https://wodolei.ru/catalog/unitazy/
Гораций Голд: «Чего стоят крылья»
Гораций Голд
Чего стоят крылья
Scan: Андрей Бурцев. andre1954@mail.ru; Spellchek: Хас. has@ukrsat.mk.ua
«Библиотека современной фантастики Том-21»: Издательство ЦК ВЛКСМ “Молодая Гвардия”; Москва; 1971
Гораций ГолдЧего стоят крылья * * * — Но ты ведь обещал! — воскликнула Лиз Блэквелл, — Ты, клялся всеми святыми, что попросишь их ампутировать!— Ампутировать? — в ужасе вскричал доктор Джонас. — В жизни не слышал ничего подобного!— Но про человека с крыльями вы тоже в жизни никогда не слышали, — отпарировала она. — Гарвен, прошу тебя… Ты обещал!— Это чтобы тебя успокоить, — ответил Гарвей Лидс. — Ты тогда так разволновалась, потому что все на меня смотрели…Голый до пояса, в одних брюках и ботинках, развернув свои крылья во всем их великолепии, он походил на современный вариант Ники Самофракийской мужского пола.— Лиз, если бы господь не хотел, чтобы я летал, он не наградил бы меня крыльями.Доктор Джонас отложил складной метр и сказал:— Длина крыльев — сто семьдесят пять сантиметров. Размах — три метра сорок. Если вычесть ваш прежний вес из нынешнего, крылья весят двадцать четыре килограмма. Они выросли из лопаток и являются естественным продолжением вашей костной, мускульной и кровеносной систем. Я никогда не видел у людей крыльев, но эти кажутся мне вполне надежными. Ампутировать их — все равно что отрезать совершенно здоровую ногу… С моей стороны это было бы непростительной профессиональной ошибкой, молодой человек!— Но с ним так неловко теперь выходить на люди! — взмолилась Лиз. — И зачем только они выросли? Когда крылышки у него были как у ангелочка, это было божественно!— Вы просили, чтобы я вас осмотрел, — продолжал врач, обращаясь к Гарвею, — и я сделал все, что мог, хотя, по совести, вам следовало бы обратиться к ветеринару. Рост крыльев, наверное, вас очень утомил. Пейте как можно больше молока, чтобы возместить потерю кальция. Спите подольше и ешьте всевозможные свежие овощи. Короче, я вам рекомендую то же самое, что посоветовал бы любой молодой матери.Гарвей надел рубашку, а затем пиджак задом наперед, и Лиз помогла ему застегнуть пуговицы. В таком облачении он походил на священника, вернее, на ангела, концы его крыльев мели пол.— Надо будет присмотреться к древним статьям, — сказал он, — а то неизвестно, как мне теперь одеваться.— Хорошая мысль, — одобрил доктор Джонас. — Точность деталей у древних скульпторов поистине удивительна! Наверное, они лепили с натуры. И если это так, то вы не уникальный случай, а просто анахронизм. Но каким образом они у вас выросли?— Не знаю, — сказал Гарвей.— Зато я знаю! — взорвалась Лиз. — Это потому, что он такой добродетельный. У него нет ни одного недостатка, а это уже само по себе невыносимо для нормальной девушки вроде меня. Все началось, когда он проверял счета, и вдруг обнаружил, что случайно не доплатил что то около двух долларов налога. Он хотел их возместить, но ему сказали, что этот счет уже закрыт и чтобы он об этом больше не думал. Тогда он послал деньги по почте анонимно. И в тот же вечер я заметила у него вокруг головы какое-то сияние вроде венчика…— Но ведь я должен был как-то вернуть эту сумму, — запротестовал Гарвей.— Ну а крылья? — настаивал доктор Джонас.— Вы поверите? Он до сих пор невинен! Настоящий девственник! В его-то годы! Я хотела убедиться, подойдем ли мы друг другу, но он ответил, что мы должны блюсти себя в чистоте до дня свадьбы. И вот тогда у тебя стали чесаться лопатки, Гарвей Лидс! А через несколько дней прорезались крылышки.— Правда, я и сам позабыл, — скромно подтвердил Гарвей.Наступило молчание. Затем доктор Джонас медленно проговорил:— Это доказывает, что добродетель тоже имеет свои пределы, за которыми в организме возникают глубокие физиологические изменения. С пороком, видимо, то же самое… Доктор Джекил и мистер Хайд, очевидно, не плод воображения. Это волнующая тема для размышлений.— Но как ему теперь быть с работой? — взмолилась Лиз. — С тех пор как у него появились крылья, он не может ходить в мастерскую.— На пошивочном ателье свет клипом не сошелся, — заявил Гарвей.— Совершенно верно, — согласился врач. — Для крылатого человека наверняка найдется масса интересных дел.— Не нужен ты мне со своими дурацкими крыльями! — отрезала Лиз.Гарвей заметил, что перья его взъерошились… “Как у орла”, — подумал он.— Если вы так низко меня цените, уважаемая мисс Блэквелл, значит, вы не та единственная, предназначенная мне женщина.Он хотел бы ответить ей более резко, но не знал, как это делается.— В таком случае прощай! — сказала Лиз, с треском защелкнула сумочку и вышла.Гарвей остался стоять посреди комнаты в полной растерянности.— Наверное, и я должен был сказать “прощай”, — наконец промямлил он. — Теперь мне надо придумать, как прокормиться с помощью этих крыльев.— Желаю удачи! — сказал врач. — И держите меня в курсе всех изменений, которые могут с вами произойти. * * * Епископ с восхищением осмотрел Гарвея со всех сторон.— Несомненно, крылья самые настоящие, с перьями и прочим. Как сказал ваш врач, просто удивительно, с каким искусством древние скульпторы воспроизводили крылатых… Поистине они должны были ваять с натуры! Это… потрясающе!— Вот с одеждой трудно, — заметил Гарвей, надевая рубашку задом наперед.— Решение проблемы — тога, сын мой. как на статуях. Это, разумеется, не слишком модно, однако не менее, чем человек с крыльями.Епископ сел за стол и закурил сигару.— А теперь расскажите, что привело вас ко мне.— Но это же и так понятно! — Гарвей прислонился к стене: сесть в кресло он не мог — мешали крылья. — Я ведь ангел, не так ли?— Я не могу быть судьей в таком сложном богословском вопросе, но внешнее сходство, бесспорно, есть. Я даже готов в принципе согласиться с теорией вашего врача о критической массе добра. Но что я могу сделать для вас практически, сын мой?— Примите меня на должность ангела, — сказал Гарвей.Епископ поперхнулся.— А что вы будете делать? — спросил он, наконец прокашлявшись.— Я не знаю, что делают ангелы. Это должна решить церковь, а не я.Епископ склонился над столом.— Сын мой, если церковь, начнет заниматься всякими физическими аномалиями, у нас не останется времени ни на что другое. Вы, разумеется, являетесь исключением, но слишком старомодным, я бы сказал, средневековым.— Но вы можете меня как-то приспособить, использовать?— Повторяю, это вне моей компетенции, однако я не вижу, чем вы можете быть полезны церкви, и наоборот, чем церковь может быть полезной вам. Было время, когда церковь нуждалась в чудесах, но то было в средние века, в темную эпоху неграмотности и суеверий.— А сейчас чудеса разве не нужны? — настаивал Гарвей.— Сегодняшняя церковь — просвященная церковь. Она так же далека от средневековья, как современные вычислительные машины от древних счетов с деревянными шариками. Церковь нуждается в дельцах, уверенных и хладнокровных, которые отличают вексель от акции, умеют изыскивать фонды… короче, умеют пользоваться всеми средствами массовой информация для распространения современной религии.— Вы хотите сказать…— …что в современной церкви просто нет места для средневековых пережитков вроде вас.Гарвей помолчал. Затем сказал со вздохом:— Если так, ничего не поделаешь. А мне казалось, что это хорошая мысль.Епископ обогнул стол и отечески потрепал Гарвея по плечу.— Вы что-нибудь придумаете, сын мой. Надо уметь извлекать пользу даже из неудач. Когда жизнь подсовывает вам лимон, превращайте его в лимонад! Именно так мы и делаем ежедневно в лоне церкви.— Благодарю вас, что приняли меня, — сказал Гарвей в смятении чувств. — И… прощайте!— Прощай, сын мой, — не сморгнув ответил епископ деловито. — И да благословит тебя господь! * * * Сэм Крюбел закончил скептический осмотр крыльев Гарвея.— Они и вправду настоящие. Ну так чего вы хотите?— Работы, — ответил Гарвей. — Люди наверняка будут щедро платить, чтобы посмотреть на крылатого человека.— В ярмарочных балаганах — возможно. Но у меня первоклассное агентство. Я не занимаюсь ярмарочными аттракционами.— Но ведь есть еще телевидение. И ночные кабаре. И кино.— Послушайте, — терпеливо начал Крюбел, — единственное, что у вас есть, — это крылья. Для номера этого недостаточно. Два—три представления, и все. Единственное место, где вы можете получить постоянную работу, — это ярмарочный балаган.Гарвей задумался.— Этого я не сообразил. Значит, мне нужен свой номер. Как мне его придумать?Крюбел распахнул дверь в соседний обширный зал с гимнастическими кольцами и зеркалами на стенах.— Вот, — сказал он, — здесь достаточно места для полета. Потому, что вы ведь летаете, не так ли?— У меня нет опыта, — с сожалением пробормотал Гарвей. — В моей квартире слишком тесно, а на улице я стесняюсь…— Здесь вам ничто не мешает. И смотреть на вас будем только мы трое.— Как это трое? — удивился Гарвей.Он оглядел зал и только сейчас увидел маленькую коренастую женщину, которая сидела рядом с таким же маленьким коренастым мужчиной на металлической скамье у стенки. Они ждали приема у Крюбела, но теперь с интересом уставились на Гарвея.— Не смущайтесь, — подбодрил, его Крюбел, — это всего лишь акробаты… Итак, летайте, летайте! — проговорил он нетерпеливо.Гарвей снял пиджак, рубашку, отошел в дальний угол тренировочного зада. Он распростер своя великолепные крылья и начал разбег. Стараясь координировать движения крыльев и ног, он добежал почти до противоположной стены, прежде чем поднялся на воздух. Неловко развернувшись, чтобы не удариться о зеркала, он воспарил к потолку.— Для начала не очень-то, — заметил Крюбел. — Что еще вы умеете?— Право, не знаю…— Может, мертвую петлю?— О, знаете, у меня, кажется, боязнь высоты…— Еще нелегче! Если вам больше нечего показать, спускайтесь.Гарвей сдвинул ноги для приземления. Скорость его была меньше пятнадцати километров в час, но он не рассчитал пробег и врезался в закрытую дверь. Сложив крылья, он вернулся к своей одежде, как побитый.— Плачевное зрелище, — буркнул Крюбел и открыл дверь, об которую Гарвей расквасил нос. — Приходите ко мне, когда у вас действительно будет что показать.— Что, например? — вскричал Гарвей. Крюбел замер, держась за ручку двери.— Я продаю номера. Я их не изобретаю!Гарвей заметил, что акробаты одобрительно закивали.— Хорошо, я подумаю дома над своими возможностями.— В запасе у вас всегда есть ярмарка. Желаю вам всяческой удачи.— Благодарю за прием, — сказал Гарвей.— Не за что. — Крюбея прикрыл за собой дверь, но тотчас отворил ее, чтобы коротко бросить акробатам: — Сожалею, Ламбино, но для вас у меня ничего нет.Они что-то вежливо пробормотали и вышли.Гарвей надел задом наперед рубашку, пиджак, рассеянно дошел до лифта. Он и представить себе не мог, какой номер ему изобрести. * * * Когда Гарвей вставил ключ в скважину, кто-то тронул его за локоть. Он оглянулся. Мужчина и женщина, оба маленькие и коренастые, стояли рядом, бормоча вежливые слова.— Мы шли за вами, — объяснил мистер Ламбино.— Это было нетрудно, — извинилась миссис Ламбино.— Мы хотели бы поговорить насчет вашего номера.— Вы очень любезны, — сказал Гарвей. — Входите.Когда они сели, слегка смущенные, мистер Ламбино объяснил:— Мы пошли следом за вами, потому что для нас вы целое состояние — миллион долларов!— Я? — поразился Гарвей, прислоняясь к стене. — Каким образом? Вы хотите стать моим импресарио?— К сожалению, нет. Мы — Великие Ламбино, лучшие из акробатов. Но у нас нет контракта.— Мне очень жаль. Я в таком же положении.— Кому интересны акробаты? Никому. Но труппа с крыльями…— Труппа? — переспросил заинтригованный Гарвей.— У вас нет номера. У вас не те габариты.— Разумеется, для акробатики, — извинилась миссис Ламбино.Мистер Ламбино пробурчал что-то вежливое.— Конечно, для акробатики, не для женщин… — Он поклонился, не вставая со стула. — Вы упражняетесь каждый день?— Нет, совсем нерегулярно, — признался Гарвей.— Вот видите! — торжествующе воскликнул мистер Ламбино. — Мы с женой работаем каждый день с утра до вечера, чтобы быть в форме, и совершенствуем наш номер, и без того превосходный. Вы способны на это?— Я попробую. Раз это необходимо…— Вам придется тренироваться годами! И только тогда вы, может быть, сделаете свой номер. В то время как вместе с нами вы сможете дебютировать немедленно.Гарвей нахмурился.— Простите, но я вас не понимаю.— Все очень просто. С крыльями мы заработаем кучу денег, и вы будете получать четверть, нет — половину наших доходов.— Да, да, половину, — подтвердила миссис Ламбино.— Но с чего мы начнем? — спросил Гарвей.— Расскажите, где и кто пересадил вам крылья.— Пересадил? — изумился Гарвей. — Они вовсе не пересаженные. Они просто выросли.Великие Ламбино перестали вежливо ворковать.— Мы говорим серьезно, — сказал мистер Ламбино. — Не шутите, прошу вас.— Но это серьезно! Они выросли сами!Мистер Ламбино выхватил пистолет.— Сами?! Ну хватит. Если вы не откроете нам вашу тайну, мне придется прибегнуть вот к этому.— Послушайте! — взорвался Гарвей, — От этих крыльев у меня одни неприятности. С точки зрения аэродинамики я нелепее, чем первый планер Лилиенталя. Из-за них я потерял работу. Из-за них я потерял любимую девушку. Из-за них я не могу сесть в кресло и сплю стоя на подпругах, как больная лошадь. А люди, которые на меня глазеют! Крюбел прав. Я гожусь только для ярмарочного балагана, где показывают монстров. Черт бы побрал эти проклятые крылья! Крылья упали на пол.Гарвей смотрел на них вначале с ужасом, потом с облегчением.— Видимо, иногда полезно разозлиться, — сказал он. — Давно бы мне потерять терпение… и еще кое-что, — добавил он мечтательно.Быстро вытолкав обескураженную чету акробатов, он набрал знакомый номер телефона и с улыбкой до ушей заговорил:— Алло, это ты, Лиз? Слушай, у меня есть для тебя новости…
1