Роберт ГОВАРД
Спрэг де КАМП
ОГНЕННЫЙ НОЖ


1. КЛИНКИ ВО ТЬМЕ
Гигант-киммериец насторожился: из затененного дверного проема
послышались быстрые осторожные шаги. Конан повернулся и в темноте арки
увидел неясную высокую фигуру. Человек рванулся вперед. В неверном свете
киммериец успел разглядеть бородатое, искаженное яростью лицо. В
занесенной руке блеснула сталь. Конан увернулся, и нож, распоров плащ,
скользнул по легкой кольчуге. Прежде чем убийца вновь обрел равновесие,
Конан перехватил его за руку, вывернул ее за спину и железным кулаком
нанес сокрушительный удар по шее врага. Без единого звука человек рухнул
на землю.
Какое-то время Конан стоял над распростертым телом, напряженно
вслушиваясь в ночные звуки. За углом впереди он уловил легкий стук
сандалий, едва различимое позвякивание стали. Эти звуки ясно давали
понять, что ночные улицы Аншана - прямая дорога к смерти. В
нерешительности он до половины вытащил меч из ножен, но, пожав плечами,
заспешил обратно, держась подальше от черных арочных провалов, глядящих на
него пустыми глазницами по обеим сторонам улицы.
Он свернул на улицу пошире и несколько мгновений спустя уже стучался
в дверь, над которой горел розовый фонарь. Дверь тут же отворилась. Конан
шагнул вовнутрь отрывисто бросив:
- Закрой, быстро!
Огромный шемит, встретивший киммерийца, навесил тяжелый засов и, не
переставая накручивать на пальцы, колечки иссиня-черной бороды, пристально
посмотрел на своего начальника.
- У тебя рубашка в крови! - пробурчал он.
- Меня чуть не зарезали, - ответил Конан. - С убийцей я разделался,
но в засаде поджидали его дружки.
Глаза шемита сверкнули, мускулистая волосатая рука легла на рукоятку
трехфутового ильбарского кинжала.
- Может быть, сделаем вылазку и перережем этих собак? - дрожащим от
ярости голосом предложил шемит.
Конан покачал головой. Это был огромного роста воин, настоящий
гигант, но, несмотря на мощь, движения его были легки, как у кошки.
Широкая грудь, бычья шея и квадратные плечи говорили о силе и выносливости
варвара-дикаря.
- Есть дела поважнее, - сказал он. - Это враги Балаша. Они уже знают,
что этим вечером я поцапался с царем.
- Да ну! - воскликнул шемит. - Вот уже действительно черная весть. И
что же сказал тебе царь?
Конан взял флягу с вином и в несколько глотков осушил ее чуть ли не
наполовину.
- А, Кобад-шах помешался на подозрительности, - презрительно бросил
он. - Так вот, сейчас очередь нашего друга Балаша. Недруги вождя настроили
против него царя, да только Балаш заупрямился. Он не спешит с повинной,
потому что, говорит, Кобад замыслил насадить его голову на пику. Так что
Кобад приказал мне с козаками отправиться в Ильбарские горы и доставить
ему Балаша - по возможности целиком, и в любом случае - голову.
- Ну?
- Я отказался.
- Отказался?! - У шемита перехватило дух.
- Конечно! За кого ты меня принимаешь? Я рассказал Кобад-шаху, как
Балаш со своим племенем уберег нас от верной гибели, когда мы плутали в
разгар зимы в Ильбарских горах. Мы тогда шли к югу от моря Вилайет,
помнишь? И если бы не Балаш, нас наверняка перебили бы племена горцев. Но
этот кретин Кобад даже не дослушал. Он принялся орать о своем божественном
праве, об оскорблении его царского величия презренным варваром и много там
еще чего. Клянусь, еще минута - и я запихнул бы его императорский тюрбан
ему в глотку!
- Надеюсь, у тебя хватило ума не трогать царя?
- Хватило, не трясись ты. Хотя я и сгорал от желания проучить его.
Великий Кром! Убей, не пойму: как это вы, цивилизованные люди, можете
ползать на брюхе перед меднолобым ослом, который волей слепого случая
нацепил на голову золотую побрякушку и, взгромоздившись на стул с
бриллиантами, мнит из себя невесть что!
- Да потому что этот осел, как ты изволил выразиться, одним движением
пальца может содрать с нас кожу или посадить на кол. И сейчас, чтобы
избежать царского гнева, нам придется бежать из Иранистана.
Конан допил из фляги вино и облизнул губы.
- Я думаю, это лишнее. Кобад-шах перебесится и угомонится. Должен
ведь он понимать, что сейчас его армия уже не та, что была во времена
расцвета империи. Сейчас его ударная сила - легкая кавалерия, то есть мы.
Но все равно опала с Балаша не снята. Меня так и подмывает бросить все и
умчаться на север - предупредить его об опасности.
- Неужто поедешь один?
- Почему бы и нет? Ты пустишь слух, будто я отсыпаюсь после
очередного запоя. На все хватит нескольких дней, а потом...
Легкий стук в дверь оборвал Конана на полуслове. Киммериец бросил
быстрый взгляд на шемита и, шагнув к двери, прорычал:
- Кто там еще?
- Это я, Нанайя, - ответил женский голос.
Конан посмотрел на своего товарища.
- Что за Нанайя? Ты не знаешь, Тубал?
- Нет. А вдруг это их уловка?
- Впустите меня! - вновь послышался жалобный голос.
- Сейчас увидим, - тихо, но решительно сказал Конан, и глаза его
блеснули. Он вытащил из ножен меч и положил руку на засов. Тубал,
вооружившись кинжалом, встал по другую сторону двери.
Резким движением Конан выдернул засов и распахнул дверь. Через порог
шагнула женщина в наброшенной вуали, но тут же, слабо вскрикнув при виде
сверкающих в мускулистых руках клинков, подалась назад.
В быстром, как молния, выпаде Конан повернул оружие - и острие меча
коснулось спины неожиданной гостьи.
- Входите, госпожа, - пробурчал Конан на гирканском с ужасным
варварским акцентом.
Женщина шагнула вперед. Конан захлопнул дверь и наложил засов.
- Ты одна?
- Д-да. Совсем одна...
Конан стремительно выбросил вперед руку и сорвал с лица вошедшей
вуаль. Перед ним стояла девушка - высокая, гибкая, смуглая. Черные волосы
и изящные, точеные черты завораживали глаз.
- Итак, Нанайя, что все это значит?
- Я наложница из царского сераля... - начала она.
Тубал присвистнул:
- Только этого нам не хватало!
- Дальше, - приказал Конан.
Девушка вновь заговорила:
- Я часто наблюдала за тобой сквозь узорную решетку, что за царским
троном, когда вы с Кобад-шахом совещались наедине. Царю доставляет
удовольствие, когда его женщины видят своего повелителя, занятого
государственными делами. Обычно при решении важных вопросов нас в галерею
не пускают, но этим вечерам евнух Хатритэ напился пьян и забыл запереть
дверь, ведущую из женской половины на галерею. Я прокралась туда и
подслушала ваш разговор с шахом. Ты говорил очень резко.
Когда ты ушел, Кобад прямо кипел от ярости. Он вызвал Хакамани,
начальника тайной службы, и приказал тому, не поднимая шума, тебя
прикончить. Хакамани должен был проследить, чтобы все выглядело как
обыкновенный несчастный случай.
- Вот я доберусь до Хакамани, тоже устрою ему какой-нибудь несчастный
случай. - Конан скрипнул зубами. - Но к чему все эти церемонии? Кобад
проявляет не больше щепетильности, чем прочие монархи, когда тем приходит
охота укоротить на голову неугодного подданного.
- Да потому что он хочет оставить у себя твоих козаков, а если те
прознают об убийстве, то непременно взбунтуются и уйдут.
- Ну допустим. А почему ты решила меня предупредить?
Большие темные глаза окинули его томным взглядом.
- В гареме я погибаю от скуки. Там сотни женщин, и у царя до сих пор
не нашлось для меня времени. С самого первого дня, едва увидев тебя сквозь
решетку, я восхищаюсь тобой. Я хочу, чтобы ты взял меня с собой, - нет
ничего хуже бесконечной, однообразной жизни сераля с его вечными интригами
и сплетнями. Я дочь Куджала, правителя Гвадира. Мужчины нашего племени -
рыбаки и мореходы. Наш народ живет далеко к югу отсюда на Жемчужных
островах. На родине у меня был свой корабль. Я водила его сквозь ураганы и
ликовала, поборов стихии, а здешняя праздная жизнь в золотой клетке сводит
меня с ума.
- Как ты очутилась на свободе?
- Обычное дело: веревка и неохраняемое окно с выставленной решеткой.
Но это не важно. Ты... ты возьмешь меня с собой?
- Скажи ей - пусть возвращается в сераль, - тихо посоветовал Тубал на
смеси запорожского и гирканского с примесью еще полудюжины языков. - А еще
лучше - полоснуть ей по горлу и закопать в саду. Так царь нас, может, и не
станет преследовать, но ни за что не отступится, если прихватим трофей из
его гарема. Как только до него дойдет, что ты удрал с наложницей, он
перевернет в Иранистане каждый камень и не успокоится, пока тебя не
отыщет.
Как видно, девушка не знала этого наречия, но зловещий, угрожающий
тон не оставлял сомнений. Она задрожала.
Конан оскалил зубы в волчьей усмешке.
- Как раз наоборот, - сказал он. - У меня аж кишки разболелись от
мысли, что придется удирать из страны, поджав хвост. Но с таким заманчивым
трофеем - это все меняет дело! И раз уж бегства не избежать... - Он
повернулся к Нанайе: - Надеюсь, ты понимаешь, что ехать придется быстро,
не по мощеной улице и не в том благопристойном обществе, которое тебя
окружало.
- Понимаю.
- А кроме того... - он сузил глаза, - я буду требовать
беспрекословного повиновения.
- Конечно.
- Хорошо. Тубал, поднимай наших псов. Выступаем сразу, как соберем
вещи и оседлаем лошадей.
Неясно бормоча что-то насчет недоброго предчувствия, шемит направился
во внутреннюю комнату. Там он потряс за плечо человека, спавшего на груде
ковров.
- Просыпайся, воровское семя! - ворчал он. - Мы едем на север.
Гаттус, гибкий темнокожий заморанец, с трудом разлепил веки и, широко
зевая, сел.
- Куда опять?
- В Кушаф, что в Ильбарских горах, где мы провели зиму и где - волки
Балаша наверняка перережут нам глотки!
Гаттус, ухмыляясь, поднялся:
- Ты не питаешь нежных чувств к кушафи, зато Конан с ними прекрасно
ладит.
Тубал сдвинул брови и, ничего не ответив, с гордо поднятой головой
вышел через дверь, ведущую в пристройку. Скоро оттуда послышались
проклятия и пофыркивание разбуженных людей.
Минуло два часа. Внезапно неясные фигуры, наблюдавшие за постоялым
двором снаружи, подались глубже в тень, ворота распахнулись и три сотни
Вольных Братьев верхами, по двое в ряд выехали на улицу - каждый вел в
поводу вьючного мула и запасную лошадь. Люди всевозможных племен, они были
остатками той разгульной вольницы, что промышляла разбоем среди степей у
моря Вилайет. После того как царь Турана Ездигерд, собрав мощный кулак, в
тяжелой битве, длившейся от восхода до заката, одолел сообщество изгоев,
они во главе с Конаном ушли на юг. В лохмотьях, умирающие с голоду, воины
сумели добраться до Аншана. Но сейчас, облаченные в шелковые, ярких красок
шаровары, в заостренных шлемах искуснейших мастеров Иранистана, увешанные
с головы до пят оружием, люди Конана являли собой весьма пеструю картину,
говорившую скорее об отсутствии чувства меры, чем о богатстве.

А тем временем во дворце царь Иранистана, сидя на троне, размышлял о
серьезных вещах. Подозрительность до того источила его душу, что ему
повсюду мерещился заговор. До вчерашнего дня он возлагал надежды на
поддержку Конана с его отрядом безжалостных наемников. Дикарю с севера
заметно не хватало придворной учтивости и манер, но он, несомненно,
оставался верен своему варварскому кодексу чести. И вот этот варвар
открыто отказывается выполнить приказ Кобад-шаха - схватить изменника
Балаша и...
Царь бросил случайный взгляд на гобелен, скрывающий альков, и
рассеянно подумал, что вот, должно быть, опять поднимается сквозняк,
потому что занавес слегка колыхнулся. Затем посмотрел на забранное
позолоченной решеткой окно - и весь похолодел! Легкие шторы на нем висели
неподвижно. Но он же ясно видел, как шевельнулся занавес!
Несмотря на невысокий рост и склонность к полноте, Кобад-шаху нельзя
было отказать в мужестве. Не медля ни секунды, он подскочил к алькову и,
вцепившись в гобелен обеими руками, откинул в стороны занавес. В черной
руке блеснуло лезвие, и убийца ударил кинжалом в грудь царя. Дикий вопль
прокатился по покоям дворца. Царь повалился на под увлекая за собой
убийцу. Человек закричал, подобно дикому зверю, в его расширенных зрачках
сверкнул огонь, лезвие только скользнуло по груди, открыв спрятанную под
одеждой кольчугу.
Громкий крик ответил на призывы повелителя о помощи. В коридоре
послышались быстро приближающиеся шаги. Одной рукой царь схватил убийцу за
руку, другой - за горло. Но напрягшиеся мускулы нападавшего были тверже
узлов стального троса. Пока убийца и его жертва, крепко сцепившись,
катались по полу, кинжал, вторично отскочив от кольчуги, поразил короля в
ладонь, в бедро и в руку. Под столь свирепым натиском отпор Кобад-шаха
начал ослабевать. Тогда убийца, схватив царя за горло, занес кинжал для
последнего удара, но в этот миг, подобно разряду молнии, что-то блеснуло в
свете ламп, железные пальцы на горле разжались, и огромный чернокожий, с
раскроенным до зубов черепом, рухнул на мозаичный пол.
- Ваше величество! - Над Кобад-шахом высилась массивная фигура
Готарзы, капитана королевской гвардии, его лицо под длинной черной бородой
было смертельно-бледным. Пока повелитель располагался на диване, Готарза
рвал на полосы занавески, чтобы перевязать раны Кобад-шаха.
- Смотри! - вдруг еле слышно произнес царь, вытянув вперед дрожащую
руку. - Кинжал! Великий Асура! Что это?!
Кинжал лежал возле руки мертвеца, клинок блестел точно в лучах
солнца, - необычное оружие, с волнистым лезвием, по форме напоминавшим
огненный язык.
1 2 3