Дестроер – 22

Fantasy OCR Lab
«Ричард Сэпир. Уоррен Мерфи. Дестроер. Империя террора. Жизнь или смерть. Потрошитель мозгов.»: Издательский центр «Гермес»; Ростов-на-Дону; 1995
ISBN 5-87022-118-8
Оригинал: Worren Murphy, “Brain Drain”
Перевод: Е. Туева
Аннотация
Никто и ничто на Земле не в силах остановить ужасное существо с электронным мозгом, молниеносной реакцией и неуязвимым стальным телом... Римо Уильямс и Чиун вновь сталкиваются с непобедимым роботом-андроидом, поглощенным маниакальной идеей собственного выживания даже ценой гибели человечества.
Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир
Потрошитель мозгов
Глава 1
Молоденький полисмен открыл дверь, и его тут же вывернуло наизнанку.
Застыв на пороге, он так и не смог заставить себя войти в подвал. Сержант сыскной полиции Нью-Йорка помог ему подняться по ступенькам обратно на улицу.
Осматривавший подвал коронер поскользнулся в луже крови и плюхнулся на спину. Поднимаясь, он попал рукой в багровое озерцо, расползшееся по когда-то нежно-голубому ковру; спина его клетчатого пальто испачкалась в крови и потемнела, на коленях появились алые пятна. Он вымазал руки и теперь не мог делать записи в блокноте. В помещении стоял запах, какой бывает, должно быть, только у коровы в желудке, — запах переваренной пищи и экскрементов.
Прибывший на место преступления начальник отдела по расследованию убийств манхэттенской полиции Джейк Уолдман первым делом увидел новичка-патрульного, корчившегося от приступов рвоты возле пожарного крана; его крепко держал за плечи детектив из отдела Уолдмана.
— Что, слабо парню? — бросил инспектор.
— Такое мало кто выдержит, — отозвался детектив.
— Труп он и есть труп. От живых больше неприятностей, — назидательно заметил инспектор Уолдман, обращаясь к патрульному. Между приступами рвоты тот почтительно кивнул.
Детектив тоже кивнул. Он видел однажды, как Уолдмен, посасывая сигару, преспокойно разглагольствует о чем-то в комнате, где обнаружили пролежавший целый месяц труп — от такого смрада вырвало бы даже носорога.
Больше в комнате никого не было — остальные предпочли выйти на свежий воздух, чтобы не сойти с ума.
Но у Уолдмана был луженый желудок. Он мог уплетать сандвичи с копченой говядиной в морге и удивляться, почему кто-то находит такое поведение странным.
Когда на Малберн-стрит нашли труп Уилли Ригги по прозвищу «Виноград», коронер, обнаружив в глазнице трупа следы картофельного салата с горчицей, с уверенностью высказал предположение, что здесь, должно быть, уже успел побывать Уолдман. И оказался прав.
— Томатный соус с соленым огурчиком — вот что поставит тебя на ноги, сынок, — произнес инспектор Уолдман, и на его полном квадратном лице отразилось искреннее сочувствие. Сигара, зажатая в зубах, прыгала вверх-вниз.
При этих словах бедняга-патрульный скорчился в новом приступе рвоты.
— Что я такого сказал? — удивился Уолдман. У людей порой бывает такая странная реакция...
Слава Богу, что еще не появилась пресса: у телевизионщиков тоже свои причуды. Когда телевидение делало первые шаги, он служил простым детективом. И вот однажды ему на глаза попалось распоряжение по отделу, где говорилось, что «... детективам и другим сотрудникам полиции КАТЕГОРИЧЕСКИ запрещается употреблять конфеты или иные сладости, принимать пищу с приправами или без таковых, а также пить безалкогольные напитки на месте, где обнаружен труп, поскольку телевизионные репортажи с подобными сценами могут создать у зрителя впечатление о бесчувственности сотрудников отдела».
— Что это значит? — поинтересовался юный Уолдман у бывалого сержанта.
Он тогда уже знал, что качество полицейского протокола оценивается по тому, сколько раз нужно заглянуть в словарь, чтобы расшифровать текст.
Понадобится целая вечность, прежде чем он сам выучится так писать, а тем более говорить на подобном языке с репортерами.
— А то значит, Уолди, — ответил сержант, — что зря ты вчера прямо перед телекамерами трескал жареную картошку прямо над обезображенным трупом этой монашки.
Уолдман только пожал плечами. Он никогда не понимал католиков. И сегодня, хотя с того дня прошло много лет, он смотрел на корчившегося полицейского-новичка и радовался тому, что еще не успели прибыть телерепортеры. Он только что купил себе свежий, посыпанный солью кренделек и не собирался ждать, пока тот остынет.
Из подвала нетвердой походкой поднялся коронер — руки и колени испачканы кровью, в глазах — ужас.
— Эй, позовите врача! — крикнул Уолдман детективу.
— Врачи уже уехали, — крикнул в ответ детектив. — Там, внутри, одни трупы.
— Наш коронер расшибся.
— Это не моя кровь, — произнес коронер.
— А, — сказал Уолдман.
Он заметил, как из-за полицейского поста, выставленного чуть дальше по улице, показалась машина с репортерами, и поспешил расправиться с кренделем, запихав последний кусок в и без того уже набитый рот. Придется минуту помолчать, вот и все.
Спустившись по металлическим ступеням в подвал, он увидел оставленные коронером кровавые следы. На небольшой цементной площадке перед входом пахло мочой, хотя накануне прошел холодный мартовский дождь. В центре площадки находился забитый уличной гарью водосток, куда стекала дождевая вода. Так, коронер оставил на двери кровавые отпечатки. Ну что за люди!
Ведь известно, что на месте преступления нельзя ни к чему прикасаться.
Словно вчера родились! Уолдман толкнул зеленую облупившуюся дверь резиновым наконечником карандаша. Черт, крупинка соли с кренделька попала в дупло, и заболел зуб. Должно пройти, когда он все прожует и сможет ее высосать.
Дверь со скрипом открылась, и Уолдман осторожно ступил внутрь, стараясь не попасть ногой в кровавую лужу и быстро работая челюстями. На полу не было ни одного сухого островка: от стены до стены простиралось покрытое рябью кровавое озерцо. В красной жиже отражался свет стопятидесятиваттной лампочки, свисающей с потолка. С дивана, что стоял справа, смотрела чья-то голова — вместо уха зияла кровавая дыра. В дальнем углу комнаты стоял небольшой жестяной стол, где грудой лежали окровавленные штаны. Уолдман пригляделся: нет, это были ноги без тел. Он сильнее напряг зрение — три ноги. И все в разных башмаках. Три разных башмака...
Как минимум три трупа.
В помещении стоял запах экскрементов и приторно-сладкий — гашиша.
Впрочем, дело было не в запахе.
Уолдман прекратил жевать и выплюнул остатки кренделя на пол.
— Ох, — закашлялся он. — Ох! Кх-кх. Ох!
Он видал всякие стены. Например, простые, цементные, украшенные психоделическими плакатами. Жилище подростка. Или художника. Но во всей Гринвич-Виллидж не нашлось бы дома, где из стен сочилась бы кровь. Стен с отверстиями, из которых свисали бы человеческие руки, прямо из-под потолка, будто у стен выросли руки. На одной из рук, вместо подмышки у которой была лепнина потолка, был скрючен мизинец.
Смерть есть смерть, пусть даже насильственная, но это переходило всякие границы. Даже в те годы, когда он вылавливал бродяг из Ист-Ривер и откапывал трупы на свалках, где над ними успели изрядно потрудиться крысы, не видел он ничего подобного. Да, смерть есть смерть. Но это! А над входом из штукатурки потолка торчали четыре окровавленных торса. Один женский. Три мужских.
В комнате словно потемнело, и Уолдман почувствовал себя почти невесомым, но все же сумел удержаться на ногах и поспешил наружу, чтобы втянуть в себя такой родной и привычный городской смрад. Но в конце концов годы тренировки и здравый смысл взяли верх — он отвел в подвал полицейских фотографов, заранее предупредив, что их ждет кошмар, и посоветовав выполнять работу как можно быстрее и, что еще более важно, механически.
На фотографиях все встанет на свои места, можно будет определить, где какая часть тела в конце концов оказалась. Он лично нанес на план комнаты расположение отдельных человеческих частей, потом подобрал чей-то глаз, уложил в целлофановый пакет и снабдил ярлычком. Двоих детективов отправил допрашивать жильцов, одного — искать хозяина. Врачи из близлежащей больницы святого Винсента помогали его сотрудникам снять человеческие останки со стен и потолка.
Куски трупов отвезли в морг. И только тогда, когда их попытались собрать для опознания (что было заранее обречено на провал — установить личности убитых можно было только по отпечаткам пальцев и пломбам во рту), Уолдману бросилась в глаза еще одна ужасающая деталь этого и без того зверского убийства. Первым на нее обратил внимание главный коронер.
— Ваши люди кое-что забыли.
— Что именно?
— Посмотрите на черепа.
Там не было мозга.
— Понимаете, в подвале царил такой хаос, — стал оправдываться Уолдман.
— Конечно. Но где же их мозги?
— Должны быть где-то здесь.
— Вы уверены, что ваши ребята все собрали?
— Да. Сейчас там идет уборка.
— Что ж, значит, мозгов нет.
— Они должны быть где-то здесь! Может, посмотреть в тех пакетах с какой-то мешаниной? — предложил Уолдман.
— В этой мешанине, как вы изволили ее назвать, есть что угодно, только не мозги.
— В таком случае, они были похищены убийцей.
— Вы правы, инспектор, — согласился коронер. — Мозги кто-то украл.
* * *
На пресс-конференции инспектор Уолдман три раза повторил репортеру из «Дейли-ньюс», что были похищены вовсе не те органы, которые предполагал репортер.
— Если хотите знать, это мозг, — заявил Уолдман.
— Черт! — огорчился репортер «Дейли-Ньюс». — Тут пахнет жареным. Мог бы получиться потрясающий репортаж.
Уолдман отправился домой в Бруклин, даже не пообедав. А ночью мысли о загадочном убийстве никак не давали ему уснуть. Он считал, что повидал все на свете, но это было выше... выше чего? Разум действует по схеме.
Кто-то, судя по всему вооружившись явно электрическими инструментами, расчленил трупы. Это определенная схема. И похищение мозга, как бы оно ни было омерзительно, тоже укладывается в схему. Руки в стенах и отсутствие там ног, — также часть заранее продуманного плана, равно как и собственно расположение тел.
Наверно, потребовалось не меньше двух часов, чтобы сделать углубления в потолке и стенах и аккуратно уложить туда части трупов. Но где в таком случае орудия, которыми действовал преступник? И если действительно на это ушло два часа или даже час, то почему там была лишь одна дорожка следов? Новичок-патрульный только заглянул в дверь, и его пришлось увести. Прибывшие на место преступления доктора однозначно констатировали смерть. Когда в подвал вошел Уолдман, на ступеньках были только следы коронера. Как же убийца или убийцы вышли наружу, не оставив кровавых отпечатков?
— Джейк, ложись спать! — позвала жена.
Уолдман взглянул на часы: 2.30 ночи.
— В такое детское время?
— Но я хочу спать и не могу уснуть без тебя.
Инспектор Джейк Уолдман скользнул под одеяло, почувствовал, как жена прижалась к нему, и уставился в потолок.
Если признать, что преступление подчинено какому-то плану, поскольку оно укладывается в схему, то в чем может заключаться тот план? Руки в стенах, тела на потолке? Кража мозгов?
— Джейк? — снова позвала жена.
— Что?
— Если не хочешь спать, вставай.
— Ты все-таки наконец реши, что мне делать! — огрызнулся Уолдман.
— Ложись спать, — сказала Этель.
— Я и так лежу. Думаю.
— Кончай думать и спи!
— Как это — кончай думать?!
— Ты же уже падаешь от усталости!
Джейку Уолдману наконец удалось высосать из зуба последний кусочек соли.
Наутро Этель Уолдман заметила, что муж едва притронулся к еде и лишь пригубил чай.
— Теперь уже что-то не так в еде? — спросила она.
— Нет. Просто я думаю.
— Все еще думаешь? Ты же думал всю ночь. Сколько можно думать?
— Я думаю.
— Тебе не нравится моя яичница.
— Нет, нравится.
— Конечно, так нравится, что она скоро уже превратится в камень.
— Дело не в яичнице. Просто я думаю.
— У тебя появилась другая женщина, — изрекла Этель Уолдман.
— При чем тут женщина? — не понял инспектор.
— Я так и знала! У тебя кто-то есть! — воскликнула Этель. — Она, небось, не портит руки, готовя тебе обед, и не стареет на глазах, заботясь о том, как бы тебе угодить. Какая-нибудь уличная шлюха с дешевыми духами и крепкими сиськами. Ей на тебя глубоко наплевать, не то что мне! Уж поверь!
— Что ты несешь?
— Надеюсь, ты счастлив с этой своей дешевкой. Убирайся отсюда! Сейчас же убирайся!
— Послушай, Этель, но у меня действительно неприятности.
— Убирайся, отсюда, скотина! Иди к своей шлюхе! Иди к ней!
— Я пошел на службу. Увидимся вечером.
— Убирайся! Да поживее! Животное!
На площадке пятого этажа до Уолдмана донесся голос жены, вещающей из окна на весь мир:
— Эй, люди, прячьте дочерей! Старый развратник вышел на охоту!
Не успел инспектор Уолдман войти в отдел, как раздался телефонный звонок. Звонила Этель. Она обещала сделать все, чтобы сохранить семью. Они предпримут еще одну попытку, как взрослые люди. Она простит ему интрижку с актрисой.
— С какой актрисой? Какую интрижку?
— Джейк, если мы хотим начать все сначала, давай хотя бы будем честными друг с другом.
— Хорошо, хорошо, — поспешил согласиться Уолдман, который уже привык к подобным сценам.
— Скажи, это хоть известная актриса?
— Этель, прошу тебя!
На этом выяснение семейных проблем закончилось. Теперь надо было подготовить специальный рапорт для мэра и для комиссара полиции. Какая-то служба в Вашингтоне требовала отчет об убийстве для специального анализа, и к тому же с инспектором Уолдманом хотел побеседовать какой-то психолог из университета. Инспектор приказал заняться этим первому же попавшемуся ему на глаза детективу.
Потом появились полицейские фотографы и принесли кое-что интересненькое. Торопясь поскорее закончить осмотр места преступления, Уолдман вчера этого не заметил. Но мог ли он разглядеть плакат сквозь пятна крови, когда сверху над ним торчала чья-то рука?
— Гм, — сказал Уолдман.
— Что вы думаете по этому поводу? — поинтересовался фотограф.
— Думаю, стоит еще раз вернуться в подвал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18