит его, не зная истинных причин его поведения. Эта мысль неприятно поразила ее, и она тут же отбросила ее в сторону.
— Ну его к черту! — раздраженно выкрикнула Шей, брызгая на себя соблазнительно ароматными духами. — Я не просила его высказывать свое мнение о проблемах морали. Мне наплевать, что он обо мне думает. Как только этот дурацкий уик-энд останется позади, я тут же забуду о нем и никогда его не увижу.
С этими мыслями она спускалась вниз по лестнице. Джон и Ян сидели в удобных креслах и потягивали белое вино из больших хрустальных бокалов в форме тюльпана.
— Шей! — воскликнул Джон, поднимаясь со своего кресла. — Выпей с нами немного вина.
Она одарила его лучезарной улыбкой, не обращая внимания на сердито хмурившегося сына.
— Нет, Джон, спасибо, — вежливо отказалась она. — Я думаю, что мама нуждается в моей помощи на кухне.
Резко повернувшись, так что ее короткая юбка взметнулась, она исчезла за дверью кухни.
— Чем я могу тебе помочь? — спросила Шей, оглядывая кухню. Ее мать склонилась над духовкой, пытаясь вытащить оттуда тяжелый противень.
Ее лицо раскраснелось от жара, шедшего от духовки. Селия повернулась к дочери, посмотрела на ее одежду и тяжело вздохнула от разочарования.
— Единственное, чем ты можешь помочь мне в данный момент, так это подняться наверх и надеть бюстгальтер, — проворчала она, все еще стоя у плиты. В своем ярком фартуке она совсем не походила на строгую и требовательную мать, к образу которой привыкла Шей.
— Зачем? — удивленно спросила Шей и подошла к большому подносу, чтобы попробовать оливки.
Селия долго искала нужные слова:
— Затем… Затем, что я прекрасно вижу твои.., твои.., капли росы.
Шей чуть было не подавилась оливкой, а поняв, что имела в виду мать, рассмеялась. Она и представить себе не могла, что существует такой образ.
— Капли росы? — переспросила она, вытаращив на мать глаза. — Это называется соски. Соски. Пора бы уже знать это. У каждой женщины со времен Евы есть соски на груди. Это своеобразная часть женской анатомии. Их создал Господь Бог, мама, и совершенно бессмысленно стесняться этого.
— Но и не стоит открыто демонстрировать их, — сердито сказала Селия и снова тяжело вздохнула. Она в очередной раз подумала, что в поведении дочери проявляется ее всепобеждающий прагматизм. — Что подумают о тебе Джон и Ян?
Веселая улыбка исчезла с лица Шей, и она нахмурилась. Подойдя к окну, она смотрела на свежую зелень, но ее уже так не радовал удивительно красивый ландшафт. Сама того не желая, мать обезоружила ее самым эффективным способом. Она напомнила ей о том внутреннем конфликте, который всегда раздирал душу Шей на части. Она долго пыталась примирить себя с собой, но из этого ничего не вышло. За всю свою жизнь она так и не сделала ничего такого, что могло бы заставить близких гордиться ею.
— Ты стыдишься меня, мама? — спросила она тихим голосом.
— О, Шей! Конечно же, нет, дорогая! — воскликнула Селия с нескрываемым сожалением. Она быстро подошла к дочери и обняла ее за талию. — Это все из-за того, что я хочу весело провести этот уик-энд. Я хочу, чтобы у нас все было спокойно и хорошо. Понимаешь? Я не хочу, чтобы мы все испытывали ненужное напряжение. У тебя уже была стычка с Яном. Кстати, что между вами произошло?
— Ничего особенного, — уклончиво ответила Шей. — Мы просто не понравились друг другу. Это всего лишь неприязнь — глубокая, тотальная и неисправимая. — Шей не стала объяснять подробности случившегося, полагая это излишним.
— И ты, конечно, не считаешь себя виноватой. — Селия отошла от дочери и продолжила готовить ужин. — Когда же ты научишься вести себя? Шей, я всегда говорила твоему отцу, что он толкает тебя в пропасть своими собственными руками, когда позволяет тебе видеть и слышать все то, что ни одна порядочная молодая леди не должна видеть и слышать. Он был слишком свободным “в своих мыслях, и это передалось тебе.
— И я благодарю Бога за то, что так случилось, — сказала Шей, сдерживая себя. Ее голос прозвучал довольно резко, и она постаралась смягчить его, увидев страдальческое выражение на лице матери. — У нас сегодня будет чудесный ужин, мама. Твои цыплята просто превосходны, если мой нос не обманывает меня. — Она подхватила большой поднос и направилась в столовую. — Я постараюсь не опозорить тебя в глазах твоего мужа и своего сводного брата, — добавила она, выходя из кухни.
Селия по праву могла гордиться своим ужином. Все керамические и металлические приборы и предметы сияли так, что казалось, они были изготовлены из фарфора и серебра. В центре стола она поставила большую хрустальную вазу с огромным букетом живых весенних цветов. Что же касается самих блюд, то они были непревзойденными. В последние годы, когда она жила в одиночестве, никто не мог по достоинству оценить ее кулинарное мастерство. А такой талант у нее действительно был, и он полностью раскрылся сегодня вечером. Шей посмотрела на мать с гордой улыбкой.
Ужин начался после того, как Джон попросил Яна извиниться за все то, что произошло между ним и Шей. Если бы не этот Ян и его сердитый взгляд, то Шей насладилась бы отменным ужином. Джон был джентльменом в полном смысле слова. Он внимательно следил за разговором и часто вставлял фразы, которые резко меняли его направленность.
— Твоя мать сказала мне, что какую-то часть рабочего времени ты проводишь в галерее, — вежливо осведомился он.
— Да, — сказала Шей и, вытерев губы бумажной салфеткой, отодвинула от себя остатки клубничного кекса. — Наши клиенты — люди с большим вкусом, но с маленькими доходами. Мы выставляем и продаем неплохие произведения искусства для тех, кто хоть немного в нем разбирается.
— Должно быть, ты неплохо знаешь тонкости художественного творчества, — заметил Джон, прикуривая ароматную сигару от свечи канделябра.
— Похоже на то, — смеясь ответила Шей. — Я провела немало времени в студиях известных художников.
— Да? Интересно, в каком же качестве?
— Она работала с лучшими художниками, — вмешалась в разговор Селия, нервно потирая руки. — Она… Говорят, что лучше ее… Ее…
Шей бросила быстрый взгляд на Яна, который сидел молча, подперев голову ладонью. Из-за тусклого света свечей его темные волосы казались еще темнее. Он уставился куда-то в пространство, и было совершенно очевидно, что его не интересует предмет разговора.
Шей гордо вскинула голову и решила уточнить обстоятельства своей профессии:
— Моя мать все ходит вокруг да около, не решаясь сказать вам, что я работаю моделью. Я модель высочайшего класса. — Она сделала паузу, которая лишь подчеркнула всю драматичность наступившей тишины. — Я позирую обнаженной.
Она повернулась к своему сводному брату, чтобы увидеть, какой эффект произведет ее смелое заявление. Она нисколько не сомневалась в том, что ее слова будут ему ужасно неприятны. И она не ошиблась. Он посмотрел на нее осуждающим взглядом и опустил голову. Она поняла, что ее заявление потрясло его до самой глубины души, и восприняла это как личный триумф.
Но затем случилось неожиданное. Он поднял голову и, посмотрев на нее изумительно голубыми глазами, сказал:
— А я священник.
Глава 2
В течение нескольких секунд Шей смотрела на Яна, а затем перевела взгляд на мать, как бы пытаясь удостовериться в том, что он не шутит.
— Я.., я думала, что уже говорила тебе о том, что именно Ян обвенчал нас, — прошептала Селия едва слышно.
Шей почувствовала, что ее щеки начинают полыхать огнем. В ушах загудело, и голос матери она слышала как во сне.
— Нет, — выпалила она. — Нет, ты не говорила мне, что Ян священник.
Что она сказала этому человеку? Что она наделала? Черт возьми! Он вовсе не похож на тех священников, которых ей доводилось видеть. В его облике ничто не указывало на его принадлежность к этому сословию. Она предполагала, что священники должны носить соответствующую одежду, а их манеры должны соответствовать их сану. Это нечестно, что он одет, как обычный светский человек. Она подумала, что он только поджидает удобного случая, чтобы уличить кого-то в греховном поступке.
От этих мыслей чувство смущения стало переходить в неконтролируемый гнев. Почему он с самого начала не сказал ей, кто он такой? Из-за него она выглядит как настоящая дура, это он выставил ее на посмешище. Она почувствовала себя оскорбленной. Но не было смысла набрасываться на него сейчас. Ее мать еще больше расстроится из-за нее. Шей взяла себя в руки, мило улыбнулась и, повернувшись к нему, сказала:
— Надеюсь, что моя профессия не очень шокировала вас, ваше преподобие. Он невозмутимо потягивал кофе.
— Чем бы ты ни занималась, это не может шокировать меня.
Она почувствовала скрытую скорбь в его словах и обиженно сжала губы. Она хотела что-то ответить ему, но в разговор вмешалась мать.
— Мне бы очень не хотелось, чтобы вы превратно поняли профессиональные занятия Шей. Она не позирует для вульгарных журналов, которые предназначены специально для мужчин, — сказала Селия с нервным смешком.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы ты защищала меня перед ним, — довольно резко заметила Шей и посмотрела на Яна.
— А я и не пытаюсь этого делать, Шей, дорогая, — дипломатично ответила ее мать. — Я просто хотела объяснить нашим мужчинам сущность твоей профессии. — Она повернулась к своему мужу и добавила:
— Она работает с самыми лучшими современными художниками, скульпторами и фотографами и помогает им создавать замечательные произведения искусства, которые никто не посмеет назвать непристойными.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4