Ночь была тихая, спокойная, шоссе пустынное, старшина ГАИ записал
регистрационный номер машины - он оказался армейский, принадлежит "Уралу"
из автобата. Однако выяснилось и другое: "Урал" этот был закреплен за
солдатиком, убывшим в десятидневный отпуск к родителям в Читу за три дня
до происшествия; более того, на второй день после его отъезда с машины был
для ремонта снят двигатель, он висел на талях в авторемонтной мастерской.
Ни следов удара, ни царапин, ни свежей покраски на "Урале" не обнаружено.
Командир взвода, старшина и командир автороты свидетельствовали, что
с момента отъезда солдатика в отпуск, никто за руль его машины не садился.
Каждый, кто был в карауле в ту ночь, утверждал, что ни одна машина за
железные ворота автопарка не выходила. И только семнадцатилетний сын
майора и его дружок-ровесник, отправлявшиеся на ночную рыбалку и жившие в
военном городке, слышали, как в ночной тишине вдруг заревел двигатель
"Урала" (а то, что это был "Урал" они не сомневались, всю жизнь прожили
рядом с автопарком, умели различать двигатели), - так вот этот рев,
раздавшийся в автопарке, прокатился затем по улице в сторону шоссе, где
постепенно затих.
Третий - питерский случай, когда два "авторитета" были застрелены в
машине, найденной в лесу недалеко от Луги, выглядел несколько проще: по
две пули в голову каждого. Один из убитых последний год занимался тем, что
"переадресовывал" грузовики с оборудованием и железнодорожные платформы с
лесоматериалами государственного назначения по другим, нужным ему адресам;
другой держал под контролем перегрузку "левой" рыбы с отечественных судов
на суда, ходившие под польскими и немецкими флагами... Четыре точных
выстрела с близкого, как определили баллистики, расстояния. Но не найдено
ни одной гильзы. Машину с убитыми нашли грибники. Убийство произошло между
часом ночи и четырьмя утра. Никаких следов борьбы, сопротивления, никаких
свидетелей.
Заключив все три случая в некую общую рамочку по схожести отдельных
деталей, Зуйков интуитивно ощутил некую связь между убийствами: во-первых,
разброс во времени минимальный, все подряд - в Быково, под Лугой, под
Екатеринбургом, - все в течении трех дней; во-вторых, все - ночью;
в-третьих, без следов борьбы и сопротивления со стороны жертв. Походило,
что режиссировала опытная и надежная рука. Некоторые "проколы"
свидетельствовали скорее не о промахах или ошибках исполнителей, а о
возможности пренебречь ими. Это не напоминало "разборки", они происходят
не так, при них обычно присутствуют охранники, кто-то из кодлы рангом
пониже. А тут - все восьмеро - "авторитеты", как свидетельствуют
оперативные данные, не конфликтовавшие между собой. Кто это свел их?
Зачем? Почему они так легко, без охраны прибыли к месту своей гибели? На
эти вопросы ответов у него не было, он исключил случайность внутренней
схожести этих убийств. И сейчас вспомнил, что подобное началось месяца три
назад, как корь в детском садике - вспышкой с одинаковыми симптомами. Но
тогда Зуйков не придал этому значения, не углядел системы, поскольку драки
между "авторитетами" были вне его служебных интересов. Сейчас же все
обрело логику, суть которой он еще не понял...
После полудня он отправился к начальству.
- Разрешите? - полковник Зуйков приоткрыл дверь.
- Входи, Антон Трофимович, - на генерале была форма, к чему Зуйков не
привык, оба они надевали ее крайне редко. - Ходил на одно мероприятие,
велено было явиться при лампасах, - как бы поняв удивление Зуйкова,
объяснил генерал. - Садись, коль пришел. Соскучился? Вчера вроде виделись
и все с тобой обсудили. Стряслось что?
- Ничего такого... Вот это сводка по смертям и убийствам, - Зуйков
вынул из папки несколько схваченных скрепкой страниц, забитых
специфическим компьютерным шрифтом.
Не особенно вчитываясь, генерал, как говорится, по диагонали
проскользнул по страницам и возвратил Зуйкову с вопросом:
- Ты на кой черт принес мне эту литературу, Антон Трофимович?
Бытовщина, бандитские "разборки", - не наше с тобой дело. Этим есть кому
заниматься. У тебя что, избыток свободного времени?
- В общем нынешнем криминальном потоке оно вроде бы и не выделяется,
однако выпирает некая новая особенность. География: как и три месяца
назад, опять крупные города, прошлые разы Москва, Владивосток, Краснодар,
нынче опять Москва, теперь уже и Питер, Екатеринбург.
- Ну и что? Наиболее криминогенные точки. Экая новость!
- Жертвы - только главари. Они и раньше выясняли отношения с пальбой.
Но не так, обычно с шумом, в присутствии охраны, "коллег". Тут же - ни по
одному случаю никаких свидетелей! Следствие ведется вяло, мол, зацепиться
не за что, впечатление, будто эти дела обречены стать "висяками".
- Откуда ты так осведомлен?
- Попросил кое-кого.
- Зря отвлекаешь людей. Не наши это заботы, Антон Трофимович, не
наши. Своего дерьма хватает. Ну идет дележ самых жирных кусков, грызня,
вот они и убивают друг друга, - генерал пожал плечами. - От меня-то ты
чего хочешь?
- Просто исповедуюсь, - засмеялся Зуйков.
- А по-моему, хитришь. Смотри, не вляпайся, не заедайся с
прокуратурой.
- Постараюсь... В связи с этим хочу побеседовать с одним человеком.
- А именно?
- Лет двенадцать назад вел я дело. Краешком в нем, маленьким эпизодом
проходил некто Оленич Игнатий Егорович. "Вор в законе". Поскольку главные
фигуранты шли по нашему ведомству, Оленич мне был не интересен и не нужен
и его отделили. Благодаря этому он получил всего два или три года, был мне
страшно благодарен, даже позвонил, когда отсидел: "Начальник, я у вас в
долгу, что не сунули меня в это групповое хозяйственное дело". А сроки по
нему звучали внушительно: по десять, пятнадцать лет. Хочу с ним
встретиться, если, конечно, он еще жив и не в зоне.
- То, что ты настырный, знаю давно. Но тут ей Богу зря будешь терять
время. Пусть эта шпана стреляет друг друга. Туда им и дорога. Что ты
хочешь тут выловить для нас?
- Просто любопытно. Донимает, - слукавил Зуйков, вставая...
Он шел по коридору к себе, что-то вспомнив, улыбнулся. С человеком,
чей кабинет сейчас покинул, Зуйков был знаком лет двадцать, и не просто
знаком, даже гулял у него на свадьбе, всегда были на "ты", но один из них,
поднявшись на пару ступеней повыше, легко сохранил это "ты", другой же
вынужденно поменял на "вы", как бы дистанцируясь и давая этим понять, что
никогда не воспользуется их прежними отношениями и доверительностью.
Сперва генерала это покоробило, хотел было попенять Зуйкову, но
воздержался; могло показаться фальшивым. Вскоре оба привыкли, не придав
этому особого значения, поскольку их расположение друг к другу, как
профессионалов и просто людей, сохранилось, даже укрепилось со временем...
Зуйков не все сказал генералу, умолчал не из какого-то тайного
расчета, а как бы воздержался от непроверенного лишнего... Года четыре
назад затеял Зуйков ремонт квартиры, понадобился плиточник облицевать
туалет и ванную. Ему порекомендовали хорошего мастера - не волынщик, аванс
вперед не требует, а, главное, непьющий. Зуйкову дали его телефон,
фамилию, имя и отчество: Оленич Захар Егорович. Созвонился, договорились
на субботу. Пришел. Осмотрел ванную, туалет, распаковал три коробки с
плиткой, отобрал несколько штук, стал прикладывать, примерять одну к
другой торцами, покачал головой:
- Хреновая плитка, подгонять, шкурить придется. Чья?
- Болгарская.
- Оно и видно.
- Возьметесь? - спросил Зуйков.
- Чего уж...
Договорились о цене, сроках. Зуйков под конец возьми и спроси:
- Захар Егорович, я знавал одного Оленича, Игнатия Егоровича. Уж не
родственник ли ваш?
- Братан родной, - чуть нахмурившись, ответил плиточник. - Старший.
- Как он? Где? - осторожно спросил Зуйков.
- В больнице.
- В тюремной?
- В нормальной.
- Вот как... Что же с ним?
- Почки... Знали его по старой его жизни?
- Знал. Давно он на воле?
- Уж два года.
- Совсем.
- Вроде совсем. Завязал. Даже женился.
- Как же удалось? - удивился Зуйков. Он знал, что Игнат Оленич был
знаменитым "вором в законе", коронованным в свое время на "сходняке"
единогласно, поскольку подходил по всем параметрам: не имел ни прописки,
ни семьи, не служил в армии, никогда не работал, на воле жил скромнее
монаха, никогда не брал в руки оружия, не признавал насилия. Он был
многолетним собирателем и безупречным хранителем "общаков", которые
выделялись только на то, чтобы "греть" зоны, платить адвокатам, продажным
ментам, поддерживать тех, кто выходил на волю, отбыв срок и их родных,
когда они вновь уходили в зону. Знал Зуйков, что завязавший "вор в законе"
- уже не жилец, такое "сходняк" не прощает.
- Как же ему все-таки удалось завязать? - еще раз спросил Зуйков. -
Это же у них запрещено, смертью карают.
- Через четыре месяца, как "завязал" письмо ему прислали, по-ихнему
"маляву", велели приехать на "сходняк" в Киев. Не поехать было нельзя -
убьют. А поехать - тоже безнадега, не простят. Ну, попрощался он со всеми
нами, с батей, со мной, с сестрой, и отбыл. А через неделю вернулся.
Живой, слава Богу. Только и сказал: "Отпустили. Баста". И больше про это
разговоров не допускал...
Придя с работы, Зуйков полистал телефонный справочник, заведенный для
адресов и телефонов различных мастерских, знакомых слесарей, электриков,
ближайших магазинов бытовой химии, нашел домашний телефон плиточника
Захара Оленича. Позвонил. Ответил детский голос. Зуйков попросил Захара
Егоровича, девочка крикнула:
- Папа, тебя!
- Слушаю, - взял трубку Захар Оленич.
- Здравствуйте, Захар Егорович. Это Зуйков, если помните.
- Помню.
- Как дела у брата?
- В больнице он.
- Опять?
- Да. Обследуется, что-то вторая почка забарахлила.
- Я бы хотел с ним повидаться. Возможно это? - спросил Зуйков.
- Передам ему, как увижу. Телефона у него нет, а живет в Тропарево. В
воскресенье буду у него в больнице.
- Хорошо. Я дам вам свой домашний и рабочий телефоны...
Старший Оленич позвонил через три недели:
- Мне бы Антона Трофимовича, - сказал тихим голосом.
- Я слушаю, - ответил Зуйков.
- Это Игнат Оленич. Вы просили, чтоб объявился.
- Просил, Игнатий Егорович, спасибо, что отозвались.
- Что это, Антон Трофимович, на "вы" меня величать стали?
- Сподручней так, - засмеялся Зуйков. - Звоните-то откуда?
- Из автомата в больнице.
- А в больницу с чего залегли?
- Позапрошлый год почку вырезали. А теперича вторая забарахлила. Рак.
В онкологии лежу. Так что ежели чего от меня надо, приезжайте,
поторопитесь.
- Надо, Игнатий Егорович. Посоветоваться хочу. В какой больнице-то?
Оленич назвал...
Купив килограмм хороших яблок и коробку конфет, Зуйков поехал к
Оленичу. Поднявшись на нужный этаж, нашел палату и попросил медсестру
вызвать Оленича. Тот вышел в коричневом застиранном байковом халате, в
шлепанцах на босу ногу. Встреть его нынешнего где-нибудь на улице, Зуйков
не узнал бы, во-первых, не виделись много лет, во-вторых, уж очень
изменился Оленич - из крепкого жилистого мужика, почти всю жизнь
проведшего в тюрьмах и зонах, превратился в сухонького, тщедушного,
сутулого старика с запавшими щеками странного сероватого цвета,
отбивавшего желтизной. "Сколько же ему? - прикидывал Зуйков. - Наверное,
годов пятьдесят семь-шестьдесят".
- Что, уполовинился Игнат? - спросил Оленич, все поняв по глазам
Зуйкова. - А вы ничего, в порядке. Присядем?
Они сели в залоснившиеся кресла, стоявшие в небольшом холле.
- Вы-то как, Антон Трофимович? Все воюете? Трудно нынче?
- Трудно, - кивнул Зуйков. - Что врачи-то говорят?
- А ничего. Обследуют.
- Как "завязать" удалось? - спросил Зуйков.
- Отпустили умирать на воле.
- Умирать не спешите, туда еще никто не опоздал.
- И то верно.
Зуйков понимал, что даже уйдя из воровского мира, информацию оттуда
Оленич иногда получал, где-то хоть и случайно с кем-нибудь из прежних
дружков, а встречался, иначе не бывает.
- Значит трудно нынче? - опять спросил Оленич. - Вы ведь из другой
парафии, мы-то вам зачем?
- Иной замес пошел, Игнатий Егорович, хоть "выпечка" из него не по
нашему вкусу. Но что поделать, кривись, не кривись, а жевать и глотать
служба обязывает.
- И в чем же ваша нынешняя забота? - спросил Оленич. - Я ведь и вашим
помощником никогда не был, и "уголовке" в былые времена не угождал.
- Я не за угодой пришел, а как к оценщику в комиссионку.
- Что ж, выкладывайте товар.
- Дело вот какое... Пошли странные убийства. Только недавно восьмерых
"авторитетов" завалили, - и довольно подробно рассказал Оленичу о
происшедшем в Быково, в Луге, под Питером, в Екатеринбурге, о некоторых
убийствах и странных смертях бандитских "авторитетов" во Владивостоке,
Кемерово, Краснодаре, Тольятти. Всего же за последние полгода на тот свет
отправилось около тридцати пяти-сорока "авторитетов" при схожих
обстоятельствах.
- Вы, Антон Трофимович, по профессии должно быть человек
внимательный, - после паузы заговорил Оленич. - Так вот среди всех
покойников - ни одного вора, тем более ни одного "вора в законе", а только
бандитские "авторитеты", молодые "спортсмены", вылупившиеся из рэкета.
Делиться ничем не желают, из-за них "общак" мелеть стал. Мы их
предупредили, и они знают: в зонах власть наша, и их там не празднуют, так
что ежели загремят туда, за их жизнь никто не даст старого пятака, за
какой мы прежде в метро ездили. Подмять их нам надо было, покуда они не
учинили беспредел по всей России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32