Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир: «Последний бой»

Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир
Последний бой


Дестроер – 20



OCR Сергей Васильченко
«Ричард Сэпир. Уоррен Мерфи. Дестроер. Последний бой. Зерна смерти. Детские игры.»: Издательский центр «Гермес»; Ростов-на-Дону; 1994

ISBN ISBN 5-87022-055-6, 5-87022— 081-5Оригинал: Warren Murphy,
“Assasin’s Play-off”

Перевод: А. Шишкин
Уоррен Мерфи, Ричард СэпирПоследний бой Глава первая Он заплатил восемь тысяч долларов, сняв деньги со своего семейного счета, и остался должен еще двенадцать тысяч, которые предстояло вносить в рассрочку ежемесячно в течение трех лет. И все это для того, чтобы холодной и дождливой северной осенью оказаться в продуваемом сквозняками большом зале шотландского замка, сидя на коленях в позе почтения.Ему сказали, что зал недавно реконструировали. Настелили новый деревянный пол, отполированный до блеска. По стенам развесили свитки и полотна рисовой бумаги с нанесенными на нее символами Ниндзя — техники ночного боя, Атеми — мастерства кулачного боя, Кунг Сул — искусства стрельбы из лука, Хсин Джи — бокса и многих других, ему неизвестных.Но они так и не смогли избавиться от сквозняка, гулявшего в замке Килдонан — севернее Данди, южнее Абердина и в стороне от залива Ферт-оф-Тэй. Только шотландцы, думал Уильям Эшли, могли строить такие замки, где, несмотря на сквозняки, было невыносимо душно.Даже корейцы оказались бессильны исправить это.В большом зале витал резкий запах пота, к которому примешивалось ощущение страха. Вдобавок ко всему, видимо, от холода колени Эшли болели, и казалось, что кто-то скручивает ему позвоночник. Последний раз он испытывал такой дискомфорт, сидя в позе почтения, когда еще только начинал заниматься каратэ в местечке Рай, под Нью-Йорком. Именно там, в небольшом спортивном зале-доджо, тренируясь после работы, он научился уважать себя, подчиняя себе собственное тело. Выучился контролировать свои страхи и страсти, понял, что главное — это не цвет пояса, будь он желтый, зеленый, коричневый или высший — как он тогда думал — черный. Нет, главное состояло в том, что с каждым шажком долгий путь к совершенству становился короче.Именно жажда совершенства заставила Эшли приехать на север Шотландии с семейными сбережениями в кармане и провести здесь трехнедельный отпуск.Он всегда считал, что совершенство — это недостижимая цель, мечта, заставляющая людей работать над собой, горизонт, приближаясь к которому, понимаешь, что он все также далек. Барьер, который никогда не удастся преодолеть. Совершенство — это, скорее, направление движения, нежели конечная цель.Именно так он говорил в зале Фелт-форум стадиона Мэдисон-сквер гарден в прошлом месяце. Подобные же мысли привели его сюда, в Шотландию, где он, став на восемь тысяч долларов беднее, убеждал себя, как все, кто разбирается в боевых искусствах, что физическая боль постепенно уйдет.Свои размышления по поводу недостижимости совершенства он высказал какому-то корейцу, приехавшему на ежегодные соревнования любителей боевых искусств и одобрительно отозвавшемуся об уровне подготовки Эшли.— Почти безукоризненно, — сказал кореец, одетый в темный костюм и накрахмаленную белую рубашку с красным галстуком. Он был молод, однако для такого возраста щеки его казались чересчур одутловатыми.— Тогда я счастлив, — ответил Эшли, — поскольку совершенство недостижимо.— Вовсе нет, — сказал кореец. — Совершенство существует и достижимо.— В воображении, — сказал Эшли.— Нет, здесь, на земле. И вы можете в этом убедиться.— К какой школе вы принадлежите? — спросил Эшли, который сам занимался каратэ, но был знаком и с кунг-фу, айкидо, ниндзя и многими другими видами восточных единоборств.— Видимо, ко всем школам, — ответил кореец.Эшли внимательно посмотрел на него. Тому не было еще и сорока, а такая самоуверенность в подобном возрасте свидетельствовала скорее о невежестве, чем о компетентности. Он подумал, что далеко не все жители Востока разбираются в боевых искусствах, точно так же, как и не все американцы — в ракетной технике. Этот человек пришел а Фелт-форум просто поглазеть на соревнования и теперь молол чепуху. Такие тоже встречались среди азиатов.Кореец улыбнулся.— Вы мне не верите, Уильям Эшли? — спросил он.— Откуда вы знаете, как меня зовут?— Вы думаете, что это секрет?— Нет, но я удивлен, что вы меня знаете.— Уильям Эшли, тридцать восемь лет, программист, работает в санатории Фолкрофт, город Рай, штат Нью-Йорк. Вы считаете себя песчинкой на морском берегу и думаете, что я не смогу отличить вас от любой другой песчинки, и поэтому удивлены, что я вас знаю?— Очень, — сказал Эшли, которому были даны указания, что делать в таких ситуациях. Он должен позвонить и доложить обо всем в санаторий Фолкрофт, так как на работе он имел доступ к сверхсекретной информации. Санаторий служил лишь прикрытием. Эшли вместе с двумя программистами из Агентства национальной безопасности был направлен туда семь лет назад, и их работа была настолько засекречена, что никто из них не имел права, даже под давлением, сообщать что-либо о том, чем он занимался.Но Эшли показалось, что он уже где-то видел этого корейца.— Если вы удивлены, то у вас очень плохая память.Билл Эшли шлепнул себя по ляжке и рассмеялся.— Ну конечно! Вспомнил. Это было в прошлом году перед Рождеством. Вы попали в катастрофу и, насколько я помню, получили сильные ожоги? И пришли в наше доджо восстанавливать форму, а наш сенсей сказал, что вы большой мастер. Вас зовут — постойте, я вспомню, я вспомню...— Уинч.— Точно, Уинч, — сказал Эшли. — Здравствуйте, сэр. Для меня честь снова встретиться с вами. О, прошу прощения. — Эшли убрал протянутую руку. Он вспомнил, что кореец не здоровался за руку.Потом они вместе смотрели выступления представителей стиля «обезьяны» — особой формы единоборства, требующей большого мастерства и силы. Однако Уинч заявил Эшли, что все это лишь иллюзия силы.Когда один из соперников выбросил другого за пределы татами, Эшли заметил, что силовое преимущество здесь налицо.— Это лишь потому, что оба они используют стиль «обезьяны», удерживая равновесие на одной ноге, вместо того чтобы опираться на нее при нанесении удара. Каждый, кто, широко расставив ноги, приблизится к сопернику настолько, что разглядит неровности его зубов, сможет простым толчком свалить бойца стиля «обезьяны» и оставит его в дураках.— Я верю, потому что это говорите вы, однако у этих бойцов пятый дан и черные пояса...— Вы не верите, но вы можете в этом убедиться, — сказал Уинч и, поднявшись с места, что-то сказал бойцам на, как показалось Эшли, корейском языке. Те сперва удивились, а потом пришли в ярость.— Наденьте костюм, ги, — сказал Уинч. — Вы сможете посрамить приверженца стиля «обезьяны».— Но они так знамениты здесь, в Нью-Йорке... — попробовал возразить Эшли.— Не сомневаюсь. Многие здесь весьма известны. Главное — расставьте пошире ноги, максимально приблизьтесь к сопернику и резко толкните его.— Может быть, предпринять более мощную атаку? — спросил Эшли.— Только толчок, — сказал Уинч.— А что вы сказали им? — спросил Эшли, почтительно кивая черным поясам, уставившимся на него через голову Уинча.— То же, что и вам. Что вы посрамите любого представителя стиля «обезьяны», а им будет стыдно, что настоящие корейцы присутствуют при подобной сцене.— О, нет! Неужели вы так и сказали?— Идите.— Но это их унизит!— Нет, просто восторжествует истина. Идите. Вы посрамите воина «обезьяны», если все сделаете, как я сказал. Не боксируйте, не атакуйте ногами, не наносите рубящих ударов. Подойдите как можно ближе и резко толкните. Сами увидите, что произойдет.Когда Эшли в своем простом ги вышел на ковер, то черные пояса захихикали. Некоторые заулыбались. Воин, с которым должен был сразиться Эшли, усмехнулся. Он был примерно того же возраста, что и Эшли, но тело его было более жестким, мускулистым и подвижным, ибо он тренировался с детства, а Эшли начал только в двадцать восемь.Эшли почтительно поклонился, как полагалось перед началом поединка, но его соперник, явно разозленный насмешками Уинча, стоял неподвижно, не отвечая на ритуальное приветствие. В толпе зрителей послышался слабый ропот. Такое поведение было недопустимо. Ритуал был нарушен уже дважды. Сначала это сделал Уинч своими насмешками, теперь воин отказался от ответного приветствия.Именно тогда, глядя в лицо своему противнику, Эшли понял, что тот намерен убить его. Он ощутил это нутром, его тело посылало ему сигналы о том, что жизнь находится в его собственных руках. Ему стало не по себе.Эшли лихорадочно пытался избрать какую-нибудь из известных ему форм защиты, но рассудок подсказывал, что он не должен встречаться на татами с таким соперником. Все, чему он научился, не поможет ему выстоять против человека с ненавидящим взглядом карих раскосых глаз, искаженным лицом, оскаленными зубами и в любой момент готового к прыжку. Спасти его может лишь что-то совершенно необычное — а именно то, о чем говорил ему Уинч.Над головой пылали прожектора. Уже не замечая толпы, усилием воли Эшли заставил себя приблизиться к мастеру, широко расставил ноги, чтобы принять устойчивую позицию, и, увидев яростный блеск в глазах воина «обезьяны» и ломаную линию его зубов, он резко выбросил вперед руку, ударив соперника в грудь.Позже он будет всем говорить, что так и не понял, что произошло. Но, находясь там, в центре круга, он почувствовал, как его рука вошла в упругую грудь воина, чье тело после ответного удара перевернулось в воздухе вокруг руки Эшли, как спица колеса вокруг оси, и боец с грохотом упал на ковер. Эшли так и остался стоять с вытянутой рукой. Тело воина судорожно дернулось, и из-под шапки черных жестких волос на белом ковре появилась капля крови.— Я только слегка толкнул, — словно оправдываясь, сказал Эшли.Раздались слабые аплодисменты, и на ковер выбежал врач, а Эшли все повторял, что он лишь толкнул соперника. Так оно и было на самом деле.Он поклонился зрителям, среди которых теперь было много взволнованных лиц.— Жив, — сказал врач. — Он будет жить!— Он жив, — объявил руководитель соревнований.— Вероятно, у него только сотрясение мозга, — сказал врач. — Носилки. Давайте носилки!Вот так все и началось. Потом был обед с Уинчем, во время которого Эшли узнал об ином понимании совершенства, пугающем в своей простоте. Всю свою жизнь Уильям Эшли имел диаметрально противоположное представление о совершенстве. Он наивно полагал, что достижение его и было целью всех восточных боевых искусств. Но оказалось наоборот — совершенство являлось их источником.Как объяснил мистер Уинч, существовало учение, раскрывавшее природу вещей и путь к совершенству. В глубокой древности на Востоке был всего один вид боевого искусства. Он дал начало всем остальным, со своими различными законами и особенностями тренировки. И чем больше они отличались от основного учения, тем они становились менее совершенными.— Я могу этому научиться? — спросил Эшли.Они сидели в японском ресторане напротив Мэдисонсквер гарден, где подавали более или менее сносное териаки. Эшли ловко орудовал палочками, подцепляя овощи и кусочки мяса вместе с острым соусом. На тарелке Уинча лежала лишь горсточка риса, с которой он, казалось, никогда не справится.— Нет, — ответил Уинч. — Нельзя вместить океан в коньячную рюмку.— Вы считаете, что я недостоин такой чести?— При чем тут моральные оценки? Разве рюмка не достойна океана? Она недостаточно хороша для него? Или чертовски плох? Нет. Рюмка есть рюмка, и в нее войдет ровно столько соленой воды, сколько и положено. И вы получите рюмку, полную соленой воды. Это и не хорошо, и не плохо. Но не более.— Должен сознаться, — сказал Эшли, — что в первый момент, когда я увидел, что воин «обезьяны» упал, то понадеялся, что он мертв. Я продолжал повторять, что лишь толкнул его, но сам воображал, что... что убил его, и действительно рассчитывал, что убил его, надеясь прославиться.Мистер Уинч улыбнулся, откинулся назад и положил короткие узловатые желтые руки с длинными ногтями на стол.— Позвольте, я объясню вам, что такое совершенство. Все те приемы, каким вы научились, имеют в своей основе одну цель — убийство. И это не игра, в которую вы и вам подобные превращаете боевые искусства. Тот, кто лишь играет, не устоит и перед ребенком, выполняющим все всерьез. Вы почувствовали то, что и должны были почувствовать, — желание убить воина «обезьяны», потому что в этом и заключена исконная суть всех боевых искусств. Убивать.— Я хочу достичь совершенства.— Для чего? Оно вам не нужно.— Мне это необходимо, мистер Уинч. Я должен достичь его. Раз у меня только одна жизнь и единственное дело в этой жизни, то я должен достигнуть в нем совершенства.— Вы не слушали меня, но это значит, что вы и есть та самая «рюмка», а я знаю таких и знаю, на что они способны. Так вот, говорю вам — плата за обучение высока.— У меня есть сбережения.— Очень высока.— Сколько?— Много.— Деньгами?— Деньгами, — сказал Уинч, — двадцать тысяч долларов.— Я могу дать вам девять тысяч сейчас, а потом выплатить остальное.— Дайте мне восемь тысяч. Вам еще потребуется на дорогу.— Я не могу выехать из страны без разрешения. Таковы условия моей работы.— Вы связаны с ЦРУ?— Нет, кое-что другое.— Ну, тогда, моя дорогая «рюмка», забудьте об этом. Оно и к лучшему: плата очень высока.— А вы не могли бы тренировать меня здесь?— Дело не в этом, — сказал мистер Уинч. — Здесь я вообще не веду занятий, моя школа находится в Шотландии.— Это за границей. Черт возьми! Правда, все же с нашей стороны «железного занавеса»... Может быть, против Шотландии мое начальство не будет возражать.— Они согласятся, дорогая «рюмка», согласятся. В англоязычных странах люди невероятно доверчивы, когда дело касается других англоязычных стран. Жду вас в замке Килдонан с восемью тысячами долларов.Билл Эшли ничего не сказал жене о восьми тысячах долларов и спрятал от нее чековую книжку. Он не знал, что скажет ей, когда все-таки придется это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17