Рустам Асанович Ниязов
Единственная

Рустам Ниязов
«Единственная»
Фантастический рассказ

Предупреждение:
Все события и имена героев вымышлены, все совпадения c реальными персонажами случайны; в тексте есть нецензурные выражения.

1
Простая русская девушка Настя Проклова, рядовая пограничных войск, стояла перед зеркалом, пристально рассматривая свое лицо. Служила она недавно и на погранслужбу, честно говоря, попала случайно. Она долго проработала на таможне оператором в отделе регистраций грузов и перевозок. Получала гроши, пока кто-то из подруг не надоумил пойти к погранцам, благо работали под боком. Подала заявление и буквально через неделю получила вызов на собеседование, в районный отдел КНБ.
С самого рождения она жила в Георгиевке, славном маленьком городке на стыке двух южных республик. Рано вышла замуж, и так же рано развелась. В ЗАГСе, на дежурный вопрос о причине развода, молодые отделались стандартным «не сошлись характерами», что, впрочем, было недалеко от истины. Всучили «пятихатку» мрачной служивой конторской даме и через неделю получили акт о разводе.
Семейная жизнь, так неудачно начавшись, не удалась и второй раз, когда родственники нашли одинокой девушке нового жениха. Высокий и статный Володя, тракторист из соседнего совхоза, точнее с фермерского хозяйства, как теперь величают, был ей знаком и раньше, они часто виделись на остановках или в каких-то магазинах. Городок-то маленький, все знакомы друг с другом, в той или иной степени.
С Володей тоже не заладилось. Его грубоватые шутки уже не казались смешными и залихватскими, как в период ухаживаний. Как многие мужья, быстро устающие от семейной жизни, он подсел на вечную дурную привычку посмеиваться над своей спутницей, находя ее некрасивой, говорливой или глупой. Володя выбрал предметом своего подспудного недовольства явную физическую непривлекательность Насти. То посмеется над ее носом, излишне массивным для маленького девичьего лица, то проедется по довольно заметному пушку светлых волос над губой, что конечно, обидно вдвойне. Он не без издевки в голосе предлагал ей воспользоваться бритвенной машинкой, словно эта растительность была каким-то уродством, которое надо удалить.
Настя рассматривала этот самый пушок в тысячный раз, надкусывала верхнюю губу, морщилась, облизывала языком. Вдруг приходила в голову шальная мысль: не смахнуть ли, действительно, это все бритвой.
Она горько вздохнула и тут же пожалела об этом вздохе, потому что на левой стороне груди протяжно заныл огромный синяк, полученный во время вчерашней ссоры. Автором синяка, конечно, был Володя. Он приехал вчера слишком поздно, уже за полночь, злой как черт. И не понимала Настя, чего ему так злиться: то он зол на погоду, то на дурное начальство, то на технику, которая вечно ломается. Настя – девчонка сельская, знает что к чему и понимает, что жить теперь стало намного лучше, не то что раньше. Районная администрация закупила отличные зарубежные комбайны, теперь Володя ездит на толковой голландской технике, а не на раздолбанной «Ниве». Зарплаты тоже не позорные, с привязкой к отработке, погектарно. Есть стимул работать и работать, хоть за двоих паши, никто ничего не скажет. Так нет же, злой как черт!
Настя снова вспомнила вчерашний вечер, сутулую спину мужа над столом. Он недовольно полощет ложку в тарелке с борщом, подмахивает дежурную рюмку с водкой, снова елозит, не закусывая. И говорит, говорит... О дрянной соляре, о бригадире-долбоебе, о рулевой гидравлике, которая то слишком чувствительна для его мужественных рук, то слишком тормозная, будто разладил ее кто.
– И ведь не возьмешь ключ и не полезешь под машину, техника-то опечатанная, нельзя самому лезть, боятся капиталисты хреновы, что снесу чего-нибудь. Нет же, надо гнать на станцию, к мастерам, которым уже все можно, которые и есть настоящие воры.
Вот он и бубнит и бубнит, не разгибает спины. И просит еще рюмашку, как бы между прочим.
Настя, конечно, говорит «нет». Больно часто стал Володя закладывать, а как напьется – держись. Спуску она ему, конечно, не давала. Она только ростом не вышла, а физика в ней есть, может за себя постоять. Однажды, на володину пьяную пощечину она ответила пинком прямо в промежность агрессора, да так, что согнулся гад в прямой угол и выл как волк. С тех пор, он когда драться лезет, то прет бочком, оберегая свою манду, зная, что везде силен мужик, кроме двух его заветных мест – шея и пах.
Одним словом, не поставила она ему вторую рюмку, отвернулась к тазику и стала мыть посуду. Тогда Володя молча поднялся, подошел к ней, с силой развернул к себе лицом и так же молча, коротко размахнувшись, ткнул ее в грудь своим кулачищем. Костяшками пальцев ударил, специально, чтобы до грудной клетки промять. Настя, бедная, задохнулась от дикой боли, а он спокойно, как ни в чем ни бывало, подошел к шкафу, достал бутылку и отцедил сколько хотел.
Настя вернулась к действительности и снова посмотрела в зеркало. Она отстегнула пуговицы на пятнистой форме, задрала футболку и осторожно оттянула бюстгальтер. Нижняя половина всей груди порозовела, с тремя крупными синюшными пятнами от володиного кулака. Одно из пятен краем легло на сосок, который непривычно разбух, и горел огнем, словно от воспаления. Настя осторожно коснулась его и тут же цыкнула от боли. Из соска выделились мелкие шарики светло-розовой жидкости, которые слились в одну полновесную каплю.
– Козел! – произнесла Настя в сердцах. Больше не прикасаясь к груди, она осторожно оделась. И как раз вовремя, потому что в коридоре, за дверью туалета раздался голос прапорщика Ержика.
– Проклова! – прокричал он. – Там машина стоит в досмотровой!
«Надо бы к врачу, – мелькнула мысль. – Ладно, забегу сегодня к замначу, может отпустит,» – решила Настя.
Она вышла из туалета, на ходу крикнула «иду» и толкнула дверь на выход. В эту осень стояла необычно жаркая погода, солнце ослепило ее горячим светом. Она поглубже надвинула на глаза козырек кепки и взглянула на двор. Под синим куполом пропускного пункта медленно проезжали машины. Одна из них была отогнана на пятачок, огороженный бетонными бортиками. Настя вернулась в коридор и направилась в дежурку. В залитом солнцем закутке сидел прапорщик, подперев подбородок руками.
– Где журнал? – спросила Настя, оглядывая стол.
– А, сейчас, – сонно произнес служивый, и глянул куда-то вниз, в распахнутую дверцу тумбочки. Он извлек на свет синюю тетрадку, которые раньше, в союзе, называли «общей тетрадью». На нее прозрачным скотчем был наклеен ярлычок с надписью «Журнал углубленного досмотра автосредств». Взяв журнал, она снова вышла в досмотровую, и направилась к ожидавшей машине.
– Вы – водитель? – спросила Проклова у высокого мужчины, стоявшего к ней спиной. Он обернулся:
– Да, я.
– Вас отправили на досмотр, подождите минуту.
Она бегло глянула на номер машины и снова вернулась в дежурку.
– Эдик, набей, пожалуйста!
– Ага, – сказал тот, потянув к себе клавиатуру компьютера. Им еще месяц назад обещали дать рации, чтобы погранцы не бегали постоянно к друг другу по мелочам. Но техники до сих пор нет, приходится двигать ногами.
– Давай, – с готовностью сказал он, открыв программу досмотра.
– Машина «Ауди сто», номер А 1942 БИ, – скороговоркой продиктовала Настя. Она дождалась, когда прапор махнет головой, мол все напечатал, и ушла на досмотр. Подошла к машине, сверила номер и марку с записью в журнале. Водитель протянул ей документы, но она отмахнулась от него, сказав бесцветно и отрывисто:
– Только права, документы на машину показывать не надо. Вы уже на посту показали их.
– А, ясно, сестричка, – сказал он и спрятал документы в карман рубашки. Настя смерила его взглядом, но только вскользь, чтобы не вызвать смущения. Водитель был хорош телом, высокий и плотно сложенный. Смуглое кавказское лицо заросло бородой до глаз, но растительность была ухоженной. Волосы на висках и ниже, на скулах, были седыми. Чем-то он напомнил ей певца Шуфутинского, но более моложавого. «Даргинец, наверное,» – подумала Настя про себя, записывая в журнал фамилию и номер удостоверения. Она вернула права водителю и прошла к задней двери.
– Откройте багажник, пожалуйста.
Водитель с готовностью открыл дверцу. В багажнике валялся уже привычный глазу хлам: щетка в футляре, помятые пластиковые бутылки с желтоватой жидкостью, какие-то тряпки, моток проволоки.
– Откиньте пол, – попросила она все с таким же отработанным голосом.
– Зачем?
– Откиньте! Мне надо посмотреть состояние запаски и так далее.
– Хорошо, сестричка! – сказал он покорно и откинул пластиковый настил багажника. Под ним лежала запаска, а в глубоких боковых нишах пара каких-то пустых смятых бутылей из-под минералки.
– Приподнимите запаску, – скомандовала Настя. И тут же почувствовала, что водитель немного напрягся, не решаясь выполнить ее просьбу. «Блинская ляля! – выругалась Настя про себя, ожидая какой-нибудь подвох. – А вдруг там оружие? Или наркотики. Вдруг он психанет и набросится на меня?» Впрочем, этот даргинец не производил впечатления человека глупого или неосторожного. Точно не из тех, кто додумается прятать наркотики под запаску.
Настя немного отстранилась от багажника, поворачиваясь к водителю лицом. Она спокойно повторила свою просьбу:
– Откиньте, пожалуйста, запаску.
Водитель скорчил удивленную гримасу и приподнял колесо. Под ним лежал небольшой пухлый пакет.
– Что там? – спросила Настя, отстранившись еще на один шажок, но очень маленький, что бы не выдать своей тревоги. Опять и не ко времени заныла ушибленная грудь. Настя машинально подняла руку, чтобы приложить ладонь к синяку, но сдержалась. Водитель пожал плечами и что-то пробормотал.
– Откройте пакет, – все так же спокойно напирала она. Это подействовало, водитель вытащил пакет из-под колеса и нехотя протянул его, держа бережно, словно кулек с куриными яйцами.

2
Вся какая-то замасленная, перевязанная крест на крест то ли бечевкой, то ли шпагатом – она проделала длинный путь из самого Узенгу-Куша, где покоилась до поры до времени в маленьком, едва заметном кратере. Она прошла через массу рук, не давая ни одному живому существу права взглянуть в свое нутро. Ни одна рука не смогла развязать бечевку и раскрыть затхлые эти страницы и увидеть там то, что не дозволено было видеть. Теперь она лежала в надежных ладонях, выставленная на весу перед маленьким веснушчатым женским лицом. Лицо женщины было слегка перекошено от телесной боли. Боль исходила из левой стороны грудины, от крупной гематомы. Книга посмотрела внимательнее и поняла, что у девушки повреждена межреберная артерия. На стыке с костью она истончилась и породила маленький тромб. Если не считать этих телесных проблем, то в целом девушка понравилась книге. Девушка подходила для нее и Книга незамедлительно дала сигнал своему носителю, на руках которого покоилась.
– Откройте пакет, пожалуйста, – произнесла Настя, пересиливая желание прикоснуться к синяку и погладить его, заговорить и успокоить боль. Замешательство уже прошло и водитель послушно повертел пакет в руках, разыскивая узел.
– Да ничего криминального, сестричка! – заговорил он, развязывая узел. – Это священная книга, суфистская. Родственник просил отвезти в Алмату. Ничего ценного в ней нет! Ваши таможенники уже смотрели, киргизские таможенники тоже смотрели, сказали – вези, не бойся!
Не переставая что-то говорить о религиозном родственнике, забывшем книгу в гостях и теперь просившем завести ее с оказией, он отбросил веревку и раскрыл грязный, измазанный чем-то целлофан. В руках он действительно держал книгу, небольшую и пухлую, как подвесной календарь, в истертой побуревшей от времени картонной обложке.
А ведь не прошло и недели, как на пересмене, когда в течение пяти-десяти минут собирается весь личный состав, за исключением дежурных, замнач пограничного поста «Кордай» подполковник Омиров, уже в который раз повторил инструкции по так называемому углубленному досмотру вещей в автосредствах. Поседевший и вялый, вечно какой-то отстраненный от всех, подполковник представил собравшимся молодого офицера из районного отдела КНБ, худощавого юркого пацана в темных очках.
На посту обычно говорили на русском, благо большая половина состава была из Георгиевки, но посланники из райотдела упорно продвигали в массы государственный язык, поэтому офицер зачитал циркуляр на казахском, с подробным описанием вещей, подпадающих под особый контроль. В основном, это касалось «продуктов террористической деятельности», валом идущих из южных областей Киргизии и Узбекистана. На государственном это прозвучало и вовсе угрожающе: содырлардын iс эрекетiнiн нэтижесi.
К концу выступления офицер вытащил из папки несколько листовок и раздал по рядам. Красивая полноцветная полиграфия с фотографией горного ландшафта и текст в белой окантовке. Казахского Настя не понимала, да и комментарии на русском, которые Омиров давал по ходу дела, тоже ясности не внесли. Какие-то «идеалы свободы и истинной демократии», «коррумпированность власть предержащих», «единение всех мусульман под знаменем истинной веры» и что-то еще, из той же оперы.
Никто не успел толком рассмотреть эти листовки, а офицер уже ходил по рядам, забирая обратно. Он пересчитал их на всякий случай и сложил в свою папку. На этом инструктаж закончился, а замнач напоследок еще раз напомнил, что в связи участившимся случаями вооруженного нападения на пограничные посты, ни в коем случае нельзя провоцировать подозреваемых на применение оружия.
– Если при досмотре вы заподозрили, что может быть произведено вооруженное нападение, надо сделать вид, что все в порядке и отпустить машину, – устало бубнил старик, поднимаясь со стула. – Затем шустро и без промедления звонить по внутренней связи на номер 242, в оперативный отдел майора Сайдуллаева. Он поднимет группу захвата и задержит машину уже на трассе.
1 2 3 4