Ничего страшного, ничего плохого не могло случиться с ними. Они любили друг друга.
– Скажи что-нибудь.
Гейли откинула голову и улыбнулась лучезарной улыбкой, которая всегда очаровывала Брента.
– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Он снова прижал ее к себе:
– Я люблю тебя. Никогда и никакими словами не сумею объяснить, насколько крепко люблю. – Он немного отодвинулся и спросил: – Ты что-то купила?
Гейли замялась на долю секунды:
– Письменный стол. Тебе нравится?
– Отменный стол.
– Придется с ним повозиться.
– Непременно сейчас?
– Нет, я могу отложить.
– Ты не против немного попозировать? Всего какой-нибудь часик. Потом мы могли бы поехать куда-нибудь, чтобы не спеша пообедать. А затем – вернуться домой, навестить ванную и спальню. Что скажешь?
– Отлично. – Гейли улыбнулась мужу и удивилась, отчего ей не хочется показывать ему наброски. Проскользнув мимо Брента, она бросила: – Позволь быстренько сполоснуться. Я вся в паутине. Жди в студии.
Брент вышел из кухни следом, и Гейли вздохнула с облегчением. Странно. До сего дня у них не было секретов друг от друга. А теперь она почему-то скрывала от Брента старинные рисунки. Во всяком случае, Гейли не хотелось, чтобы он их увидел сейчас, и от этого она чувствовала себя немного не в своей тарелке.
К вечеру дикое происшествие минувшей ночи оказалось совершенно забытым. Позировать пришлось около получаса и в очень удобном положении – лежа на кушетке, задрапировавшись какой-то изумительной белой тканью. Когда Брент закончил работать, то поглядел на жену с таким робким видом, что она протянула руки и подбежала к нему. Ткань соскользнула, Брент крепко обнял Гейли и признался, что до сих пор побаивался прикасаться к ней. Они рассмеялись и принялись наперебой подтрунивать друг над другом. Не выходя из мастерской, они расположились на кушетке.
А потом, вместе приняв душ, поехали на долгую прогулку. В тихом маленьком городке они остановились возле придорожного кафе, чтобы заказать отменный ленч из свежезапеченного окорока, молодой кукурузы и картошки. Затем пили кофе из хрупкого китайского фарфора, а по дороге домой Брент притормозил возле коневодческой фермы. Они обсудили возможность покупки двух арабских кобыл, благо конюшня в усадьбе имелась. Наконец, супруги вернулись к себе. Вечер удался на славу и прошел потрясающе романтично: Брент разжег камин в спальне, они долго смотрели на языки пламени и разговаривали, обнявшись.
Через день, в воскресенье, Джефф пригласил всю компанию на волейбольный матч. Их команда выиграла, и друзья чудесно провели время. Вечером, когда разъехались по домам, Брент был так же нежен и ласков с Гейли, как вчера. Она вспомнила, что до сих пор не показала рисунки, и даже собиралась поделиться более интимной радостью, но решила все-таки подождать. Подробности страшной ночи уже стерлись в памяти. Но почва, на которой они заново строили отношения, еще была зыбкой, и Гейли слегка побаивалась, как бы что-нибудь не помешало вновь обретенной близости.
В среду после работы она, как всегда, поехала на прием к доктору Шафферу и провела у него пренеприятнейший час. Сначала она попыталась рассказать о странном поведении мужа, но поняла, что не сумеет объяснить этому старикашке произошедшее, смешалась, замямлила и закончила все извинениями. Шаффер спросил, не стоит ли пригласить на прием Брента.
Гейли была уверена, что стоит, но вспомнила, как муж отреагировал на предложение сходить к врачу. Его тогдашнее поведение и категорический отказ побывать у психиатра возмутили ее, но сегодня она была не готова обсуждать это с Шаффером.
В течение минувшей недели Брент вел себя более чем заботливо и внимательно. А однажды, вернувшись из очередной поездки за антиквариатом, она увидела мужа в вычищенном стойле, рядом с парой арабских кобыл, которыми они недавно вместе любовались. Мери предупредила, что не сможет ухаживать за лошадьми, Брент успокоил женщину, заявив о намерении взять конюха. Гейли погладила меньшую лошадку по загривку, сказав о нежелании доверять деточку чужому человеку. Однако Брент заверил жену, что она вряд ли откажется передоверить нескольким дюжим парням уборку навоза за этой деточкой.
Потом Мери пожелала им доброй ночи и уехала с мужем в Ричмонд, в гости к дочери. Брент с Гейли остались в конюшне вдвоем. Он обнял жену.
– Никогда не валялась на сене?
– Нет. Это удивительно, учитывая, что я так давно за тобой замужем.
Брент рассмеялся:
– Что ж, готовься к восторгам.
– Мне восторгаться в одиночестве или ты поможешь?
– Как хочешь. – Брент принес одеяло и расстелил поверх сена. Они со смехом повалились на мягкую подстилку. Аромат сухой травы был сладок и чист, в нем было что-то волнующее. Их обнаженные тела ласкал прохладный воздух, и они чувствовали себя настоящими распутниками.
Когда стемнело, Гейли не могла пошевелиться от усталости. «Что плохо в конюшне, – подумалось ей, – так это отсутствие охлажденных напитков и водопроводного крана».
– Придется перетащить сюда холодильник, – тихо промурлыкала она, поднялась и потянулась, огорченно вздохнув: чтобы дойти до дома, придется одеться. Конечно, поблизости никого не было, особенно теперь, когда Ричардсоны укатили в Ричмонд, однако почему-то Гейли казалось, что, как только она побежит голая от конюшни к дому, тут же на въезде в усадьбу покажется миллион автомобилей.
– Пойду-ка я…
– Никуда ты не пойдешь.
Гейли похолодела. Она узнала этот тон, потому что уже слышала его однажды. Без сомнения, это был голос Брента, и в то же время словно говорил кто-то другой.
Она мгновенно вскочила, судорожно придумывая, чем урезонить его, но мысли беспорядочно суетились в голове. Вот оно! Снова. Она хотела притвориться, будто ничего не происходит, но это уже началось, а Гейли не могла хоть как-то объяснить себе, что это такое.
– Я только хотела выпить воды…
– Нет! Ты отсюда не уйдешь. Не сегодня. – Брент вскочил на ноги, обхватил Гейли и потащил к окошку.
Она тяжко сглотнула, посмотрела ему в лицо, и их глаза встретились. Гейли ожидала увидеть в его взгляде ненависть, ощутить отвращение, которое Брент выказывал в прошлый раз, но ошиблась. В глазах Брента читались адовы муки и страдания, огонь страсти, но ничего – от грубой ненависти, ничего – от дьявола.
– Брент, – мягко сказала она, – я хочу пить…
– Нет! – с дикой мукой в голосе вскричал он и стремительно развернул Гейли, падая с ней на сено. Вскоре он уже был сверху и гладил ее волосы обеими руками и заглядывал ей в лицо. – Как ты могла пойти к нему, любовь моя? Лучше бы мне умереть тысячу раз подряд, разве ты не знала этого?
– Брент, прошу тебя…
– Разве не знала? Или тебе безразлично? Или соблазн слишком велик, или ты всегда была на их стороне?
– Брент…
– Нет! Ради Бога, я не хочу этого слышать! Они уже здесь, да? Значит, скоро они найдут нас и ты останешься с ними, когда меня… Ты была у него, когда меня трепала лихорадка. И заключила сделку… О Господи!.. Ты заключила с ними сделку…
– Брент… – Гейли попыталась вырваться, но он не отпускал и только горько покачал головой.
– Не сегодня, любовь моя, только не в эту ночь. Сегодня ты не убежишь. Ты запомнишь меня. Клянусь.
Он взял ее лицо руками, и слезы застлали ее взор.
– Брент, ну прошу тебя… Пожалуйста… Не надо так, о, только не так! Я не хочу…
Он поцеловал ее, неспешно и мягко. На сей раз он не причинял боли, но все равно Гейли страшно испугалась. Нет, в его голосе не было ненависти, он сам страдал, и причина страданий была в ней.
Брент поцеловал ее в лоб, взял в ладонь ее грудь и зашептал над ухом:
– Катрина, как ты могла предать меня? Боже, все эти годы, наша любовь… И обман, это предательство!
Слезы покатились из глаз Гейли. Она схватила его за запястье и попыталась отпихнуть от себя. Но у нее не хватало сил.
– Брент, я никакая не Катрина. Я ничего не понимаю. Я хочу…
– Ты не уйдешь от меня. Последний поцелуй, а в нем – смерть. Мы, любимая, встретим ее вместе. Ведь отсюда нет выхода, верно? Вокруг – охрана. Ты вышла за меня, поклялась любить, и если жизнь завтра кончится, то в эту ночь ты – моя. – Он убрал пряди волос с лица Гейли. Слезы текли по ее щекам, она отвернулась, уставившись сквозь дверной проем на луну.
Он был нежен и ласков, горяч и нетерпелив. Он не стремился обидеть ее, но Гейли ощущала, как смятение его неутешной души словно переливается в ее сердце. Он снова и снова шептал это странное имя: Катрина. Он бранил ее за какое-то предательство, называл потаскухой. Затем вновь ласкал, говоря, что любит и ни за что не отпустит. Никогда. До самой смерти.
А когда он наконец насытился, Гейли была совершенно опустошена, физически и духовно. Брент лишился чувств и провалился в сон, похожий на летаргию, от которого его невозможно было пробудить никакими силами. Однажды Гейли даже засомневалась, жив ли он, поскольку дыхание стало совсем слабым. Прикоснувшись к щекам мужа и обнаружив, что они влажны от слез, Гейли изумилась: «Какие же муки он переживал!..» И тихо всхлипнула.
Что с ними происходит?! Гейли прикусила губу и завернулась в одеяло. Потрясенная, она забралась в уголок сарая и долго смотрела на спящего мужа. Она растерялась, была совершенно сбита с толку… Не знала, что ей делать. Мир разваливался на куски, рассыпался на песчинки и, словно песок, утекал сквозь пальцы.
Ее миром был Брент.
Гейли опустила голову, и слезы закапали из глаз. Они текли помимо ее воли. Любовь – трудное испытание, они с Брентом в полной мере ощутили это. Наверное, ей следовало ожидать чего-нибудь плохого. Гейли успела убедиться, что жизнь нелегка и черные полосы чередуются в ней с белыми. Ведь совсем недавно они купались в водопаде небывалого счастья.
На востоке между тем мягко зарозовело небо. Должно быть, она все-таки задремала, потому что, открыв глаза, увидела Брента, который в изумлении смотрел на нее. Она сразу поняла, что перед ней снова ее муж.
– Гейли.
– Я здесь.
– У меня жуткая головная боль. Мы здесь заснули? Господи, у меня во рту какая-то трава.
Гейли скривила губы в горькой усмешке:
– Ты вновь ничего не помнишь?
– Не помню? Нет, ничего не помню. Наверное, я слишком рано отключился.
Эта головная боль… Необычайно сильная и мучительная. Брент подумал, что стоит обратиться к врачу, поскольку она похожа на приступы мигрени. Он сел, потянулся и почесался – сено накололо ему кожу, – поглядел на жену повнимательнее. Сердце его упало.
Во взгляде Гейли не было ярости и упрека, как неделю назад. Напротив, сейчас она выглядела больной и разбитой. Точно раненая олениха, изумленно смотрящая на человека, которому она полностью доверяла, а он пустил стрелу ей в сердце.
У Брента тяжко застучало в груди: его жена сидит напротив, в дальнем углу конюшни, накинув одеяло на плечи и жалко съежившись. Волосы спутанными прядями спускаются по обеим сторонам побледневшего лица, подобно ореолу невинности. И она смотрит на него глазами усталой, постаревшей женщины.
– Гейли. – Брент содрогнулся, прошептав ее имя и крепко зажмурив глаза. Что еще он наделал? Черт возьми, он ничего не помнит! Ему хотелось обнять ее, но он не посмел. – Гейли, что… Я ведь не обидел тебя, нет?
Она опустила ресницы и тихо произнесла:
– Нет. Ты меня не обижал. Но ты ничего не помнишь. Опять.
– Не понимаю…
– Не понимаешь, – устало повторила Гейли, – и не пытаешься?
– О чем ты? – приготовился защищаться Брент.
Она поднялась, уронив одеяло на пол. Как изумительно ложился ранний солнечный свет на ее тело, на округлости грудей и кончики сосков, на эти углубления, изгибы и на гладкую поверхность бедер!.. Брент почувствовал внезапный прилив возбуждения, но он понимал, что в его положении не время думать о сексе. Ему следовало подумать, как удержать жену.
– Гейли…
– Тебе надо к психиатру, Брент. Ты теряешь рассудок. Ты всю ночь называл меня Катриной, шептал, что я маленькая потаскушка и предательница, но продолжал признаваться в любви. – Гейли начала одеваться.
– Возможно, я спал…
– Это было поведение сумасшедшего, Брент.
– Гейли, черт побери, не могу я идти к психиатру! Гейли, подожди минутку, куда ты?
Она успела полностью одеться и зашагала к двери. Муж ухватил ее за запястье, но она холодным взглядом уставилась на его руку.
– Гейли, куда ты?
– В дом. Сварю кофе, приму душ. А потом, Брент, я уеду.
– Что?! – заорал он и словно тисками сдавил ее хрупкую руку. Он не верил своим ушам, но Гейли говорила совершенно серьезно. Она горько кивнула, глядя Бренту в глаза.
– Так не может продолжаться, милый. Я каждую минуту жду повторения этого кошмара. А тебе это безразлично. Тебе наплевать.
– Что ты говоришь? Как это наплевать? Я же люблю тебя! Господи, ты знаешь! Люблю больше всего на свете…
– Не считая своей гордости, Брент.
– Но… Я не понимаю, в чем провинился! Ты отлично знаешь, что я никогда нарочно не обижу тебя. Не могу я бороться с тем, чего не понимаю. Но буду стараться, клянусь. Я… Черт возьми, Гейли! Ведь брак – и в горе, и в радости! – воскликнул он, а через минуту добавил: – Я думал, что ты меня любишь.
– Брент! Я люблю, очень люблю! Тебе это известно.
– Тогда ты не оставишь меня!
– Но ты не собираешься пробовать!
– О чем ты?
– Показаться врачу. Я пошла, когда ты попросил, помнишь? – Гейли не стала дожидаться ответа. Она еще мгновение смотрела в лицо мужа, а потом развернулась и направилась к выходу. Брент смотрел ей вслед. Похоже, что она все решила.
Это не сон, жена уходит от него!
– Гейли!
Она находилась на полпути к дому, посередине лужайки, когда услышала оклик и обернулась. Брент бежал, совершенно голый, по открытому всем ветрам газону.
Она не удержалась от улыбки – так красив и грациозен он был, словно молодой олень. Он даже не подумал о наготе.
Задыхаясь от бега, Брент настиг жену и взял за плечи, но на сей раз Гейли не стала сопротивляться. Она по-прежнему улыбалась, хотя слезы готовы были перелиться через веки, а когда Брент прижал ее к груди, она испытала настоящее счастье от того, что явственно чувствовала его тепло и слышала быстрое сердцебиение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42