Вы сами можете себе представить, какое громкое дело получается. Два свидетеля и подозреваемый, который во всем признался. Не дело, а мечта дилетантов. И ведь раскрытое убийство пойдет в зачет не только следственному комитету, но и прокуратуре. Значит, Катусев должен успешно завершить расследование дела и передать его в суд. В случае вынесения обвинительного заключения Катусев почти наверняка станет следователем по особо важным делам и получит следующий чин. Все предопределено, осталось только посадить моего дядю на скамью подсудимых.
Она поправила очки, взмахнула рукой. Сигарета, лежавшая перед ней, упала на пол, но она не заметила этого.
– Как только он закончит это дело, так сразу и получит новое назначение, – громко сказала Сабина, – вы можете себе представить, какая это гадость. Делать карьеру на крови и несчастьях других.
– Вы неправы, – он вернулся в свое кресло, – следователь обязан проводить расследование, кто бы не подозревался в совершении преступления, – напомнил Дронго, – его обязанность искать и найти преступника, совершившего убийство. Провести следствие и передать дело в суд. Если он правильно расследует дело и суд вынесет обвинительный приговор, то это большой плюс следователю. Так принято во всем мире. Это его работа, которую он обязан делать честно и непредвзято. Но обязательно делать, невзирая ни на какие другие обстоятельства. Что он и делает. Если ему за успешную работу дают повышение по службе, то это тоже правильно.
– А если его дядя ходит в больших начальниках и специально подсовывает племяннику такое дело, чтобы тот мог отличиться, то это личное дело его дяди? – разозлилась Сабина.
– Мы говорим о разных вещах, – вздохнул Дронго, – а сколько лет адвокату?
– За шестьдесят. Он добрый, но старый и какой-то потухший. Такой спокойный старичок со своими философскими взглядами на жизнь. Дядя вообще отказался от своего адвоката, но по российским законам лицо, обвиняемое в убийстве, не имеет права оставаться без защитника и ему назначили Боташева.
– Значит, он назначенный адвокат?
– Вот именно. Бедный моя дядя. У него нет ни единого шанса выкарабкаться из этой западни. И я подумала, что нужно использовать любой шанс, даже самый незначительный. И этот шанс именно вы, господин Дронго. Поэтому я уговорила моих родителей позвонить вашей маме, чтобы я могла на вас выйти. Возможно, поступок не очень этически выдержанный, но я видела именно в вас наше единственное спасение.
– Ясно. Сколько лет было Паушкину?
– Тридцать три.
– Он женат?
– Разведен.
– Дети есть?
– Маленькая дочь. Ей восемь лет. Она живет с матерью в Новосибирске, куда они переехали в прошлом году.
– Из Москвы?
– Из Подольска. Его бывшая жена вышла замуж и уехала.
– Ясно. А у вашего дяди есть семья?
– Была, – она помрачнела. Посмотрела на пачку, увидела лежавшую на полу сигарету. Подняла ее, разломала пополам, сминая табак в пальцах. Понюхала руки и положила остатки сигареты в пепельницу. – Так легче, – объяснила Сабина.
Он терпеливо ждал, когда она ответил на его вопрос.
– У него была семья, – подняла голову Сабина, – супруга и двое детей. Но жена умерла в девяносто девятом. Онкология, ее ничего не могло спасти. Сделали две операции. Ничего не помогло. Ему тогда было только тридцать пять. И двое маленьких детей. Девочки-близнецы. Их отвезли в Баку, к теткам. Я в ту пору переехала в Москву и часто заходила к нему. Ему тогда было очень трудно, но он находил утешение в работе. Через несколько лет он познакомился с Алдоной. Потом они поженились.
– Кто такая Алдона?
– Его нынешняя жена. Ей только тридцать три года и она моложе меня. Алдона Санчук. По отцу она украинка, а по матери литовка. Такая приятная смесь. Вы бы ее видели – она заняла какое-то призовое место на конкурсе красоты в Литве. Кажется, второе. На целую голову выше меня. Высокая грудь, длинные ноги и зеленые глаза. Когда она надевала каблуки, то бывала ростом выше моего дяди. Она работала в банке «Универсал», где и познакомилась с моим дядей. Я его долго отговаривала от этого брака, но он меня не послушал. Мужчины бывают иногда такими глупыми. После этого я стала бывать у них гораздо реже. Трудно называть тетей женщину, которая на два года младше меня.
– А как вы ее называли?
– По имени. Мы и сейчас так называем друг друга.
– Как она себе ведет?
– Я не совсем поняла ваш вопрос. Что значит, как она себя ведет?
– Нервничает, злится, беспокоится, переживает, волнуется, не верит, или, наоборот, верит в случившееся. Пытается пробиться к мужу на свидание?
– Она пыталась два раза, но ее не пустили, – сказала Сабина, – я тоже хотела туда попасть, но никого к нему не пускают. Только его адвоката. И пока судебный процесс не закончится, они не обязаны никого пускать.
– Значит, она тоже переживает?
– Возможно. Но я в это не верю. Она какая-то потерянная, но не несчастная. А ведь ему грозит очень серьезное наказание. Или, возможно, это только мне так кажется. Ведь дядя был далеко не бедным человеком. Своя дача ни Николиной Горе, дом в центре на Ленинском, акции, машины. Я думаю, что он стоил порядка восьми-девяти миллионов, которые в случае его осуждения отойдут его второй супруге.
– Вы же юрист, – напомнил Дронго, – а его девочки?
– Им исполнилось несколько месяцев назад восемнадцать лет, – ответила Сабина, – значит, они уже совершеннолетние и по закону могут ничего не получить, если их отец не оставит специального завещания.
– Теперь понятно.
– Что вам понятно? – она потянулась к пачке сигарет. Он перехватил пачку и отнес ее к столу. Оставил там.
– Чтобы вас не соблазняла, – добавил Дронго. – Теперь я скажу, что именно мне понятно. Это запутанное и очень сложное дело, за которое нельзя браться. Просто потому, что в нем нет ни единого шанса, за который можно ухватиться. И тем не менее я готов попытаться вам помочь...
– Спасибо, – взволнованно произнесла гостья, снимая очки. Она достала платок и осторожно вытерла уголки глаз.
– Мы готовы заплатить вам необходимый гонорар, – уже менее решительно добавила она.
– Тогда лучше моей маме, – порекомендовал Дронго, – и не забудьте, что именно благодаря ее дружбе с вашей бабушкой я готов вам помочь. А теперь сделаем главное. Нужно сообщить вашему дяде, что у него появился второй адвокат. По закону он имеет право на несколько защитников. Меня оформят, чтобы я мог с ним встречаться. И для начала мне нужно будет поговорить с господином Боташевым. Вы меня понимаете?
– Да, – кивнула она, – можно, я сразу попрошу вас об одном одолжении?
– О чем?
– Верните сигареты.
– Не верну, – ответил Дронго, – и вообще бросайте курить. Иначе через несколько лет столкнетесь с глупыми проблемами, которых можно было избежать. Считайте, что я реквизировал вашу пачку сигарает в счет моего будущего гонорара. На таких условиях вы согласитесь оставить мне эту пачку?
Она кивнула, с трудом сдерживая улыбку.

Глава третья

Он приехал в юридическую консультацию на встречу с адвокатом. Боташеву было только шестьдесят семь, но выглядел он гораздо старше. Редкие волосы на крупной голове, большие слезящиеся глаза, крупные бородавки и родимые пятна на лице. Он выглядел равнодушным и спокойным стариком, который уже смирился со своим возрастом и терпеливо ждал, когда закончится его жизненный срок. Таких людей уже ничего не волновало и не могло выбить из привычной жизненной колеи. Его обычно назначали на уголовные дела, по которым необходимо было присутствие адвоката. Обычно он не очень старался, так как понимал, что его обязанность всего лишь дань формальности. На это дело его назначили еще месяц назад и он покорно согласился.
Жагафар Сабитович работал адвокатом уже сорок пять с лишним лет. Он еще помнил времена, когда осуждали валютчиков при Хрущеве, которым поменяли статью уже после ареста и расстреляли по приказу Центрального комитета партии. Он помнил годы, когда за хищение социалистической собственности наказывали гораздо строже, чем за убийство, а за взятку давали расстрелы, которые не получали насильники женщин и детей. Он помнил времена первых кооперативов, первых частных ресторанов и первых коммерческих банков. Целая жизнь прошла у него перед глазами. Если столько видишь и узнаешь, то поневоле становишься циником. А если еще и постоянно сталкиваешься с человеческой подлостью, низостью, ложью, то поневоле становишься меланхоликом и стоиком. И постепенно соединяешь в себе все эти качества, когда понимаешь все несовершенство человеческой натуры.
Дронго с первой минуты оценил потухший взгляд пожилого адвоката. И пожав ему руку, уселся напротив за коротким столиком.
– Добрый день, Жагафар Сабитович, – энергично начал Дронго, – меня наняли родственники вашего клиента. Они считают, что будет лучше, если интересы Абасова будет представлять и его земляк.
– Здравствуйте, – кивнул Боташев, – мне уже звонила его племянница. Вы адвокат?
– Я профессиональный юрист. У меня есть диплом, – улыбнулся Дронго.
– Но вы не член коллегии адвокатов, – уточнил Боташев.
– Насколько я знаю российские законы, интересы подзащитного могут представлять лица, не состоящие в вашей коллегии, – напомнил Дронго.
– Они могут быть представителями частных авдокатских бюро, – согласился Боташев, – но у вас должна быть доверенность.
– У меня оформлены все документы, – достал их из своей папки Дронго, – можете не сомневаться, я вас не подведу.
– Очень хорошо, – кивнул Боташев, – значит, все в порядке. После обеда я поеду к моему подзащитному. Нам нужно сначала заглянуть к следователю, а потом отправимся к господину Абасову. Между прочим, его банк хотел нанять ему хорошего адвоката. Они готовы были заплатить даже Резнику или Падве. Можете себе представить, сколько стоят такие адвокаты? Но он отказался. Не захотел, чтобы у него вообще был адвокат. И все сразу признал. Я советовал ему ничего не подписывать. Но он все сразу признал и все подписал. Теперь я уже ничего не могу сделать.
– Вы пытались объяснить, чем именно ему грозит полное признание своей вины?
– Конечно. Он же не ребенок. Достаточно умный человек, работал в такой ответственной должности. И так неразумно себя повел...
– Как он объясняет свое поведение?
– Никак, – пожал плечами Боташев, – он ничего не объясняет. Нормально рассуждает, нормально мыслит. Все понимает. Все знает. Но как только я спрашиваю его о случившемся в отеле, он сразу замолкает, замыкается в себе. И ни с кем не хочет разговаривать. Я приносил ему приветы от жены, племянницы, брата. Он упрямо молчит. Только один раз попросил меня передать его извинения. Когда я сказал, что ему передал привет президент банка. Он просил передать Иосифу Яковлевичу его извинения...
– За что? – уточнил Дронго, – он сказал, за что именно?
– За то, что сорвался и не оправдал его ожиданий. Так и сказал, попросил прощения. И все. Больше он мне ничего не говорил. Но вы сами все услышите. Боюсь, что с вами он тоже не будет разговаривать. Хотя кто знает. Вы же его земляк.
– И как он объясняет свой дикий поступок?
– Личной антипатией к погибшему. Говорит, что они все время ссорились на работе.
– И вы в это верите? Вы это проверили?
– Мое дело представлять интересы клиента, а не опровергать его утверждения, – строго заметил Боташев, – я должен делать все для его защиты, а не доказывать, что он лжет. Пусть это делают следователь и прокурор.
– Но, возможно, именно эти факты могли бы лечь в систему защиты вашего клиента. А если он себя оговаривает? Такой вариант вы полностью исключаете?
– Как это оговаривает? – ласково улыбнулся Боташев. – У следователя есть два свидетеля, которые видели все своими глазами. В кориде установлена камера. На ней четко зафиксировано, что сначала в номер вошел Паушкин, а через некоторое время там появился Абасов. Еще через несколько минут послышались крики, ссора, шум. Двое сотрудников службы безопасности отеля стучали в дверь и просили открыть. Затем сами распахнули дверь и увидели, как Абасов наносит удары своему оппоненту. Все ясно и все доказано. Зачем ему себя оговаривать.
– Неужели вы не понимаете разницу? – настаивал Дронго. – Президент банка ссорится с одним из заместителей начальников отдела. У них в банке таких отделов, наверно, десять.
– Девятнадцать, – кивнул Боташев, – ну и что? Иногда бывают ссоры из личной антипатии. У меня был случай, когда рядовой застрелил майора, командира батальона. Вы скажете где рядовой, а где командир батальона. Как они могли поспорить или пересечься. Но иногда подобное случается.
– Но не в коммерческом банке, – разозлился Дронго, – неужели вы не видите разницы?
– Он убил Паушкина на глазах двух свидетелей, – устало повторил адвокат, – сам признался в убийстве. На ноже его отпечатки пальцев. На его рубашке и пиджаке кровь убитого. Что еще нужно? Абсолютно ясное дело. Как обычно называют такие уголовные дела мечта дилетантов. Любой следователь-стажер может закрыть это уголовное дело и вписать в свой актив одно раскрытое преступление. Конечно, жалко Абасова. Он несчастный человек. Я буду строить свою защиту на фактах из его личной жизни. Девять лет назад у него умерла первая супруга после тяжелой болезни. На руках остались девочки-близнецы. Очевидно, эта травма очень сильно сказалась на его характере. Все свидетели утверждают, что он очень любил свою первую супругу. Детей отправили в Баку, к родственникам. Конечно, это была большая травма, после которой он сильно изменился, замкнулся в себе, начал пить. И в результате рано или поздно должен был сорваться. Вот он и сорвался. Я думаю, что если судья будет женщина, она нас может понять. И мы тогда попросим пятнадцать лет. А через десять он сможет выйти.
– Через десять лет ему будет уже пятьдесят четыре года, – напомнил Дронго, – кому он станет нужен?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4