В это невидимое кольцо, которое замыкалось у самой границы, попали и непроходимая чаща, и непролазное болото, и целый десяток глухих распадков. Весь отряд поднят на ноги.
Лейтенант мысленно прошел по карте. Он знал ее наизусть. Еще раз проверил линию своего маршрута и взглянул на часы. Полчаса четвертого. Через пятнадцать минут высадка.
Крайков тронул шофера за плечо: давай быстрее. Но как ни старался шофер развить скорость – ничего не получалось. Машина с трудом пробиралась по свежевырубленной просеке.
Крайков нахмурился и посмотрел на Прончихина. Тот молча курил. Светлячок его цигарки то съеживался в темноте, то разбухал, и тогда было видно круглое обветренное лицо, покрытое сетью мелких морщинок.
Прончихин прошел всю войну разведчиком, имел не одну награду, отличался молчаливым, замкнутым характером. Семьи у него не было: погибла на Псковщине в оккупации. Из родных остался дядя – дальневосточный рыбак.
Прончихина ценили в отряде как следопыта и чрезвычайно сметливого бойца. Ему поручали обучение молодых пограничников, и не было на заставах Закарпатья солдат, которые бы не прошли школу Прончихина.
До рассвета оставались считанные минуты. Легкий пар начинал струиться от земли, на плащах появился влажный налет: падала роса. Стали видны очертания деревьев по сторонам, а через минуту уже можно было различить разлапистые ветви елей.
К заданному квадрату подъехали, когда совсем рассвело. Через минуту проворный "газик" скрылся из виду, а пограничники двинулись к землянке.
Шли, не разговаривая, часто останавливались, прислушивались.
Вокруг все было тихо.
Через полчаса показалась землянка. Прончихин бросился к лазу.
– Ушел, – сказал он, высунувшись наружу.
– Следы, товарищ лейтенант, совсем свежие, – негромко доложил один из проводников по фамилии Гольцев.
Прончихин и Крайков склонились над тропой. Отпечатки сапог ясно выделялись на влажной земле. Их было много и вели они в разные стороны, но, приглядевшись внимательно, Прончихин заметил несколько широких вмятин в стороне от тропы. Осматривая ее, он обошел вокруг землянки и, присев на корточки, долго смотрел на просыхающие углубления от следов. Лицо его постепенно мрачнело.
– Гонта уже побывал здесь, – глухо сказал он подошедшему Крайкову, – мальчонка вертелся тут же, видите, вот здесь углубления меньше – это он стоял у щели. А здесь бандит ставил своего пса на след мальчугана... Торопиться нужно, товарищ лейтенант.
Крайков подозвал инструктора службы собак.
– Шикунов, ставьте Альту на след.
Но собака вела себя странно. Она принюхивалась к траве, сердито фыркала и, наконец тихонько взвизгнув, остановилась в нерешительности.
– Не возьмет, – тихо сказал Шикунов, – нарушитель обработал след порошком, товарищ лейтенант.
И Барс не возьмет...
– Вижу, – Крайков нервно закурил, – осмотрите все деревья вокруг землянки. Прончихин, поведете по видимому следу.
Сержант не спускал глаз с тропы, на которой были обнаружены отпечатки сапог. Он ползал на коленях взад и вперед, рассматривая каждый сантиметр почвы.
Так группа шла за Прончихиным до первого распадка, где ребята поняли, что заблудились. В распадке Альта взяла след.
Лес шумел. Ровный гул перекатывался по нему из края в край.
Тропа неприметна. Она то вплотную подбегала к ручью, текущему по дну распадка, то уводила куда-то в сторону, упираясь в огромные, поваленные ветром стволы, петляла, обходя сухостой, и вдруг ныряла в низину.
Утро уже давно наступило, но туман, скопившийся в низине, окутывает все вокруг молочной завесой, и кажется, что еще только начало рассвета.
Шикунов с Альтой, а за ним и вся группа шагают уверенно. Поднявшееся над лесом солнце все жарче греет и без того разгоряченные лица пограничников. В белеющей мгле нудно и пронзительно гудят комары.
Лес постепенно наливается зноем. Внезапно на одном из поворотов тропы след пропал. Альта беспокойно заметалась по сторонам, у небольшого завала она вдруг остановилась, втянув в себя воздух, будто обжегшись чем-то, взвизгнула и прыгнула под поваленную бурей ель.
Шикунов бросился за собакой и увидел на траве детский стоптанный сандалий. Он поднял его и подал Крайкову.
– Попал парень в лапы зверю, – тихо сказал Шикунов.
– Свидетелей Гонта не оставит, по волчьей повадке, – согласился Прончихин.
Сержант прошел по траве вперед и снова склонился над примятой травой.
– Живой, – неожиданно выдохнул он.
– Кто? – не понял Крайков.
– Мальчонка, видите, опять сам пошел. Гонта, видимо, нес его. Тяжеловато пришлось, вот он и погнал мальца вперед. Только зачем? Ведь он его связывает, мешает идти быстро.
– Тоже не пойму, – отозвался Крайков.
След Гонты нырял в цепкие кустарники, терялся в болотах, снова появлялся, обходил страшные топи, полз ужом под завалами, затем вновь уводил в болота и колючие кустарники.
День трудного пути по скользким зарослям, по трясине обозначала кривая линия, которую лейтенант Крайков нарисовал на карте.
В середине леса стояла сонная тишина. Где-то вверху, за переплетением крон буков просвечивала голубизна неба.
Был тот час дня, когда солнце медленно начинало скатываться за горизонт, и тени робко ложились на землю. Впереди в зеленоватой дымке испарений блеснуло болото – самый глухой участок границы.
Болото наглухо отгородилось от леса черной густой осокой.
Вырезав длинный шест, Прончихин ступил на первую кочку, которая тотчас ушла из-под ног. Сержант провалился по пояс, но достал дно и двинулся дальше, нащупывая шестом безопасные места. Пограничники гуськом шли за ним.
Несколько раз Прончихин заходил в такую топь, откуда продвинуться вперед было невозможно. Приходилось огибать ее и искать другой путь. Крайков смотрел в спину Прончихина и удивлялся его выносливости. Лейтенант чувствовал, что еще километр такого пути – и он упадет в черную жижу, сраженный неимоверной усталостью и дурманящими болотными испарениями.
Шикунов и Гольцев чувствовали себя не лучше – они несли на плечах собак.
Наконец сержант ступил на твердую почву. Выбравшись на берег, пограничники в изнеможении опустились на траву. Все вокруг покрылось голубоватым пеплом сумерек. Деревья притихли, и воздух заметно отяжелел. По черной воде протянулась, трепеща и переливаясь, золотая струя света.
Крайков отдал Шикунову очередной текст радиограммы. Прончихин взял Альту и двинулся вдоль зарослей осоки в надежде обнаружить след. Раскрыв на колене планшетку, лейтенант отмеривал последнее отклонение, чтобы с точностью нанести на карту это мрачное место.
Что творилось в душе у него? Крайков и сам бы, вероятно, не ответил на этот вопрос. Все прошлые впечатления, механически отмеченные памятью, исчезли, уступили место главному, ради чего был проделан столь опасный и долгий маршрут. Он жил поиском и думал только о нем.
Крайков знал, что с каждой его радиограммой все туже стягивается железное кольцо дозоров и секретов. Но враг коварен, он путает след, и кто знает, сумеет ли захлопнуться капкан, прежде чем Гонте удастся ускользнуть за границу.
– Ну, что там? – спросил Крайков у радиста.
– Майор приказывает продолжать преследование.
Шикунов подал текст.
Вернулся сержант с Альтой.
– Как след? – спросил Крайков.
Прончихин объяснил, что след теряется в траве где-то на северо-западе.
– Обнаружен второй след, товарищ лейтенант, – доложил сержант, – нарушитель пустил свою собаку обратно. Вероятно, решил, что он уже в безопасности.
– Стемнеет скоро, – добавил следопыт, – торопиться надо.
Да, через час совсем стемнеет – это Крайков видел и сам. И он принял решение: разделить пограничников на две группы. Прончихин с Шикуновым и Альтой – по следу гонтовской собаки. Крайков и Гольцев с Барсом – на северо-запад по следу Гонты.
Хайдаров в ответной радиограмме поддержал решение Крайкова.
...Опытный враг использует все, чтобы не оставить следа и двигаться бесшумно. Вода – лучший его друг, она не оставляет на своей поверхности никаких отпечатков. Черный бархат весенних опалин, где пепел, как пыль, глух, позволяет идти быстро и совершенно бесшумно. И все же Крайков насторожился. Лес был полон звуков, ухо уже привыкло к ним. И вот сквозь эти звуки лейтенанту послышалось нечто постороннее, странное похрипывание. Он сделал предостерегающий жест Гольцеву и лег в траву.
Между деревьев мелькнула фигура человека. Так вот он какой, Гонта.
Лейтенант видел тяжелый подбородок, длинный крючковатый нос, широкие покатые плечи. Гонта шел, сильно согнувшись. На его медвежьей спине неподвижно лежал связанный Иванко.
Крайков подавил острое желание стрелять и пополз вперед.

* * *

С той минуты, когда жесткий и вонючий кусок овчины заткнул ему рот, а руки были туго скручены за спиной, Иванко плохо соображал, что с ним происходит. Он беззвучно плакал до тех пор, пока не иссякли слезы.
Гонта не допрашивал пленника, он молча гнал его впереди себя, а когда мальчик от усталости валился с ног, так же молча взваливал его к себе на спину и нес, перешагивая через поваленные стволы, продираясь сквозь заросли.
И вот уже вечер. В воздухе еще висят прозрачные солнечные нити, но уже трудно различить очертания ветвей дальних деревьев.
Нестерпимо болели кровоточащие босые ноги, от втиснутого в рот кляпа ломило и сводило челюсти. Если бы вытолкнуть кляп, Иванко закричал бы изо всей силы и, может быть, его услышали бы пограничники. Мальчик стал потихоньку жевать противную овчину, глотая горькую слюну.
Легкий шорох, раздавшийся сбоку, заставил Иванко вздрогнуть всем телом и открыть глаза.
– Стой! – услышал Иванко чей-то окрик и вдруг ощутил, что летит со спины через голову Гонты.
Мальчик очутился впереди нарушителя и успел заметить, как с двух сторон к бандиту шли Крайков и Гольцев с собакой на поводке.
– Назад... – прорычал Гонта, прикрываясь мальчиком, и выбросил руку вперед.
Гольцев выронил пистолет. Прижав раненую руку к бедру, он метнулся за ствол дерева.
– Сдавайся, – угрюмо и спокойно сказал Крайков, не опуская нацеленного автомата.
– Дайте уйти без крови – отпущу щенка, – злобно крикнул Гонта, целясь в лейтенанта.
Иванко страшным усилием вытолкнул изо рта нажеванный кусок овчины и, резко мотнув головой, достал зубами кисть бандита. Вскрикнув от боли, Гонта разжал пальцы и выпустил парабеллум. Но в следующую минуту он сильным ударом оторвал Иванко от руки и упал под откос в траву, где с головой тонул человек.
– Фас! – приказал Гольцев собаке. Барс сразу вырвался вперед, бросился на поднимающегося бандита.
Тот отступил на шаг и вдруг, пригнувшись, сделал быстрый неожиданный выпад вперед. Сверкнуло отточенное лезвие финского ножа. Барс тихонько взвизгнул и затих.
Короткая автоматная очередь, выпущенная Крайковым, не достала Гонту, он скрылся в зарослях, и только треск ломаемых сучьев указывал направление, по которому он бежал.
Крайков приказал Гольцеву преследовать бандита, а сам склонился над мальчиком.
Иванко лежал неподвижно. Страшный удар в голову оглушил его.
Уловив слабое биение сердца в груди мальчика, Крайков освободил его от пут, поднял на руки. Вдали раздался выстрел, за ним – другой. "Гольцев бьет одиночными", – подумал Крайков и бережно опустил не приходящего в сознание мальчика в траву.

* * *

Огибая топи, Гольцев пересек ручей и выбежал к большому замшелому валуну. Выстрел! Пуля сорвала с пограничника фуражку. Это было предупреждением, что опасность близка. У бандита имелся второй пистолет. Валун служил выгодной позицией для него. Окруженный с трех сторон непроходимой трясиной, он преграждал собой единственную тропу, сооруженную еще партизанами Ковпака во время его рейда по Закарпатью.
Быстро темнело.
"Уйдет. Где же лейтенант?" – думал Гольцев, лежа за высокой кочкой.
Пограничник стал осторожно подползать к валуну. Выстрел! Пуля ушла в кочку рядом с головой. Нужно хитрить. Гольцев навесил на кочку изодранную пулей фуражку и пополз дальше. Очередной выстрел – фуражку словно ветром сдуло.
Забирая резко влево, пограничник обогнул валун и попал на край топи. Дальше ползти было опасно. Вода хлюпала и выдавала движение. Гольцев положил палец на спусковой крючок автомата, придерживая его раненой рукой, и встал. Он сразу увидел врага. Гонта лежал с левой стороны валуна, широко разбросав ноги, и смотрел в противоположную сторону.
"Нужно живьем", – подумал Гольцев и шагнул вперед. Вода предательски плеснула под ногой. Гонта вздрогнул, обернулся и встретился взглядом с пограничником, в замешательстве вскочил и бросился в заросли осоки.
– Сдавайся! – сказал Гольцев, целясь в ноги.
Гонта обернулся, в глазах его вспыхнула злоба.
– Сейчас... – прохрипел он и взмахнул правой рукой.
Гольцев успел выстрелить и упасть в топь. Метнулось короткое пламя. Осколки гранаты с шипением впились в набухшие влагой кочки.
Вынырнув из трясины, пограничник снова провалился в нее по пояс. Гонта уходил по тропе. Гольцев нащупал в тине автомат, вскинул к плечу и нажал на спуск. Раздалось глухое чавканье. Откуда-то сбоку прогремел выстрел, затем – второй.
Словно поскользнувшись, Гонта рухнул лицом вперед на тропу.
Из-за валуна показался Крайков.

* * *

След гонтовской овчарки уводил в горы. Прончихин приказал Шикунову передать в штаб отряда направление поиска и, тяжело ступая, посвечивая себе фонариком, прошел немного вперед по склону горы. Дальше скалы обрывались под прямым углом.
Собака Гонты выбирала короткий прямой путь.
"Натаскали пса, хоть в альпинисты записывай", – зло подумал сержант и стал разуваться. Он по опыту знал: босая нога не скользит на гладких покатых камнях.
Подошедший Шикунов передал приказ Хайдарова идти по следу и сообщил, что им в помощь выслана поисковая группа.
Прончихин подумал, что группа догонит его с Шикуновым не раньше, чем через три часа. А что случится за это время, не мог знать ни он, сержант Прончихин, ни майор Хайдаров.
Там, где оборвется след, станет на пути бункер с часовым, затаившимся в темноте ночи.
1 2 3 4