Достигнув ее, они окопались.
Перед пехотинцами, как и перед разведчиками, в темноте вырисовывались силуэты кирпичных зданий, слабо поблескивали ручейки рельс. Егор облегченно вздохнул:
– Кажется, все на исходном рубеже. – И скомандовал: – Ракету!
Немного повыше деревьев, отделявших Дунай от железной дороги, пронесся ярко-красный хвост, указывая путь движения пехотинцам. Паркань в ответ задышала огнем. Сразу запахло пороховой гарью. Разведчики вплотную подошли к зданию станции, из-за которого хорошо просматривались железнодорожные пути, мельтешили вспышки над огневыми точками противника.
Тут и началось для разведчиков главное дело. Мы напрягли зрение, чтобы по вспышкам засечь основную систему обороны немцев. Постепенно мы разобрались в суматохе ночного боя и поняли, что главный узел сопротивления находился в районе водокачки.
– Приготовить гранаты! – произнес Близниченко. – Действовать быстро. Упускать момент сейчас – смерти подобно, – резко и, пожалуй, излишне торжественно сказал он и начал ставить задачи каждому.
Мне предстояло выследить кочующего пулеметчика и обезвредить его. Я внимательно следил за вспышками пулеметных очередей, стараясь разгадать маршрут, по которому двигается фашистский расчет. От напряжения в глазах появилась резь, а вскоре на зрачки наползла какая-то серая пелена, окружающее стушевалось и потеряло свои и без того смутные очертания. И тут я вспомнил совет своего командира Владимира Юсупова: «Когда слабеет зрение – съешь кусочек сахара». Я так и сделал, и почти немедленно исчезла серая пелена. Теперь я ясно видел окружающее и вспышку каждого выстрела. Кочующий пулемет был засечен точно. Я рассчитал и выполнил свой маневр – подполз к одной из площадок, где останавливались пулеметчики, и стоило им появиться там – две моих гранаты сработали безотказно.
Вправо и влево от меня на засевших в домах гитлеровцев обрушили свой огонь остальные наши разведчики, стрелки полка тоже ворвались на станцию.
Немцы, отступая, взрывали здания, жгли все, что поддавалось огню. Озаренной пожарами ночью было очень трудно понять, где свои, а где гитлеровцы. Но и в этом хаосе разведчикам нельзя было ошибиться, тем более, что они еще не выполнили своей основной задачи – не нашли танков, из-за которых была предпринята вся эта необычная операция. За все время боя мы ни разу не услышали рокота танковых моторов. Значит, если танки были на станции – уйти они не могли. А может, пленный врал? Запутывал? И мы снова и снова рыскали среди пожарищ, в самой гуще ночного боя, между нашими пехотинцами и немцами, в равной степени рискуя получить пулю и от своих и от гитлеровцев. Наконец кто-то заметил, что из-за одного станционного дома повалил особенно черный едкий дым, который, облизывая рельсы, низко и зловеще принимался к земле.
– Танки жгут!
Все разведчики бросились. за дом. Задыхаясь в дыму, мы сразу не могли понять, что к чему: кругом бушевал огонь, горели цистерны, горела вокруг них политая соляркой земля. Мы промчались прямо сквозь огонь, по горящей солярке, на товарную станцию, и невольно остановились. Перед нами стоял эшелон с танками. Часть из них уже была готова к" выгрузке на платформу. Разведчик Сиренев, вскочив на платформу, резко повернулся к нам. и крикнул:
– Братцы, здесь целый танковый парк. – Он начал считать: – Пять… десять… всего сорок четыре. Вот это трофей!..
И в самом деле-таких трофеев нам еще никогда не доставалось.
Необычная задача была выполнена. Дивизия снова пошла вперед.

КЛЯТВА

Плацдармы… плацдармы… плацдармы. Сколько их осталось позади – больших и малых! И каждый из них советские воины завоевывали ценою крови, а порой и жизни…
После упорных боев и ночного штурма, мглистым рассветом, части нашей дивизии овладели городом Дьер – важным опорным пунктом обороны противника на Венском направлении. 28 марта 1945 года успех был отмечен благодарностью Верховного Главнокомандующего. Казалось, можно будет передохнуть, отоспаться, привести в порядок подразделения. Но… но ведь то же самое могли сделать и гитлеровцы и, значит, потом оказать более упорное сопротивление. Поэтому никто не удивился, что следующей же ночью нам было приказано во что бы то ни стало форсировать реку Кишь-Дуну, захватить плацдарм и обеспечить переправу передовых подразделений дивизии. Благодарность не только отмечала прошлый успех, но и звала к новому. Воина кончалась, но еще не кончилась…
Через час разведывательная группа, куда вошло 12 смельчаков во главе с младшим лейтенантом Арнольдом Бадеевым, двинулась к реке.
Вот и глинистый, размытый берег. Ребята позаботились и подобрали хорошие, ходкие лодки, расположились в них и бесшумно, привычно проверяют боеприпасы, установку полевого телефона. Два провода привязали к головной лодке. Действуют быстро, ловко, точно. Ни нервозности, ни страха. Смутно выступают из мартовской тьмы очертания противоположного берега, стена леса почти у самой воды. Ни одного выстрела, ни одного всплеска. Бесшумно отталкиваем лодки и плывем по тяжелой, холодной воде. Затем выбираемся из лодок.
Как мы благополучно ступили на берег – до сих пор понять не могу. Весь берег, подступы к опушке леса, вдоль которого тянулись траншеи, были заминированы так густо и так хитро, что, казалось, и ноги поставить некуда. Немцы надеялись, что их минные сюрпризы сработают точно и сумеют известить их о появлении русских.
Наш сапер Журавлев сразу же приступил к работе, обезвреживая мины, быстро и осторожно расчищая проход. Мы двигались позади, прислушиваясь и присматриваясь. И вдруг первая неожиданность – траншеи залиты водой и в них никого нет. Наверно, завтра противник попробовал бы их осушить или, в крайнем случае, подготовил бы новые, повыше. Но сегодня он надеялся только на мины и на то, что после жестоких боев мы не начнем форсирования.
Мы перескакиваем траншеи и осторожно вступаем в лес, веером расходясь и сходясь, прощупываем опушку.
Приняв вправо и продвинувшись вперед, Юсупов с тремя разведчиками наткнулся на дамбу, которая тянулась метрах в ста от воды, по-видимому, предохраняя равнину от весеннего разлива реки.
Младший лейтенант взвесил обстановку и приказал всем разведчикам подползти к дамбе и занять оборону. Движемся к цели осторожно. Я чуть отстаю и прислушиваюсь. Стоит тишина – глубокая и полная. Разведчики так натренировались действовать в горно-лесистой местности, что уже не требуется тапочек, – под ногами не хрустнет веточка, не зашуршит трава. Даже птицы не проснулись, не выдали нашего движения.
На отлогом откосе дамбы заняли оборону. Наскоро окопались. Начинало светать. Проснулись птицы, и лес зазвенел. От этого чистого щебетания на душе стало светлее, ослабло нервное напряжение. Казалось, что все страшное позади, все обойдется и образуется… И тут справа от нас, где окопались разведчики из группы Юсупова, медленно, как привидение, поднялась сутулая фигура гитлеровца. Он сделал несколько шагов, остановился и, видимо, не заметив ничего подозрительного, заиграл на губной гармошке.
Осторожно, бесшумным движением руки, командир группы Бадеев подал сигнал не выдавать себя.
Немец-гармонист удалился вправо и скрылся в чащобе, продолжая наигрывать наивную, веселую мелодию. Может, и ему казалось, что все обойдется и образуется… Но нам этого уже не казалось. На место легкой, бездумной расслабленности пришло привычное напряжение я внезапная злость. Наверно, поэтому младший лейтенант подползал к каждому разведчику, подбадривал и уточнял задачу. И тут взорвался обычно спокойный Юсупов:
– Почему мы лежим? Он, гад, песенки играет, наслаждается, а мы?.. Разрешите, я его сейчас…
Бадеев хорошо знал, что Юсупов – опытный разведчик. Но перед группой стояла совершенно другая задача, и командир не разрешил Юсупову рисковать, преждевременно обнаруживать группу.
Как только первые солнечные блики коснулись свежевырытой земли на брустверах наших окопов, засверкали вспышки взрывов.
– Немцы справа! – прокатилось по цепи разведчиков.
Гитлеровцы, прикрываясь бронетранспортером, обходили нас сзади. Слышался и подозрительный шум за дамбой.
– Хотят, гады, зажать в кольцо и взять живьем! – разгадав замыслы врага, сказал Бадеев и скомандовал: – По одному отойти в траншею! Ребята, драться до последнего патрона!
Мы успели выполнить команду и спрыгнули в траншею. Вода обожгла. Мы быстро рассредоточились и, стоя по пояс в воде, встретили немцев дружным и метким огнем. Фашисты, видимо, понимая, какая опасность им грозит, решили сразу ошеломить нас, смять и выбить с «пятачка».
Первый натиск был так неистов, что мне порой казалось – не выстоим, сомнут. Но автоматы наши работали исправно и немцы отошли. Потом, перегруппировавшись, опять пошли в атаку. Холодная вода подбиралась по набухающей одежде, вызывая мучительную дрожь, двигаться было все трудней. А немцы все шли и шли. Волну за волной отбивали мы их атаки.
Я находился недалеко от младшего лейтенанта Бадеева. Из-под маскхалата виднелся его расстегнутый ватник; лоснился от испарины лоб.
– Не рисковать собой, ребята! Точнее вести огонь! – скомандовал он, а потом взял телефонную трубку и закричал: – Дайте огоньку по лесу – оттуда идет бронетранспортер с пехотой!
Через несколько секунд над нашими головами зашелестели снаряды и накрыли цепь гитлеровцев. Постепенно обстановка прояснилась, и Бадеев передавал по телефону все новые и новые данные. Сложная машина боя работала безотказно. Несколько раз сзади нас, за рекой, раздавался характерный, запомнившийся на всю жизнь звук «катюши» – словно гигантский паровоз пускал пары. Огненные кометы мелькали в воздухе, и в расположении фашистов, приготовившихся к очередной атаке, вставали огромные черные столбы. Горела земля. Теперь мы были окружены не только немцами, но и кольцом огня нашей артиллерии. Только бы не оборвалась связь…
Но бой был слишком неравным, и силы нашей группы таяли. Появились раненые, остальные выбивались из сил. На исходе боеприпасы, гранат несколько штук. А ведь раненые в воде, им не продержаться – утонут. Полукольцо немцев вокруг нас сузилось метров до пятнадцати.
Капитан Попов, замещавший начальника разведки, с правого берега передал:
– Продержитесь до темноты. Берегите каждый патрон, каждую гранату. Раненых укройте в окопах. Высылаю боеприпасы.
Мы и сами понимали, что нужно продержаться до темноты, забота командира радовала и поддерживала. И в то же время все понимали – сил может не хватить: ведь мы мокрые, замерзшие, усталые. Решили несколько сменить тактику – не стоять на месте, а чаще менять позиции: пусть противник рассеивает внимание, пусть считает, что нас гораздо больше. Как только откатывалась очередная волна атакующих, мы медленно, не столько шли, сколько выплывали на новые позиции, постепенно расширяя наш «пятачок». Получалось, что наступают не немцы, а мы.
А ведь нас осталось восемь человек. Восемь советских бойцов-разведчиков. Мы держали клочок чужой земли, хорошо зная, что это нужно для нашей победы над врагом, которую мы ждем со дня на день. И мы честно, не боясь высоких слов, поклялись друг другу:
– Погибнем, но назад – ни шагу!
Но клятва клятвой, а силы оставляли нас. И тут случилось такое, что я и сам не знаю, как объяснить. Мы вдруг запели. Кончались силы, кончались гранаты, в дисках остались считанные патроны, и мы взяли и запели. Синие губы, спазмы от дикого, пронизывающего холода перехватывают горло, иногда темнеет в глазах, а мы под непрерывным огнем, по пояс, а кое-где и по грудь в воде, поем. Скрипим, хрипло выкрикиваем слова, но все-таки поем.
Когда немцы услышали это наше пение, они прямо-таки осатанели и поперли напролом. Мы понимали, что это последний приступ – патроны на исходе. И мы стреляли одиночными выстрелами или короткими очередями и пели. Пели и стреляли. И немцы опять откатились.
Может быть, это нас спасло. Потому что песня обозлила фашистов, и они все бросились в атаку и поэтому не заметили, как через реку переправились два красноармейца. Капитан Попов сдержал свое слово: нам доставили боеприпасы и продукты. Разведчики быстро перевязали и накормили раненых.
Стемнело. Гитлеровцам стало трудно наблюдать за рекой, а мы приготовились к отражению последних атак. И вдруг совсем рядом, справа и слева от нас, донеслось многоголосное «ура».
Это шли в атаку пехотинцы дивизии, переправившиеся через реку.
С «пятачка», удержанного группой разведчиков, начиналось новое наступление. Громко звучали голоса:
– Вперед, на запад!
Это кричали мы, разведчики, перебегая через дамбу, у которой, дрались, как подобает воинам Страны Советов. Не знаю, откуда у нас появились силы, но, как и положено разведчикам, мы опять оказались впереди.
Такая уж судьба у разведчиков: всегда быть впереди. Что бы ни было, где бы ни было и как бы ни было, обязательно быть впереди.

ПОСЛЕДНИЙ ПОИСК

Весенний свирепый ветер дул с Альп. Идти было трудно. Наконец вскарабкались на небольшую высоту и залегли. Прислушивались к порывам ветра, всматривались в зябкую тьму, уже потревоженную начинающимся рассветом.
Прошло двое суток, как наша поисковая группа оставила позади нейтральную полосу и проникла в тыл врага.
Вспомнилось, как командир дивизии генерал Василевский, склонившись над картой, говорил:
– Нужны новые сведения о противнике. А их нам может дать только хороший «язык». – Комдив немного помолчал и добавил: – Скажу прямо: трудности предстоят большие – в полосе поиска горная местность.
Вот и все. Приказ в нескольких словах. Выполнить его надлежало нам, разведчикам, – старшему сержанту сибиряку Абашкину, юркому черноглазому юноше из Казани Карабердину, тихому, но смелому Седову и мне…
Шоссе, обогнув высоту, убегало на север. Почему-то на дороге никакого движения.
– Эх, махнуть бы сейчас по такому поясочку в Вену, – мечтательно проговорил Седов.
– Да, – отозвался Карабердин. – Видать, в тебе музыка крепко живет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12