Настоящее его имя было Филипп, но все звали его уменьшительным именем — Филя. Несмотря на все усилия милиции, его не удавалось привлечь к уголовной ответственности. Он умудрялся всегда ускользать от правоохранительных органов, которые довольствовались лишь мелкой рыбешкой. Филя Кривой элегантно уходил от милиции, считая, что в его годы нельзя позволить себе такую роскошь, как тюрьма.
Филя имел в городе несколько домов и мог принять нужного ему человека в любом из них. Вот и теперь, назначив свидание на Пятницкой, он оставил у дома свой автомобиль, в котором находились двое его людей. Когда подъехала машина с Колесовым, один из людей Фили позвонил по мобильному телефону своему хозяину, и тот назвал конкретный адрес, куда должны были Приехать гости.
Было уже около девяти часов вечера, когда наконец Колесов встретился с Филей. В комнату, где находился Филя, впустили только Колесова. Андрею Потаповичу всегда были неприятны эти экзотические встречи в неизвестных местах, эти театрально обставленные приемы, но он не показывал своего раздражения, зная, каким авторитетом пользуется в городе его собеседник. Филя был среднего роста, коренастый, плотный. Один его глаз выглядел гораздо больше обычного, тогда как второй был словно слегка прищурен. Глаз Филя потерял много лет назад, с тех пор и получил свою кличку.
— Здравствуйте, Андрей Потапович. — Филя называл Колесова по имени-отчеству и всегда на «вы», хотя был лет на десять старше самого гостя и даже к генералам милиции всегда обращался на «ты». Колосов даже не знал, раздражаться ему на подобную учтивость, считая ее издевательством, или можно не обращать внимания.
— Здравствуй, Филя, — кивнул он, неприятно морщась, и, не дожидаясь приглашения, сел за стол. Он принципиально всегда обращался к хозяину дома только на «ты».
— Зачем приехали, Андрей Потапович? Вы ведь не любите нашего общества.
— В отличие от вставных зубов Колесова, у Фили сверкали свои собственные крепкие белые зубы, словно в детстве он наелся вдоволь фтора, так укрепляющего зубную эмаль.
— Кто сказал, что не люблю? — заставил себя пошутить Колосов. — Вечно на меня наговаривают. Это мои недруги распускают по Москве разные небылицы. Не могут простить мне моего партийного прошлого.
— Вы ведь тогда б-о-ольшим человеком были, — издевательски протянул Филя, — нас, мошек, даже не замечали.
— Тебя не заметишь, — сквозь зубы процедил Колосов. Ему было неприятно любое напоминание о прошлом. Филя был прав, тогда он даже не подозревал о существовании подобных личностей.
— Дело у меня к тебе важное, — хмуро сказал Колосов. — Один мой должник в Москву недавно приехал из Волгограда. Тамошний авторитет. Серебряков его фамилия — может, слыхал?
— Немного слышал, — поморщился Филя. — Дешевка он, типичный слизняк. На него там кавказцы насели, и он им дань платит и ею же других обкладывает.
Дешевка. Не наш человек. Много он вам должен?
— Дело не в этом, — отмахнулся Колесов. — Мне сегодня стало известно, что он по всей Москве отряд боевиков набирает. Якобы для рейда в Чечню. И всем большие деньги обещает.
— По полтиннику? — деловито уточнил Филя.
— Прибавь еще один нуль, — ухмыльнулся Колосов.
— Что? — Здоровый глаз Фили дернулся от напряжения. — Он им в день будет платить по пять сотен? Это в месяц пятнадцать кусков? Вы не ошиблись?
— Не ошибся. Один из приятелей одного моего парня был у Серебрякова, и тот пообещал ему пятьсот баксов в день…
— И сколько ему человек нужно?
— Много. Он говорит, что много. Человек двадцать пять-тридцать.
— Тридцать человек? — задумчиво повторил Филя. — Это четыреста пятьдесят тысяч долларов в месяц, — тут же подсчитал он. — Откуда у вашего Серебрякова такие деньги? Или он в своем Волгограде открыл золотую жилу?
— Он мне еще должен две сотни, — добавил Колесов, — половину из которых я должен тебе. Поэтому я и решил посоветоваться с тобой. Откуда у него могут быть такие деньги? Кто ему их дал? Ты ведь все знаешь, Филя. Большие деньги всегда через тебя проходят. Помоги мне.
— Я совсем немного слышал о вашем Серебрякове, — печально ответил Филя.
Ему было неприятно, что он мог проморгать появление в городе подобной личности.
— А о таком человеке, как Высоченко, ты тоже ничего не слышал? Может, вспомнишь такую фамилию? Полковник Высоченко, — разозлился Колосов. — Слушай, Филя… Когда они меня схватят за одно место, я дам им твой адрес. И они тебя быстро найдут, несмотря на все твои театральные номера с машинами и квартирами.
Или ты никогда не слышал такую фамилию — Высоченко?
— Не нужно так нервничать, — мрачно посоветовал Филя. — Значит, они собирают боевиков, — помолчав, сказал он, — и Высоченко с ними.
— С ними, с ними, — теряя всякое терпение, сказал Колесов. — Неужели ты думаешь, что я приехал бы к тебе просто так? Чтобы лишний раз видеть твою кривую физиономию?! — не сдержавшись, заорал он, и вдруг его прорвало. — Не смей говорить мне «вы». Не смей!
Наступило молчание. Потом Филя примирительно спросил: .
— Куда он свой отряд собирается отправлять?
— Он говорит, что в Чечню.
— Врет, — дернулся Филя, — явно врет. Зачем ему туда лезть? И откуда у него такие деньги? — снова задумчиво сказал он. Это его интересовало больше всего.
— Мне нужна помощь, — подвел итог Колесов, — один я не справлюсь. Если дело сорвется, то в городе может начаться сильная заваруха, а ты сам знаешь, как все сейчас не хотят новых потрясений. Зачем нам новые конфликты? Мне нужна твоя помощь.
— Не можешь справиться с этим волжанином? — ухмыльнулся Филя — Можем, — прямо сказал Колесов, — с ним можем. Но он приехал в город не один. Мы с тобой оба знаем, кто такой Высоченко. Он самый крупный поставщик наемных убийц в Москве. У него связи по всей России. Вот этот полковник нам и нужен. Он может знать гораздо больше, чем Серебряков. Правда, его нужно еще заставить говорить, что само по себе очень сложно.
— Это не сложно, — ухмыльнулся Филя.
— А если не заговорит? — осторожно спросил Колесов.
— У нас заговорит, — закрыл единственный зрячий глаз Филя. — У нас все говорят, — повторил он с плохо скрытой угрозой.
— Договорились, — быстро поднялся Колесов. — Я узнаю, где они находятся, и позвоню тебе. Скажу только адрес.
— Хорошо, — поднялся и Филя, — только не спугните их. Мне самому интересно, откуда у этого парня такие бешеные деньги и зачем ему столько стволов.
— До свидания. — Колосов вышел из комнаты.
Только оказавшись на свежем воздухе, он понял, какая духота была в комнате у Фили и как там было накурено.
«Может, Серебряков со своим полковником уже успели там побывать? — испуганно подумал он. — Нужно быть готовым ко всему».
Уже подходя к своему автомобилю, он вдруг обернулся и спросил у Родиона:
— У тебя оружие есть?
— Да, — удивился тот.
— Оно зарегистрировано?
— Конечно, — еще больше удивился охранник.
— Это хорошо, — сказал Колосов, усаживаясь в машину. — Это очень хорошо, — повторил он, когда автомобиль тронулся.
Колосов задумчиво посмотрел в окно. Может быть, у Фили получится лучше, подумал он.
Глава 3

Утром раздался телефонный звонок и включился автоответчик. Дронго, проснувшийся от звонка, слышал, как включился автоответчик, и спросил у звонившего, кто ему нужен. В ответ раздался незнакомый молодой голос, попросивший хозяина квартиры срочно позвонить министру иностранных дел. Телефон отключился, и Дронго, окончательно проснувшись, сел на кровати.
Министр иностранных дел не стал бы звонить по пустякам. Очевидно, случилось нечто чрезвычайное, если он решил обратиться к Дронго. Они были знакомы уже много лет. Министр ценил в Дронго его профессиональный аналитический склад и столь не характерные для конца двадцатого века нравственные качества — верность своим убеждениям, последовательное отстаивание собственных принципов. В годы, когда министр попадал в достаточно сложные ситуации и его предавали многие, считавшиеся его друзьями, Дронго неизменно сохранял с ним ровные дружеские отношения.
История жизни и карьеры министра иностранных дел была столь интересна и поучительна, что ее следовало бы рассказать отдельно. Она словно в капле воды отразила в себе все эпохальные события, происходившие в океане времени второй половины двадцатого века.
Родившийся в Грузии, в знаменитом тбилисском квартале, маленький мальчик уже с детства впитал в себя ту особую атмосферу интернационального города, каким был Тбилиси в середине пятидесятых. Знание русского, азербайджанского, грузинского, столь разных и абсолютно не похожих друг на друга языков, принадлежавших к тому же к разным языковым группам, сформировало его мировоззрение и воспитало в нем чувство уважения к разным нациям.
Советское воспитание наложило на него свой неизгладимый отпечаток.
Когда в Москве развернулась стремительная кампания развенчания бывшего кумира и «отца всех народов» Сталина, потрясенная грузинская молодежь вышла на улицы с лозунгами сталинистов. И в их рядах оказался и молодой человек, искренне присоединившийся к первой в своей жизни политической акции.
Позднее, уже переехав в Баку, он извлек уроки из этого своего поступка и никогда больше столь однозначно не занимал какую-либо сторону, приучаясь к гибкости мышления и толерантности. В течение двадцати лет он совершает стремительное восхождение к вершинам власти. Начав работу обычным комсомольским функционером, он сделал невероятную карьеру, постепенно занимая все более и более ответственные посты. К его достоинствам прибавились невероятная работоспособность, умение вникать в суть проблемы, бешеный напор в реализации любой порученной ему задачи. Работая исключительно на комсомольских и партийных должностях, он сумел стать и крепким хозяйственником, отдавая предпочтение конкретным жизненно важным вопросам. Путь наверх был столь стремительным, что вскоре он стал секретарем ЦК по идеологическим вопросам. Но здесь случилось непонятное. Проработав несколько лет в ЦК, он неожиданно получает назначение на работу в промышленных отраслях республики, а на его место назначается другой человек. В восемьдесят восьмом году, после трагических событий в Сумгаите, в Баку назначили нового первого секретаря, которому были даны самые широкие полномочия на обновление кадрового состава руководства. Практически все руководство республики заменили на новых людей, и лишь одному ему удалось в этой ситуации остаться на своей должности. Произошло невероятное: за него вступились самые видные деятели культуры, поэты и писатели, требуя оставить его на своем посту. В критические дни января девяностого он бросает вызов первому, выступив со своим мнением, резко отличавшимся от мнения официального Баку.
Ему еще не было и пятидесяти, когда его выдвинули на должность первого лица в республике. Но претендентов двое: он и председатель Совета Министров. На пленуме разворачивается борьба между двумя кандидатами. Побеждает председатель, но политический вес, набранный его соперником, вынуждает победителя считаться с ним. Ему предлагают должность председателя Совета Министров — второго человека в республике. Это его первая официальная государственная должность в жизни.
Занимавший до этого комсомольские и партийные посты, он тем не менее проходит потрясающую жизненную школу, сказавшуюся на его деятельности в качестве главы правительства.
Его кипучая деятельность и неутомимая энергия позволили ему продержаться на этой должности в самые трудные годы, с девяностого по девяносто второй год. Именно в это время произошел развал единого государства, начался новый этап противостояния оппозиции и властей, проходили нескончаемые митинги, и в результате последовал вынужденный уход первого президента Азербайджана в отставку. Ровно через месяц подает в отставку и глава правительства. Кажется, все, карьера закончена, впереди только долгое падение в неизвестность.
Другой на его месте опустил бы руки, сдался. Но вместо этого он формирует команду из молодых толковых парней, готовых работать с ним. Его назначают постоянным представителем в ООН. Целый год он, по существу, находится в изгнании. На родине бушует шабаш некомпетентных националистов, пришедших к власти под лозунгами демократии. Целый год в республике продолжается процесс его шельмования, оскорбления и угрозы в его адрес идут нескончаемым потоком.
Министр внутренних дел в нарушение всех существующих норм публично обещает арестовать посла собственной страны и доставить его в столицу в наручниках.
Газеты изощряются в ругательствах и клевете. Но он не сдается. Он по-прежнему энергично и последовательно продолжает свою работу, отстаивая интересы страны, в которой то и дело происходят новые потрясения. О его деятельности в ООН ходят легенды. Он умудряется делать то, чего не удается и представителям великих держав. Даже генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Бутрос Гали в испуге шарахается от настойчивого представителя, когда встречается с ним в коридорах здания ООН. А тем временем к власти в стране возвращается бывший лидер республики. Он знает и помнит представителя страны в ООН по прежней совместной работе, ценит его деловые качества. И он, казалось забытый навсегда в Нью-Йорке и ожидавший в лучшем случае своей отставки, возвращается домой и назначается министром иностранных дел. Стремительная метаморфоза никого не удивляет: все еще помнят бывшего председателя правительства. Неугомонный министр иностранных дел начинает новый, этап своей жизни.
Но он всегда помнит и другое. Именно в тот самый год, когда его имя было под запретом, когда его судьба, казалось, висела на волоске, когда общение с ним могло вызвать ряд неоднозначных вопросов, к нему в Нью-Йорк приезжает Дронго и демонстративно встречается с опальным Послом. Если министр был тактическим провидцем, умеющим каждый раз невероятно четко и точно решать поставленные вопросы, то Дронго был стратегическим аналитиком, сумевшим предсказать судьбу опального представителя страны в ООН и даже пожелать ему во время их встречи в Нью-Йорке вернуться домой и стать министром иностранных дел.
1 2 3 4 5 6 7