– Но попытаться…
– С такими запросами я к начальству не пойду От своего имени берись, пожалуйста. А теперь извини, – он придвинул исписанный листок, – мне спецсообщение надо писать. Да еще отпечатать!
После ужина Денисов промыл в теплой воде авторучку, заправил, аккуратно расшил общую тетрадь, припасенную для конспектов, и взялся за запросы.
Писал он долго, пока не приехала из техникума жена, и потом, когда она легла спать, поставив будильник на полшестого, Денисов написал всем восемнадцати пассажирам, которые девятого июля прошлого года обращались к дежурным по автоматической камере хранения.
«Уважаемый товарищ! – писал Денисов. – Пусть Вас не удивит это письмо.
Я работаю над нераскрытой кражей, совершенной на вокзале днем 9 июля прошлого года. Согласно нашей версии преступник с краденым чемоданом красного цвета непосредственно после кражи вбежал в помещение автоматической камеры хранения.
Возможно, Вы видели его, поскольку в этот день по заявлению получали там свои вещи. Мы будем благодарны Вам за любую подробность, которая будет содействовать раскрытию преступления…»
С первыми запросами вначале получалось не очень складно, однако от письма к письму стиль изложения улучшался сам собой, и два последних он сочинил так здорово, что несколько первых пришлось переписать заново. Подписывал свои запросы Денисов одной фамилией, без должности и звания, и просил ответить на отдел милиции.
Рано утром, опуская письма в почтовый ящик на вокзале, он чувствовал себя легко и празднично, будто с этой минуты всем мучившим его заботам мгновенно наступил конец.
Первый ответ пришел уже через неделю.
«Уважаемый товарищ, – писал из Тореза незнакомый корреспондент прямо-таки по Блохину, – как следует из полученного мною письма, Вы считаете, что для человека, прибывшего на столичный вокзал, нет там ничего более важного, как примечать все за другими пассажирами! В этом Ваша ошибка. К тому же через полгода я все равно бы ничего не вспомнил. Свои вещи я клал Днем, какого числа, не помню, а получал вечером. Все.
С уважением».
Денисов сам удивился: тон письма его не задел. Тем более жаждал он теперь получить ответы на остальные свои запросы.
Несколько дней письма не приходили, и Денисову все труднее было находить повод для посещения канцелярии. Потом пришло еще письмо, а вслед за ним сразу три. В течение недели Денисов получил девять писем, на – остальные запросы ответа так и не дождался и решил написать еще раз.
Все корреспонденты сообщили, что никого из находившихся вместе с ними в помещении автоматической камеры хранения людей они не запомнили и желали Денисову успехов в его трудной, но благородной работе.
Студент-рижанин прислал адрес своей подруги со станции Верхний Баскунчак, которая вместе с ним приходила получать вещи и могла чем-то помочь, – этой подруге Денисов послал запрос в тот же вечер. А пожилая женщина, ездившая к внучке в Старый Оскол, сочувствуя Денисову, просила одновременно узнать, можно ли в Москве купить для внука готовальню У15-Л из латуни.
Эти дни, пока он ждал писем и пока они приходили, написанные незнакомыми почерками со штемпелями далеких городов, были для Денисова особенно радостными, и он терялся, пытаясь объяснить жене причину этой радости.
– Дело в том, – по-женски ставила все на свои полочки Лина, – что ты в настоящее время участвуешь в противоборстве с преступником. Между вами происходит борьба, поединок…
– Какой же сейчас поединок? Он пьянствует, гуляет, – недоумевал Денисов. – Борюсь я один…
– Преступник сделал ход. Теперь ты обдумываешь ответный… Как в шахматах!
Еще до того, как пришел ответ на последний запрос, Денисов, поразмыслив, решил написать всем пассажирам, которые получали вещи в течение пяти дней – с девятого по тринадцатое число. По инструкции вещи могли находиться именно этот срок, и преступник мог обратиться за ними и на другой день, и на третий, и на пятый. Потом вещи изымали из ячеек и уносили на склад.
Письма приходили теперь регулярно, и в отделе острили, что сержанту Денисову было бы неплохо обзавестись личным секретарем. А он ломал голову, как расширить круг людей, находившихся в день совершения преступления на вокзале.
Старшина навел его на счастливую мысль.
– В музеях, на художественных выставках, как ты знаешь, – сказал старшина, – есть книга отзывов. На вокзале зато есть книга жалоб…
– Так.
– Эти люди тоже могли видеть! Понимаешь? – i старшина подмигнул. – Майор Горбунов не звонит?
– На пенсию оформляется…
– Привет передавай.
– Обязательно…
«В самом деле, – подумал Денисов, – в комнате матери и ребенка имеется книга с адресами останавливавшихся пассажиров. Медицинская комната ведет свою регистрацию… Всех, кто обращается к ней за помощью, записывает касса возврата билетов…»
Должен же был кто-нибудь видеть преступника] «Когда я получал двенадцатого июля свой рюкзак в автоматической камере хранения, – писал преподаватель физики из Жданова, – то вместе со мной писал заявление незнакомый молодой парень, на которого я обратил внимание. Ему выдали вещи передо мной – сумку и чемодан красного цвета, примерно такой, о котором Вы пишете. В сумке я случайно увидел несколько микрометров, штангель, резцы и что-то еще. В чемодане была дамская одежда, белье. Парень был выпивши и заявление написал так грязно и неразборчиво, что дежурный предложил ему написать новое. Парень отказался, сказал, что лучше не может. Дежурный хотел на него воздействовать, но многие из очереди поддержали парня:
всем было некогда. Второй работник автокамеры, помоему механик, тоже заступился за него, и между работниками камеры хранения произошла небольшая ссора.
В конце концов первый дежурный сказал: «Выдавай сам! Я такой документ подшивать в папку не буду!» Второй выдал вещи. Парень был лет двадцати пяти, одежды, конечно, не помню, черненький, со шрамом на шее».
Письмо Денисов получил к вечеру: он работал во вторую. За смену прочитал его несколько раз и каждый раз, перечитывая или только вспоминая о нем, начинал улыбаться.
«Самодовольный дурак, кретин! – спохватывался он через минуту. – Чему ты радуешься? Задержал преступника? Или раскрыл преступление? Ты думаешь, дежурные хранят все испорченные бланки с девятьсот второго года, со дня постройки вокзала?»
Денисов знал обоих работников камеры хранения, о которых писал учитель, но решил никаких действий не предпринимать, пока не посоветуется с Кристининым.
«Как бы не напортить!»
Он только мысленно представил себе, как маленький дотошный Хорев, с вечно недокуренной дешевой сигарой, требует переписать заявление, а ленивый горластый Горелов, с пятнами на руках, которые он называет болезнью Витилиго, отмахивается от напарника. «Некогда бюрократизм разводить: люди на поезд спешат!»
Оба работника камеры хранения, в свою очередь, знали Денисова и его должность, поэтому он думал, что разговаривать с ними должен другой сотрудник. Несколько раз Денисов звонил в Московский уголовный розыск Кристинину, но не заставал на месте. Не было Кристинина и в конце рабочего дня, поздно вечером, когда Денисов наконец сдал смену.
В электричке по дороге домой он снова прочитал письмо, теперь оно только, встревожило ею, не вызвав никакого удовлетворения.
«Почему я решил, что речь идет именно о моем чемодане? – подумал он. – И как найти в Москве человека по шраму на шее!»
На станции Денисов не удержался, зашел в проходную завода, чтобы еще раз позвонить Кристинину. Было уже начало первого.
– Сейчас телефон освободится, и звони сколько надо, – махнул рукой вахтер, старый милицейский отставник, провожая Денисова в караулку.
За столом, склонившись к аппарату, сидела женщина в рабочем халате. Свободной рукой она скручивала и тут же выпрямляла телефонный шнур.
– Так вы всю жизнь проспите, – втолковывала она абоненту. Разговор шел, видимо, давно, и все точки над «и» были уже поставлены. – В пятницу тоже никуда не ходили?
– Ты, девушка, бери быка за рога, – посоветовал вахтер, – а то человеку по делу звонить надо!
– Товарищи ваши были в клубе… Рыженький был, который тогда в гармошку играл… Он почему-то холода не боится! – Денисов решил, что она разговаривает с поклонником, заст) пившим дежурить на коммутатор. – В крайнем случае могу вам валенки принести!
Ровно гудел за стеной завод, чуть жужжали под потолком лампы дневного света. Молоденькая работница в испачканном глиной халате безнадежно и неумело плела свои нехитрые сети.
Денисов не заметил, как задремал.
– Звони, – разбудил его вахтер.
Позади громко хлопнула входная дверь – Как у нее? Договорились?
– Второе уж дежурство звонит, да все глухо. Без пользы делу!
Денисов без особой, впрочем, надежды набрал номер и на секунду затаил дыхание. Внезапно очень близко раздался знакомый голос:
– Слушает Кристинин.
– Алло! – еще не веря, закричал в трубку Денисов. – у меня интересные новости! Это вы?
– Если будет на то воля аллаха, – пошутил Кристинин.
Перебивая себя, Денисов рассказал о письме, о дежурных. Закончил тем, что зачитал письмо преподавателя физики из Жданова целиком.
– Хорошо, – подумав, сказал Кристинин, – на Хорева мы напустим Губенко. Они найдут общий язык.
А сейчас давай домой и ни о чем не думай!
– Спокойной ночи!
Через лес к поселку Денисов шел не торопясь, заложив руки в карманы, как на прогулке, отдавшись полностью вдруг возникшему в нем чувству уверенности.
Подходя к отделу, Денисов еще издали увидел Губенко Лейтенант стоял как всегда, независимый, себе на уме. в руке он держал новый, словно сейчас из магазина, импортный портфель-саквояж.
– Здравствуй, Денисов! – Губенко подал горстку длинных холодных пальцев. – Где здесь у вас можно переговорить? Теснота такая! Как вы тут работаете? – Он не умел быть приятным.
Реконструкция вокзала. Хочешь, пойдем к носильщикам? Здесь рядом!
Они вошли в небольшую комнату с длинными скамьями вдоль стен. Губенко достал из портфеля свежую газету, встряхнул, постелил на скамью.
– Так вот, – сказал он, усаживаясь – я уже разговаривал с дежурным Хоревым. Кстати, в нем ничего от зануды. Аккуратный человек, может, чересчур педантичный. Добросовестный работник. Собирается на пенсию.
– Что он сказал?
– Он вспомнил все обстоятельства того дня. Как я понял, механик ваш… Горелов? Безответственная личность.
– Хорев помнит преступника?
– Он в тот же день написал на Горелова служебную записку. В ней есть фамилия и имя того парня. Отчества, правда, нет.
– Не Смирнов? – спросил Денисов, леденея при мысли о тысячах, а может, десятках тысяч людей, среди которых придется искать подозреваемого. – Если Смирнов да еще Николай или Виктор – это то же, что ничего…
– Николай! Но не Смирнов, а Суждин, – разговаривая, Губенко вынул из кармана капроновую щеточку и не спеша протер замок и без того чистого саквояжа.
– Сколько же в Москве Суждиных Николаев?
– По адресному бюро, всего двое, один уже отпал:
возраст не подходит. И место жительства тоже. Второй живет по вашей дороге, сейчас к нему поедем, – Губенко посмотрел на Денисова. – Я разговаривал с подполковником и просил дать тебя мне в помощь. Не возражаешь? Правда, я не сказал, что еду по вашему делу. Так что переодевайся.
– Ты… – не находя слов, Денисов схватил его за руку. – Ты просто молодец!
– Ерунда, – Губенко чуть покраснел. – Сколько тебе нужно времени, чтобы переодеться?
– В общежитие побегу!.. Здесь рядом.
Заснеженный поселок, куда они приехали, в Москве обычно вспоминали с наступлением грибного сезона. Несколько сотен кирпичных, старой постройки домов, торговые ряды, окружающие рынок, новое здание автовокзала. Завод синтетического волокна.
Губенко так и подмывало расспросить о грибах инспектора местного отделения внутренних дел, но молодцеватый, подтянутый младший лейтенант, по всей вероятности вернувшийся недавно из армии, разговаривал с ними сдержанно, чуть-чуть свысбка.
– Суждин? – удивился он. – Знаю такого. Ничего за ним раньше не замечалось.
– Раньше?.. – переспросил Губенко. – А в последнее время?
– В последнее время тоже.
– Не помните, у него шрамика нет ча шее? – спросил Денисов.
– Можно узнать: он здесь рядом живет, – младший лейтенант поправил галстук и провел рукой по значкам на кителе. – Мне все равно там паспортный режим проверять!
Выйдя из отделения, они пересекли площадь, углубились в необыкновенно широкую, с далеко отстоящими друг от друга домами улицу. Обширные белые прогоны тянулись между накатанной проезжей частью дороги и заборами. Перед тем как завернуть к подозреваемому, инспектор «для конспирации» решил проверить домовые книги в нескольких домах: за разговорами, втроем, это делалось живее. Отказаться Денисову и Губенко было неудобно. Поэтому к Суждиным они попали только часа через полтора.
Дверь открыл мальчуган лет двенадцати, и тут же в дверях показалась его бабка – высокая, с поджатыми губами и острым взглядом старуха. Ей было не меньше семидесяти.
– Кто, значит, еще здесь живет? – спросил инспектор, беря домовую книгу.
– Внук, Николай, он в райцентре работает, на предприятии…
– Слесарем, – вклинился в разговор мальчуган, – а раньше в Москве работал…
Что-то я не помню! – в тон младшему лейтенанту сказал Губенко. – Какой он собой? У вас фотокарточки нет?
– Витя, – приказала старая женщина, – где у нас Колины фотографии? В комоде?
Внук вытащил черный конверт с фотографиями, вытряхнул их на стол.
– А-а! – сказал наобум инспектор. – Знаю. У него шрамик вот здесь, – он провел рукой по шее.
– Это от ожога, – кивнула старуха.
– Так, так… А участковый часто к вам заходит? – под взглядом зоркой старухи приглядываться к фотографиям было неудобно, да и не имело особого смысла.
Внезапно Денисов почувствовал, что Губенко тихо постукивает его носком ботинка по ноге. Денисов осмотрелся, но ничего не увидел. Губенко продолжал свое тихое постукивание, пока Денисов не обратил внимание на маленькую фотографию, белевшую на полу, около стола.
1 2 3 4