Дмитрий Алексеевич Мищенко
Северяне
Об авторе
Писатель Дмитрий Алексеевич Мищенко родился в 1921 году в Запорожской области на Украине.
Во время Великой Отечественной войны участвовал в боях против немецко–фашистских захватчиков на Южном, Сталинградском, Юго-Западном, Первом и Четвертом Украинских фронтах. Награжден орденами.
Окончил Киевский государственный университет имени Т.Г. Шевченко, а также аспирантуру при кафедре украинской литературы. Кандидат филологических наук. Член КПСС.
Литературной деятельностью занимается с 1949 года. Повесть Д. Мищенко «Нина Сагайдак» переведена с украинского на русский язык.
Обратившись в своем творчестве к славной истории нашей Родины, автор избрал своей темой борьбу древних славян в IX веке за свободу и независимость, против захватчиков хозар и печенегов, за создание единого могучего русского государства путем объединения всех восточнославянских племен.
В основу романа «Северяне» легла и поныне известная на Черниговщине легенда, связанная с обороной Чернигова от нашествия хозар, с героическими судьбами княжны Черной, витязя Всеволода и киевского князя Олега.
I. СОКОЛИНАЯ ОХОТА
Вооруженные, нарядно одетые всадники наконец выбрались из непролазной лесной чащи на опушку у заросшей высокими травами поляны. Ретивые кони не стоят на месте. Вскормленные на привольных пастбищах, они нетерпеливо рвутся вперед, взвиваются на дыбы. Но сильные руки сдерживают их, круто натягивая поводья.
Пристальным, цепким взглядом люди ищут звериную тропу. Долго вела она их через густые прохладные дебри, лесные овраги, меж вывернутых грозами, густо оплетенных ползучими травами корневищ, вековых завалов трухлявого леса, лежащего почти вровень с брюхом молодого кони. А вот подошла к поляне – и затерялась тропа между густыми травами.
Пропала, не видать ее.
Впереди – княжна Черная. Это она задумала поехать на охоту к лебединому озеру. Не пугали бесстрашную девушку ни дебри лесные, ни трудный путь неведомый. Прослышала она о таинственном озере на левом берегу Десны, загорелась мыслью о соколиной охоте. Вот и пришлось княжьим ловчим выполнять ее волю – пробираться через лесные чащобы, искать укромное пристанище лебединых стай. Ведь она княжна, и ей не станешь прекословить! Да и кто мог бы ей перечить? Всех пленяла она добротой, искренностью, необыкновенной своей красотой. Не только ключник, что возглавляет теперь охотничий отряд, – во всем потворствует ей сам князь. На смерть пошел бы за нее любой дружинник, будь то отрок или даже зрелый муж.
Княжна – гордость и слава Чернигова. Красота ее ведома и на родине и за пределами земли Северянской. Не один гонец из чужих краев скакал к черниговцам, не один князь склонял свою гордую голову перед их куницею – красною девицею. Но Черная оставалась непреклонна. Она и слышать не хотела о замужестве, убегала в окрестные леса, охотилась по глухим местам Северянщины – больше всего на коне, а то и на ладьях. Знали ее и в верховьях широкой Десны, и на берегах речек Снови, Стрижня, Белоуса. Любила княжна ходить с девушками за цветами луговыми, на праздники и в городище и в ближайшие селения, но больше всего любила охоту. Зверь ли, дичь ли встречалась на пути – никто не миновал ее стрелы. Даже на тура, бывало, устремлялась она с копьем.
Глядели ловчие на удаль юной княжны и диву давались. Ой, не доченьке родиться бы у князя Черного – сыну бы на свет явиться! Да витязю, храброму витязю!
Вон сидит она в седле, ловко, крепко, уверенно. Легкий плащ из дорогой багряной ткани прячет от любопытного взора туго перехваченную поясом стройную фигурку, узкие, девичьи плечи, а упершиеся в золотые стремена сафьяновые сапожки полуприкрыты широкими шароварами, такими удобными для верховой езды. Даже шапка из дорогой заморской ткани с меховым околышем не выделяет ее среди ловчих: соболиный околыш носит каждый знатный огнищанин, а высокая, сдвинутая на затылок тулья прячет под голубым покровом девичьи косы. Сильной рукой Черная сдерживает поводом играющего под ней коня, ждет гонцов, посланных искать утерянную тропу.
– Ну, как там? – нетерпеливо спрашивает она у вынырнувшего из высокой травы отрока. – Нашли?
– Нет, княжна, – ответил гонец, – может, и были тут следы, да поросли они буйной травой.
Задумалась девушка, помолчала, потом спросила ловчего:
– Что делать будем?
– Взять бы нам ошую, вот так, вдоль леса, глядишь, и нападем на тропу!
Княжна раздумывает, долго всматривается в яркую зелень поляны, наконец кивает головой: согласна. Но не успела повернуть коня, послышался радостный крик ловчего:
– Лебеди, княжна!
Слева, из-за темного соснового леса, и впрямь показались два лебедя.
Девушка измерила глазами расстояние, прикинула что-то в уме, потом дала коню шпоры и отпустила повод. Тот с места сорвался в галоп, стрелой полетел вдоль леса. Багряный плащ развевается на ветру, и кажется, вот-вот потянет за собой припавшего к гриве всадника. Но княжна вскоре осаживает коня, берет в руки сокола, пускает его на лебедей.
Те увидели хищника и повернули в сторону. Да уж не суждено было им миновать его когтей! Все выше и выше взмывал сокол в небо, все ближе и ближе подходил к своим жертвам.
Ловчие не ждали конца погони. Им невтерпеж было стоять на месте – все кинулись вперед, каждому хотелось подобрать добычу первым. А особенно княжне. Ее буйногривый, степной породы скакун как вихрь несся по поляне, подминая сочные травы, легко и привычно перескакивая через скелеты погибших здесь зверей. Он понимал свою госпожу: она дала ему волю, подбадривает боевым кличем, значит, нельзя отставать, надо мчаться во весь опор.
И он летит вперед, с развевающейся гривой, навстречу веселому ветру, широкому простору.
Но вот на пути лесная речушка. Княжна припадает к гриве сильного коня, и он как молния взвивается в воздух, одним махом оставляет позади неширокий поток.
А сокол тем временем уже парил над птицами высоко в небе и вдруг стрелой кинулся на лебедя… Да, видно, не ладно ударил: лебедь отстал, но не упал на землю – полетел вслед за своим другом.
Снова ударил сокол, и в третий раз ударил, сел на раненую птицу и упал на землю вместе со своей жертвой…
Охотники увидели, что поляна суживается, горловиной сходится к лесу. Пожалуй, там трудней найти добычу, а то и вовсе ее не сыщешь! Но опасения оказались напрасны: охотники быстро миновали неширокую полосу леса и очутились на огромном пастбище. Неподалеку бродили косяки лошадей, у опушки, над которой кружил сокол, стояли какие-то люди.
Княжна первой осадила около них коня. Возбужденная, раскрасневшаяся, соскочила на землю.
– Вижу, девице не в меру весело, – сурово глянул на нее стоявший возле лебедя старик. – Радуешься смерти птицы? А ведомо тебе, что есть на свете, кроме соколов, еще и коршуны? Они могут налететь и на твою веселую жизнь.
Княжна смутилась и не отважилась подобрать распластанного на земле лебедя.
Стояла, растерянно глядя на старика, не зная, как ответить на грозное предостережение. Но тут подоспели ловчие.
– Ты кто таков? – зычно крикнул ключник, сразу поняв, что старик чем-то попрекал княжну.
– Осмомысл я, ведомо тебе мое имя? – еще более посуровев, мрачно ответил старик.
– А как же, – ехидно усмехнулся ключник, – узнаю княжьего конюшего и оземственца, с позором изгнанного князем из городища!
– А я узнал пса гончего! – резко бросил Осмомысл,
– Что?!
Ключник пришпорил коня и поднял копье. Но девушка успела стать между ним и стариком.
– Не смей, Амбал! – крикнула она. – Конюший правду молвил: в этой охоте толку мало. Прикажи всем ехать на княжий двор в Чернигов.
Амбал злобно засопел, но покорился. Ловчие развернули вслед за ним лошадей и, недовольные, молча двинулись в обратный путь. Даже лебедя с собой не взяли.
Когда охотники отъехали на расстояние человеческого голоса, к конюшему подошел молодой парень, молча наблюдавший стычку Осмомысла с ключником.
– Кто это? – спросил он, кивнув на отъезжавших в поле охотников.
– Плохой человек, бродяга, что трется около князя, – хмуро ответил Осмомысл. – В Хозарии на злодействах набил руку, сбежал оттуда, потом сюда приблудился, хитростью да лихим делом в княжий терем прокладывает путь. Злой как зверь, особенно к нашему брату славянину.
Старик и юноша помолчали.
– Я, отец, не о нем хотел спросить… – Юноша запнулся и покраснел, но, набравшись смелости, договорил: – Девушка вон та, кто она?
– Девица? – Конюший повернулся, тревожно посмотрел на сына. – Разве не видишь? Княжна это…
Старик сел на коня и медленно поехал вдоль пастбища. А сын остался на том же месте и долго следил за девушкой в пурпурном плаще, пока она не скрылась в густом сплетении леса.
Потом он обернулся, чтобы пойти к своему коню, да натолкнулся на убитую птицу. Вытащил из-под ее крыла исклеванную голову, положил на траву и задумался.
Хороша ты, белая лебедушка! Будто и жива, и крылья распростерты. Вот-вот взмахнешь ими, взлетишь в поднебесье… Да нет, не видать уже тебе ясной высоты… Кончилась твоя жизнь… Прощай небо синее, прощайте рощи зеленые! Выходит, и там, в далекой вышине, нет покоя… Одним – забава, другим – погибель.
II. КНЯЗЬ И ДУМЫ КНЯЖЬИ
С высокого вала над Десной видно, как стелются внизу дремучие леса. Темной синевой тянутся и тянутся до самого небосклона, со всех сторон обступили Чернигов. Лишь на востоке и юго-западе их рассекает красавица Десна. Обрамленная кудрявыми деревьями, катит она свои могучие волны вдоль наддеснянского вала, широкая, полноводная, и где-то далеко, там, за валом, поворачивает к берегам Днепра – Славутича.
До сей поры знали северяне один только путь из Чернигова: вверх по течению, через курский волок – к Дону широкому. А там либо вниз к берегам Сурожского моря и далее в Тмутаракань, или вверх к Белой Веже, надежному пристанищу и крепости северян. Оттуда ватаги перетягивали челны волоком и шли через Итиль в море, к персам и арабам.
С давних времен ведом им этот путь. На нем и славу нажили. Известны ныне северяне среди всех сарацин и даже в Багдаде. Люди с берегов Десны – желанные гости в тех краях. Арабы не только уменьшают таможенные пошлины на их пушнину, сами в Чернигове не раз уже бывали с товарами своими. Если бы не Итиль с его данью!.. О, если б не Итиль, князь знал бы, как повести торговлю!
И не в дани тут дело: власть свою хочет утвердить над ним хозарский каганат. Деды пустили свинью за стол, а она и ноги на стол: в Тмутаракани, в славной Белой Веже стоят теперь хозарские воины. А были-то северянские владения, надежные крепости на торговых путях. Да разве только в Тмутаракани? Здесь, на берегах Сейма, купцы хозарские оседло стали жить. Скупают за бесценок дар лесов – пушнину – и караванами везут на арабские рынки. Так недолго и куска хлеба лишиться; нахлынут как саранча и приберут к рукам всю торговлю.
Беда… Эх, собраться бы с силою! Ударить внезапно и прочь за Дон отбросить ненавистных хозар! Подумать только, какие богатства, какие просторы! От берегов могучего Днепра до величавого Донца, и даже далеко за Донцом – до красавца Дона, широко раскинулась между степью и северной Русью земля Северянская. Есть где осесть и хлеб собрать поселянину. Да и людей побольше стало вдоль берегов речных. Раньше, бывало, плывешь от селения к селению сутки, а теперь глянь, как быстро растут повсюду грады и городища! На Десне – Новгород-Северск, Остер, на Сейме – Путивль, Рыльск, Трубецк, а далее и Курск на волоке с Донца в Сейм. Да и по Донцу, по Дону, как грибы, пошли: Чугуев, Змиев, Нежегольск, Катковск. На юге – древнее Липово, Переяслав, на севере – Стародуб, а Любеч, Речица на Днепре, древнейший Сновск на речке Снови. Не хуже града Чернигова поднялись они на земле Северянской как надежные стражи ее.
Собрать бы всех в единую рать, до самого Итиля погнали бы обирал хозар. И навсегда, навеки. Пора, пора уже браться за ум. И времена теперь иные. Раньше держались только за Итиль, за путь на восток. Теперь новый открылся путь – из варяг в греки!
Смотрит князь Черный на широкий плёс раздольной Десны, на веселый бег ее волн, и хочется ему пуститься за ними в широкий Днепр, к морю Русскому. Но туда нельзя. И там уже занято. В Киеве сидит князь Олег – его злой ворог. Едва сел на престол, а уже захватил Любеч – лучшую северянскую пристань на Днепре. Знает, хитрец, чего она стоит: теперь в руках у Киева вся северная торговля. А был бы Любеч северянским, была бы торговля в руках северян. Стали бы мы на пути, и пусть бы помудрил Олег в Киеве своем.
От всего славянского мира был бы отрезан.
Нет, дальше так нельзя: не будь он князь, не будь он Черный, если не вернет Любеч законному господину. Дайте только срок, соберется с силами и вернет!
Окрыленный надеждами, он вскочил с места, зашагал по широкой горнице.
Вошел стоявший на страже отрок, прервал его мысли:
– Нарочитые мужи пришли?
Черный насторожился:
– Какие мужи, зачем?
– Градские, мой князь. От веча, говорят.
– От веча? – удивился Черный. – А кто велел созвать вече?
– Не ведаю, княже. Сами скажут.
Черный недоверчиво взглянул на юношу и помолчал.
– Ну что ж, – отозвался он наконец, – вели зайти. Отрок потупился, стоя у двери.
– Чего стоишь? – уже раздраженно крикнул князь. – Вели зайти!
– Мужи сказали: «Пусть выйдет князь», – нетвердо проговорил отрок.
– Что? Чтоб я к ним вышел?!
– Сказали; «Пусть выйдет князь», – еще тише повторил отрок.
Черного передернуло, но он сдержался, спокойно и твердо ответил:
– Хорошо. Иду.
* * *
Вече собралось не на Соборной площади, которая отделяла княжеский кремль от жилищ поселян и была местом постоянных вечевых сходок. Обстоятельства вынудили градских мужей созвать его немедля, прямо на торжище, среди пришедшего сюда со всех сторон торгового и черного люда: гончаров, плотников и даже смердов – хлебопашцев из окрестных сел. За знатными людьми стольного града Чернигова послали бирючей – княжеских вестников. А когда подъехал туда князь, торжище уже было забито шумной толпой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30