Гудрид, глядя на поношенный серый плащ Торстейна Черного и его драные кожаные чулки, решила, что и он тоже не лучшим образом приготовился к приему гостей.
Гудрид приняла пылкость Торстейна той ночью за хороший знак, который предвещал ей плодовитость и счастливую жизнь в новом доме, и старалась помнить об этом, когда наступили трудные времена.
Вскоре стало понятно, что Гримхильд неутомима в работе, и того же требовала от рабыни Унны, однако она была женщиной неразумной и бестолковой. Высокая, квадратная, она неряшливо одевалась, нося мужские штаны, а поверх – длинные драные рубахи. А седые лохмотья торчали в разные стороны, словно бы их хозяйка не знала, что такое расческа. Но хуже всего было то, что ни в молочной кладовой, ни в клети ничего нельзя было найти, все хранилось как попало. А если вдруг под руку попадалось корытце или сырная форма, то утварь эта была никуда не годной, как и одежда на самой Гримхильд. В хлеву же и амбарах был строгий порядок, ибо там правил Торстейн Черный. Гудрид поняла, что бесполезно жаловаться мужу на беспорядок в доме. Она просто научила Люву и Унну, как приготовить из скисшего в кладовых молока вкусную простоквашу и сыр.
Когда Торстейн со своими людьми в первый раз отправился на охоту, он вернулся вместе с Белым Гудбрандом. Преследуя горных оленей, они вышли к самому его дому: Гудбранд тем временем косил сено на лугу. Он охотно отправился навестить Гудрид дочь Торбьёрна.
Гудрид сердечно приняла его на своем дворе.
– Как ты живешь, Гудбранд? Как твои Гудни и Олав?
– Спасибо, Гудрид, все хорошо. Приезжай к нам, сама посмотришь! Торстейн сказал мне, что привез с собой из Братталида двух коней, так что ты без труда доберешься до моего двора.
– Живет он славно! – вставил Торстейн сын Эрика. – У него самого есть двое лошадей, да еще столько коров, коз и овец, что уместятся на широком лугу!
– Да, мне пришлось ради этого потрудиться, – слегка усмехнулся Белый Гудбранд. – А все мой Олав! До чего же он удачлив! Олав наловил много белых кречетов и продал их Эрлингу Укротителю волн. А те товары, которые он получил, мы выменяли на скот у соседей.
– Неужели Эрлинг не поскупился? Тогда вам действительно повезло! – вырвалось у Гудрид.
– Да… Олав ездил от двора ко двору по всей округе и уговаривал бондов не уступать Эрлингу, если тот будет с ними торговаться. И в конце концов Эрлинг сдался, тем более что он собрался перезимовать у нас.
– Похоже, твой Олав пятерых стоит, – проговорил Торстейн.
Белый Гудбранд сделался серьезным.
– Мало у нас сил, чтобы сделать все, что задумано. Может быть, Торстейн, кто-то из твоих слуг поможет мне по хозяйству, а ты тем самым сэкономишь съестные припасы у себя в доме.
– Я об этом подумаю…
Гудрид была бы рада такому повороту событий. Она с тремя служанками трудилась не покладая рук, чтобы приготовить кладовые на зиму. Запасы ее медленно пополнялись вяленой рыбой и мясом, а в молочной кладовой стояли уже большие деревянные бочки с простоквашей и молочной сывороткой, миски с ягодами. В маленьком чуланчике на косогоре за домом накопилось уже порядочно сыру и масла, но Гудрид на этом не успокаивалась, видя, сколько людей будут есть зимой эти припасы.
В ночь середины зимы Торстейн устроил пир, и к нему в дом пожаловали соседи из окрестных дворов. С тех пор, как Гудрид приехала на Песчаный Мыс, она почти не выходила из дому, и многие соседи были ей незнакомы. Это были люди добродушные, любопытные и большей частью некрещеные.
Гудрид редко задумывалась о своей вере, но когда Торстейн с ее согласия посвятил свой пир Фрейру и Фрейе, после молитвы Белому Христу, то она подумала, что бы сказали при этом Торбьёрн и Тьодхильд. Перед ее мысленным взором вдруг предстала свекровь в Братталиде, и она ощутила тоску по своей почтенной свекрови и ее пылкой вере. Здесь же, на Песчаном Мысе, не строили храмов богам, и они с Торстейном даже не знали, где обитает дух здешних мест!
Гудрид молча перекрестилась, прежде чем начать обносить гостей блюдами. Она понимала, почему муж ее посвятил пир Фрейру и Фрейе. Она никак не могла забеременеть.
Миновал йоль, а Гурид все не беременела, однако Торстейн не терял надежды. Глядя на покрытый льдом фьорд, он сказал жене:
– Сейчас не время, Гудрид! Подождем, когда прорастет трава и станет плодиться скот!
Весна в Светлом Фьорде настала так стремительно и бурно, что Гудрид чувствовала себя стрелой, выпущенной из лука и лежавшей теперь в зарослях. Мысли ее путались, она отказывалась от еды, как ягнята в хлеву. И она растерянно говорила Люве:
– Что-то странное творится! Ягнята не хотят принимать пищу, совсем как я сама!
Люва с любопытством посмотрела на свою хозяйку.
– Я знаю, в чем тут дело, Гудрид. Так бывает часто, но потом тебе придется есть за двоих.
Гудрид уже привыкла к тому, что месячные у нее задерживаются, когда наступает весна, и потому она даже не подумала о том, что ждет ребенка. Она тихо стояла, раздумывая над сказанным. Кто же помог ей – Фрейя или Белый Христос? Она едва могла сообразить, в чем тут дело, и быстро перекрестилась.
Гудрид решила не говорить ничего Торстейну до тех пор, пока сама не почувствует в себе новую жизнь. Вдруг Люва ошиблась? Но однажды он увидел, как ее рвет во дворе, и так испугался, не заболела ли она, что Гудрид рассказала ему о ребенке.
Лицо Торстейна расплылось в широкой улыбке:
– Я знал, что мы правильно сделали, когда переехали в наш собственный дом, Гудрид… И чествование Фрейра и Фрейи нам нисколько не повредило!
Однажды, в начале лета, когда со стороны Восточного Поселения никого не ждали, на дворе заметили, как к Песчаному Мысу приближается большой корабль. Торстейн выбежал из кузницы, заслышав собачий лай, и всмотревшись вдаль, сказал:
– Это «Рассекающий волны», а на нем – мой брат, Торвальд, он возвращается из Виноградной Страны!
Торстейн поспешно велел принести ему плащ, наскоро расчесал волосы и бороду и заторопился к берегу, а за ним не отставал Хавгрим. Вдвоем они спустили лодку на воду и начали грести по направлению к кораблю, чтобы поприветствовать прибывающих.
Гудрид лихорадочно начала готовиться к приему гостей, как вдруг услышала скрип входной двери. Она выглянула из молочной кладовой и увидела Торстейна. Он опустился на скамью, закрыв лицо руками.
Гудрид перекрестилась.
– Торстейн? Что случилось?
– Торвальд убит в сражении со скрелингами, – ответил муж, не глядя на нее. – Это произошло прошлым летом. А люди на его корабле приплыли к нам, потому что у них на борту есть больной, и они собирались оставить его на берегу, прежде чем повернуть к Братталиду. Команда опасается, что судьба этого несчастного омрачит конец путешествия и всем остальным. Несколько дней назад этот человек сломал себе ногу.
Гудрид опустилась рядом с мужем и охватила его за руку.
– Они… они везут с собой тело Торвальда?
– Нет… Он просил перед смертью похоронить его там, на месте. Хотя мать, наверное, захочет, чтобы сын ее покоился на церковном кладбище. Хочешь поехать со мной в Виноградную Страну, Гудрид? Нам легче отправиться туда, чем Лейву: мы смогли бы обернуться туда и обратно в течение лета.
– Конечно же, я поеду с тобой! – Узнав, что случилось, Гудрид пришла в волнение. – Но как мы доберемся туда?
– Мы спросим у людей Торвальда… Они побудут у нас некоторое время, прежде чем отправятся в Эриков Фьорд.
Когда команда сошла на берег, Торстейн сам понес к дому раненого человека: он шел легко, будто на руках у него был ребенок. Лицо несчастного исхудало, побледнело, и он до крови закусил себе губу. Гудрид сперва приготовила для него успокаивающий отвар, а затем собралась вправить сломанную ногу. Внезапно перед ее мысленным взором предстало лицо Арни Кузнеца, искаженное болью: когда белый медведь искалечил его, никто не напоил беднягу отваром, не помог ему.
Пока Гудрид варила крепкий отвар плауна, Гримхильд выкрикивала разноречивые приказания Люве и Унне. Гудрид сдерживала себя, чтобы не сорваться. Может, сам Торстейн наконец заметит, что такое эта Гримхильд… Гудрид вылила охлажденный отвар в рог и понесла к лежащему на скамье больному. Звали его Эйольв.
– Выпей вот это, Эйольв, тебе станет легче. Во имя Отца и Сына и Святого Духа… – Гудрид перекрестилась и крестообразно дунула на рог.
Эйольв застонал.
– Прочти лучше над своим снадобьем заклинание, а то в нем не будет силы!
Он недоверчиво смотрел на Гудрид, пока та читала заклинание, призывая Тора, и только после этого отпил из рога. Гудрид подождала некоторое время, пока отвар подействует, а потом склонилась над больным и, глядя ему прямо в глаза, проговорила:
Боль лекарством утоли
И глубоким сном усни.
Тор и Один не оставят:
Сил тебе они прибавят!
И тогда ты сможешь сам
Послужить своим богам!
Засыпай, пусть будет ночь,
Мысли уплывают прочь.
Глаза Эйольва закрылись, и вскоре он погрузился в сон, ровно и спокойно дыша. Никто в комнате не проронил ни слова. А Гудрид осторожно ощупала сломанную ногу и слегка нажала на кость, пока не почувствовала, что та встала на место. Эйольв даже не проснулся, пока Гудрид бинтовала ему ногу широкими шерстяными лоскутами, прокладывая их кусочками моржового клыка. Она тихо сказала:
– Пусть он еще поспит. Если кто-то войдет в дом, он тотчас же проснется.
– Раз ты умеешь такое, ты точно прорицательница, а может, колдунья, – сказала Гримхильд, и многие зашушукались вслед за ней:
– Где это видано!
– В первый раз вижу, чтобы имели такую силу… А помните Торбьёрг-ведьму, которую несколько зим назад забросали камнями?…
Гудрид готова была закричать:
– Неужели вы не видите разницы между колдовством и умением исцелить! – И она перекрестилась как раз в тот миг, когда Унна вошла в дом с кадкой воды, приоткрыв дверь. Эйольв застонал и открыл глаза, а Торстейн сын Эрика, который до сих пор хранил молчание, весело произнес:
– Добрые люди, вы все видели, какая у меня жена-искусница. А теперь приглашаю всех к столу, и забудем пустую болтовню о колдовстве.
Угощение было щедрым, и люди Торвальда в один голос говорили, что даже в Виноградной Стране они не пробовали таких вкусных мидий и кречетов, как в доме Гудрид. Капитан судна, Асгрим Худой, поблагодарил хозяев за прием.
– Гудрид, я пробовал твои яства в Братталиде, когда мы отправлялись в Виноградную Страну, и я рад, что сегодня вновь сижу у тебя за столом. Ни в чем нет на твоем дворе недостатка, Торстейн! Никогда еще я не пробовал такой сочной вороники, как у тебя! А ведь ягоды эти пролежали всю зиму!
– А что, вороника вкуснее винограда? – спросил кто-то за столом.
– Виноград совсем другой, – улыбнулся Асгрим.
Торстейн довольно кивнул гостю, и Асгрим продолжал;
– Я расскажу вам, что мы видели в Виноградной Стране, а другие пусть поправят меня, если я ошибусь. Но вначале хочу почтить память нашего хёвдинга, Торвальда сына Эрика. Мы похоронили его по христианскому обычаю, но Торстейн сын Эрика хочет перевезти его прах домой, чтобы брат его покоился возле церкви Тьодхильд.
И Асгрим широко перекрестился, прежде чем начать свой рассказ. Без особых препятствий или опасностей они добрались до домов Лейва в Винланде. Там они и перезимовали. Рыбы было предостаточно. А когда наступило лето, они исследовали земли вокруг, обнаружив, что дома Лейва стояли на большом острове, а дальше простирался материк. Там они заметили следы человеческих жилищ, но самих людей не встретили. Земли Винланда были прекрасными, богатыми, там росло множество лесов, а берега были изрезаны удобными бухтами. Люди Торвальда нашли виноградные лозы, но стало холодать, и они были вынуждены вернуться к своим домам, набрав с собой для еды винограда. Вокруг домов Лейва росло много разных ягод.
На следующее лето Торвальд решил изучить новые земли на юге. Они проплыли мимо устья большого фьорда и уже почти достигли другого фьорда, еще более широкого, но тут Торвальд предложил своим людям исследовать длинный мыс между этими двумя фьордами. Он был таким удобным, что Торвальд решил со временем построить там жилье.
Они все вместе сошли на мыс, и, судя по всему, удача продолжала им сопутствовать. Когда же они вернулись к своему кораблю, они заметили на берегу перевернутые кожаные лодки, и под каждой из них лежало по два-три скрелинга. Один из скрелингов сумел уйти от них на лодке, но Торвальд с людьми все же убили восемь скрелингов.
Вдоль северного берега фьорда стояло еще много кожаных лодок, а может, палаток, но люди Торвальда безбоязненно расположились на мысе, поели и отдохнули на солнышке. Они думали, что за деревьями их никто не заметит.
Место это было заколдованным, не иначе, продолжал Асгрим. Ибо все люди уснули тяжелым сном и никак не могли проснуться. Пока Торвальд тоже спал, он во сне услышал голос, предупреждающий его об опасности. Тогда Торвальд закричал так громко, что разбудил всех остальных. И люди увидели, что на них надвигается целый рой кожаных лодок со скрелингами, плывущих по фьорду. Гренландцы поспешили на свой корабль, выставив вдоль борта щиты, и Торвальд сказал им, чтобы они защищались. Но вскоре скрелинги устали от битвы, и лодки их исчезли.
Тут все увидели, что Торвальд ранен: под мышкой у него торчала стрела скрелинга, И он сказал своим людям:
– Это смертельная рана. Похороните меня на мысе, где я мечтал построить себе дом… Поставьте на могиле крест, и пусть место это отныне называется Мысом Креста.
– Теперь ты сам знаешь, – сказал Асгрим, учтиво поклонившись Торстейну, – что могилу твоего брата отыскать будет нетрудно, хотя Мыс Креста и лежит на расстоянии от домов Лейва. А их-то уж отыскать просто!
«Неизвестно только, как много скрелингов мы повстречаем на этом мысе» – подумала Гудрид. Голова у нее кружилась от волнения и усталости.
Асгрим Худой и его люди оставались на Песчаном Мысе до тех пор, пока Эйольву не стало лучше. И прежде чем «Рассекающий волны» отправился в путь, шесть человек из его команды дали свое согласие вновь плыть к берегам Виноградной Страны, соблазненные хорошей охотой и рыбной ловлей в далеких землях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53