– Что?– Перерождение Ордена.– А-а… – Бьорна будущее волновало куда больше, чем прошлое, поэтому он попытался свернуть тему: – Какое это имеет значение?– Всего лишь любопытно. Орден изменился не за один день, это длилось века, но ты ничего не предпринимал, позволил упразднить Совет Светлых Сил. Почему? Либо ты вообще не отдавал себе отчета в происходящем, либо что? Лень было вести борьбу? Или, по твоему мнению, внимания заслуживает только Властелин Тьмы, а остальные – мелюзга, недостойная траты времени?– Ну да, примерно так и есть, – в голосе волшебника вновь зазвучало раздражение. – Только без слепоты, лени и мелюзги. Я не мешал Ордену и Агенору потому, что не мог помешать. Да и как ты полагаешь, я должен был это сделать? Сохранить Совет? Но он развалился вовсе не из-за интриг Лорда-Протектора. У Совета не было единого врага, не с кем было бороться, и поэтому его члены принялись бодаться друг с другом. Плюс, как всегда, обострились межрасовые противоречия, и хорошо еще, что все разошлись тихо-мирно. Я был доволен, поскольку очень опасался, что все закончится войной. А так и люди, и эльфы, и гномы живут теперь спокойненько сами по себе, и это был лучший из возможных результат деятельности Совета. На тот момент…– Может быть, – перебила его Элинор, – но речь ведь не идет ни о гномах, ни об эльфах. Они заняты своими делами, и прекрасно, – Орден их не трогает. А людей трогает, пытается протянуть свои лапы и заграбастать все, до чего может достать. Тебе не противно было смотреть, как, прикрываясь словами о всеобщем благе и чистоте помыслов, Орден обустраивал собственную тиранию, жестокую и беспощадную?Бьорн обернулся к собеседнице с резкостью, обещавшей еще одну горячую тираду, но внезапно покачал головой и хмыкнул.– Очень забавный у нас разговор получается… Я отвечу на твой вопрос, но прежде скажи мне: с каких пор ведьмы решили выступать защитницами человеков? И особенно те из них, кого трудно заподозрить в приверженности идеалам Добра?– Ни с каких. Я лично всю жизнь считала, что люди имеют власть, которую заслуживают. Но ты – другое дело.– Вот как? Я, значит, всю жизнь только и должен думать о том, чтобы у людей власть была получше. Дескать, вот в этом государстве король ничего, приятный мужчина, а вон в том больно уж деспотичен, надо бы свергнуть. Так, что ли? Нет, представь себе, я тоже считаю, что люди имеют ту власть, которую заслуживают. Почти. Это не относится к Черному Властелину. Пусть даже часть людей только его правления и достойны, но остальные должны избежать подобной участи любой ценой, хотя бы их было и меньшинство. Собственно, в этом и состоит моя главная и единственная задача – я обязан хранить статус-кво, следить за тем, чтобы мир развивался своим чередом, не допуская вмешательства темных сил. Поэтому мне приходится действовать только в дни настоящей опасности – возрождения Черного, а заниматься вопросами престолонаследия или дворцовых переворотов – это извините…Теперь уже Элинор долго молчала, как будто решая что-то про себя, а затем заговорила по-новому: ее голос звучал так, будто они с волшебником были давними и надежными союзниками, а сейчас и впрямь дружески обсуждают сложившуюся ситуацию. Слова, правда, интонации не вполне соответствовали…– Я понимаю тебя, волшебник, но вопросы все равно остаются. Почему ты должен хранить этот, как ты его назвал, статус-кво? Кто это решил? Так ли плох был бы мир, если бы вдруг победу в вечной битве одержал Черный? Если да, то откуда это известно, при том что Властелин Тьмы всегда оказывался проигравшей стороной? И, наконец, я вынуждена повториться – ты никогда не боялся, что твой главный враг прорвется-таки к власти? Только не простым путем – разбив войска сил Добра на поле брани, – а через дворцовые перевороты, захват одной страны другой и тому подобное. Но звать его при этом будут не Черный Властелин, а, к примеру, Орден Света.Выслушав все это, Бьорн вместо ответа едва слышно присвистнул, и Элинор поинтересовалась:– Неужели я тебя всерьез озадачила?– Нет. Просто ты спрашиваешь о таких вещах, треп… разговаривать о которых я совершенно не люблю. Великих волшебников должна окутывать завеса таинственности, им это очень помогает жить. А если объяснять такие вещи всем и каждому, знаешь, что от нее останется? Фиговый листок на известном месте.– Я – не каждый, – без особой агрессии вставила ведьма, и Бьорн усмехнулся:– Не спорю. Ты, по крайней мере, способна понять то, что я сейчас скажу. По сути, на все твои вопросы ответ один, хотя при желании его прекрасно можно обойти. Ты спрашиваешь, например, чем плох был бы мир при Черном и откуда это известно. Что ж, я мог бы ответить, что в былые времена власть Черного распространялась на многие части мира, и я своими глазами видел, что там происходило. Я мог бы долго и детально об этом рассказывать, а тебе потом осталось бы всего лишь доказать, что когда людей жгут, вешают и заживо закапывают в землю за просто так – это, в сущности, не так уж плохо.– Зря ты это. Я не больше твоего люблю, когда людей жгут, вешают и закапывают, и говорю как раз о том, что это творится и сейчас.– Верно. Разница только в количестве, а оно тоже имеет значение… Ладно, оставим спор. Я специально показал, как легко его затеять и таким образом отклониться от настоящего ответа. Который заключается в том, что любому могущественному чародею рано или поздно приходится решать: нравится ему окружающий мир или нет. Для начала предположим, что нет. Это как-то более естественно, ведь всегда найдется что-нибудь, что кажется тебе неправильным, несправедливым, лишенным здравого смысла. В таком случае могущественному волшебнику явно следует засучить рукава и взяться за работу – неправильное исправить, несправедливое уравнять, лишенное смысла уничтожить и так далее… Однако очень скоро он обнаружит, что «неправильности» мира не очень-то хотят быть исправленными и оказывают ожесточенное сопротивление, проявляя притом дурную привычку персонифицироваться, то есть принимать облик конкретных людей, эльфов, гномов, орков, гоблинов. А кому-то, скажем, лоси могут не угодить. Или медведи. Вот и приходится волшебнику в праведном гневе уничтожать «неправильных», поскольку изменяться в нужном направлении по-хорошему те категорически отказываются, а то и попросту не могут… Дальше, в зависимости от могущества волшебника, его упорства и ума, он либо добьется успеха – частичного, потому что, грубо говоря, каждому лосю все равно рога не пообломаешь, либо нет. Последнее означает смерть, если повезет – быструю и безболезненную. Первое… хм… способно принести моральное удовлетворение. Отсутствие полноты и окончательности результата будет мешать здоровому сну, но это даже полезно. Не в том, правда, смысле, что никогда нельзя останавливаться на достигнутом. Просто если уснешь слишком крепко, рискуешь вовсе не проснуться. Ибо какими бы светлыми идеалами ни руководствовался наш реконструктор, в глазах других волшебников, да и не только их, он навсегда останется кровавым тираном, по трупам взошедшим на трон и заслуживающим самого жестокого возмездия… Итак, что мы имеем в итоге: волшебник, которому не нравится мир, при самом удачном раскладе может рассчитывать на средней продолжительности жизнь, наполненную кровавой борьбой и ненавистью большей или меньшей части окружающих. В качестве компенсации он изредка может купаться в лучах собственного величия…Теперь рассмотрим противоположный случай. Безусловно, внушить себе, что мир прекрасен или хотя бы является таким, каким и должен быть, – трудно. Особенно в период, когда юность давно позади. Но зато если справиться с этой задачей, то других забот останется немного. Ты можешь спокойно заниматься своими личными делами, всем, что тебя интересует и по возможности не очень касается других, а беспокоиться только об одном – раз мир так хорош, то стоит быть уверенным в его неизменности. Иными словами, надо этот мир защищать, хранить его устои… Многие мои знакомые, правда, полагают, что и это необязательно. Дескать, в правильно устроенном, сбалансированном мире должны работать внутренние законы, которые делают его изменение невозможным. Не знаю, не уверен. Мне как-то спокойнее полагаться на себя, чем на законы, сами по себе не способные ни к какому действию. То бишь, даже если Черный по кем-то заведенному высшему порядку обречен всегда проигрывать, то все равно нужны руки, которые будут бить его Мечом по башке, нужен волшебник, чтобы за этим процессом присматривать, и так далее…В целом, если вернуться к началу, позитивный подход к миру обещает волшебнику долгую жизнь, слегка пресноватую и умеренно счастливую, лишь изредка перемежаемую кратковременными, но грозными кризисами. На мой взгляд, это намного предпочтительнее, однако каждый, наделенный достаточным могуществом, волен выбирать свой путь сам.Завершив сию длинную и содержательную речь, Бьорн удовлетворенно умолк, но Элинор никак не отреагировала, словно ожидая продолжения. Это немного удивило чародея – вроде очень ясно все объяснил, – и он, мысленно прокрутив беседу назад, к заданным ему вопросам, тут же понимающе закивал:– Ну да, ну да. Про Орден-то я не упомянул. Дался он тебе…– Дался-то он, положим, тебе. Или скорее уж не дался, – мимоходом вставила Элинор, но волшебник достаточно благодушно отмахнулся:– Не больно и хотелось. Я действительно считаю единственной по-настоящему опасной фигурой Черного Властелина, и если уж это так тебе важно, те вот почему. У многих возникали и возникают бредовые идеи о мировом господстве, они могут веками лелеять свои планы, оттачивать их, воплощать и добиваться успеха, но… временного. Именно потому, что Властелина Тьмы никто не отменял. Он всегда возвращается, всегда начинает борьбу, и ему абсолютно без разницы, кто ему противостоит, – Черный будет пытаться уничтожить любого, кто находится между ним и безраздельной властью над миром. И уничтожит, поскольку его могущество несоизмеримо ни с одним смертным, в том числе и со мной. Только избранный, герой, вокруг которого фокусируются все силы Света, способен изгнать Черного в небытие. Поэтому, если твоя задача – хранить Мир, надо всего лишь найти и сберечь героя, а потом дать ему сделать свою работу. У остальных же честолюбцев нет ни единого шанса, покуда Властелин Тьмы не сгинул навеки.– Ты так в этом уверен… – очень тихо произнесла Элинор со странной, совсем не вопросительной интонацией, и Бьорн вдруг почувствовал острую необходимость настоять на своей позиции. Ощущение, совсем не свойственное тому, чье мировоззрение не менялось в течение пары тысячелетий…– Это не какая-то заумная теория. Я все это уже видел, проходили не раз. Стоит Черному пропасть, всеобщее счастье и торжество Добра длятся недолго. И обычно в качестве разрушителей идиллии выступают именно те, кто бился с Черным в первых рядах. За исключением героя разве что… Конкретно с Орденом Света такая история уже в третий раз происходит. Как только во главе Ордена оказывается человек, сам во времена Черного не живший, он начинает заниматься тем, что делает сейчас Агенор. С большим или меньшим успехом. Ничего нового… И заканчивалось прежде одним и тем же. Когда война с Тьмой приближалась к критической точке, Орден вновь преображался, очищался, его прежняя верхушка отправлялась в принудительную отставку – как правило, вперед ногами, – а на посту Лорда-Протектора оказывался новый герой, которому обширные ресурсы Ордена служили неоценимым подспорьем в его борьбе. Так что пусть себе Орден Света набирает силу. Чем больше, тем лучше. Она нам потом еще пригодится.Хорошо прозвучало, убедительно. По молчанию судить, конечно, трудно, но Бьорну показалось даже, будто Элинор приняла его аргументы и спорить далее не намерена. Она и не стала, тем не менее новый ее вопрос понравился ему еще меньше, чем вся предыдущая дискуссия.– Знаешь, тебя вот послушаешь, так… Нет, лучше скажем по-другому: а ты никогда не задумывался, волшебник, что Черный Властелин для тебя очень удобен?Бьорн сразу сообразил, что имеется в виду, но для надежности переспросил:– В каком смысле?– В самом прямом. Все, что ты говоришь, твой взгляд на мир, твоя манера действий – все это возможно только до тех пор, пока существовует Властелин Тьмы. «Никто его не отменял» – так ты сказал. А представь на минутку, что отменили. Как быть тогда? По-моему, над этим стоит задуматься.– А по-моему, нет. Это просто… гм… нелепо. Мне не хочется даже лишний раз распинаться, что я не создал мир, а всего лишь приспосабливаю себя к нему так, чтобы это было в какой-то степени удобно. Я вообще не понимаю, о чем мы сейчас говорим. Как можно представить, что Черного нет? Он вечен, его нельзя уничтожить. Это же очевидно.– Очевидно, – с непонятной иронией согласилась ведьма. – Но я не сказала – уничтожить. Ты сам очень удачно выразился – отменить.– Отменить, уничтожить… Да какая разница?!Элинор явно намеревалась ответить, но вдруг стукнула ладонью о перила крыльца, отвернулась от волшебника и вполголоса пробормотала:– Нет, извини. Объяснять, какая тут разница, я не могу, не имею права. Боюсь, что и так-то сболтнула лишнее…Раздражение Бьорна мгновенно улетучилось. Он слегка забыл, с кем имеет дело, и вообще считал, что разговор давно уже перешел в теоретическую плоскость, а тут на тебе, такие намеки… У него вдруг возникло нехорошее ощущение, будто такой поворот имеет весьма опосредованное отношение к случайности. Скорее походило на то, что Элинор намеренно и весьма искусно выстроила беседу таким образом, чтобы донести именно эту мысль. Одно плохо: содержание данной мысли оставалось, мягко говоря, туманным.– Я никак тебя не пойму, – честно признал волшебник, но продолжить парочкой наводящих вопросов не успел, Элинор перебила его довольно резко:– Ничего страшного. Могу лишь повторить: моя задача – заставить тебя задуматься.– Поздравляю с успехом. Но о чем, черт возьми?! Если кратко выразить суть всех твоих сегодняшних речей, то получится несколько уклончивых намеков на непорядок с Орденом Света и Черным Властелином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44